За что сажали в ссср
За что в Советском Союзе сажали в тюрьму: пять абсурдных поводов
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
За то, что в других странах (в Америке и Европе) считалось нормальным, советский человек мог угодить в тюрьму на приличный срок. После того, как Советский Союз распался, произошла и отмена этих статей. Сегодня все они воспринимаются, как абсолютный бред. Пять простых и совершенно невинных вещей для нашего времени могли стать причиной отсидки в течение нескольких лет в СССР.
1. Обучение карате
В 1981 году молодежь страны поголовно увлеклась карате. Именно тогда и появилась статья УК РСФСР. За обучение этому боевому японскому искусству предусматривалось лишение свободы сроком до пяти лет. Осужден по ней был один единственный человек – Валерий Гусев, известный тренер, обучающий подпольно в лесопарках своих учеников за отдельную плату. Судебный процесс был показательным выступлением.
Предполагается, что власти испугались предполагаемых последствий. Воспитанники таких спортивных секций, где культивируется преданность и почитание учителям, могут стать неконтролируемыми. А это организация банд на улицах, протесты и мятеж. Секции платного типа не приветствовались и по другой причине – учителя (тренера) получали источник нетрудового дохода. Есть информация и о том, что в Польше в 1981 году участниками забастовок «Солидарности» стали именно каратисты.
Действовал этот запрет недолго. Он был снят в 1989 г., в самом начале Перестройки.
2. Тунеядство
Каждый советский гражданин обязан был жить и работать на благо и развитие государства. Лодырей и лентяев, которые уклонялись от полезного общественного труда или жили на незаконные доходы, жестко наказывали по статье 209 УК РСФСР (лишение свободы).
В эту категорию входили не только алкоголики, но и приличные люди творческих профессий – музыканты, поэты, художники. Сюда же попадали и строители, работающие по шабашкам, садоводы и огородники, таксисты, работающие в частном порядке. При Андропове в магазинах и других общественных местах проводились настоящие облавы в рабочие часы с целью выявления таких бездельников.
Это интересно! Виктор Цой – кумир 80-х, популярный исполнитель, официально был трудоустроен в котельной. Так он мог обезопасить себя и то, чем он занимался.
Использовалась эта статья и применительно к тем, кто не был угоден с политической точки зрения. Именно по ней привлекался Иосиф Бродский (поэт). Только в 1991 году она была отменена.
3. Спекуляция
В СССР нетрудовым доходом считался главный принцип предпринимательской деятельности, рыночных отношений, который заключался в «купил дешево – продал дорого». Следовательно, его расценивали, как один из видов преступлений.
Мы помним, что в Советском Союзе тотальный дефицит был распространен на все группы товаров, начиная от продуктов питания и заканчивая одеждой, посудой, книгами, парфюмерией. Даже виниловые пластинки были в дефиците. Поэтому товары импортного производства были в цене и пользовались большим спросом. В связи с этим ряд граждан шли на риск. Пользуясь посредничеством дипломатов, командировочных, моряков, они понемногу приторговывали дефицитными товарами. Тем более, что население не прочь было платить вдвое больше. Главное, выделиться из общей массы. В наших универмагах подобные вещи достать было невозможно.
Несмотря на завуалированные встречи и конспирацию, фарцовщиков иногда отслеживали, задерживали и судили по статье 154 УК РСФСР. Мерой наказания было лишение свободы сроком до семи лет.
В особую зону риска попадали те, кто занимался валютными операциями. Даже те люди, у которых на руках оказывалась эта самая валюта, могли быть осуждены по ст. 88. За этот вид спекуляции можно было получить, как в случае с делом Рокотова, высшую меру. Таким способом СССР боролся с проститутками в Интуристах, скупщиками товаров у иностранцев, стилягами.
Отмена наказания за спекуляцию произошла в 1991 г., а легализация валютных операций еще спустя три года – в 1994-м.
4. Однополая любовь
Начиная с 1930-х годов, в Уголовном кодексе СССР действовала статья 121. Согласно ей, сторонники однополых отношений наказывались лишением свободы на срок до пяти лет. Осуждались по ней исключительно мужчины. Женщины нетрадиционной ориентации направлялись в психиатрические больницы на принудительное лечение.
По этой статье в 70-х годах ежегодно судили свыше 1000 человек. В большинстве своем это были знаменитые представители творческих профессий – пианисты, певцы, режиссеры. Чтобы избежать преследования на родине, многие спасались бегством на Запад.
Бывали случаи, когда по статье судили диссидентов, не согласных с политическими убеждениями и догмами. Одним из наиболее знаменитых можно назвать Сергея Параджанова. Более того, в КГБ велись списки представителей нетрадиционной ориентации. Информация использовалась для шантажа людей. В милиции тоже поддерживались, правда негласно, бандитские нападения на «голубых».
Тем не менее, в большей части социалистических стран, например, в Чехословакии и Польше, подобные отношения не входили в разряд преступных. Только в 1993 году эта статья Уголовного кодекса РФ была отменена.
5. Просмотр фильмов для взрослых
В Советском Союзе в самом начале восьмидесятых появились видеомагнитофоны, а также продукты зарубежной киноиндустрии на видеокассетах. Но смотреть разрешалось далеко не все фильмы. За нарушение обычный человек мог попасть за решетку на три года (ст. 228 УК РСФСР). Эксперты СССР признали картины «Горячая жевательная резинка», «Греческая смоковница», «Ночной портье» похабными и запретили их просмотр. Считалось, что они разлагают молодежь.
Многие помнят ночные рейды, устраиваемые по ночам сотрудниками милиции в тандеме с дружинниками. Группы со списком запрещенных видеопродуктов выявляли в каком доме и квартире мерцает голубой огонек ночью, отключали электроэнергию в подъезде на щите и вламывались в помещение. Цель – изъять кассету, застрявшую в видеомагнитофоне. Это была прямая улика.
Тысячи учителей, гинекологов, инженеров, ветеранов ВОВ понесли наказание за такие просмотры к середине восьмидесятых годов. В 1988-ом статью применять перестали. Но самое интересное, что тогда, как «Крестный отец» стал демонстрироваться в кинотеатрах, были и те, кто продолжал сидеть за решеткой за просмотр этого фильма.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
За что в СССР попадали в тюрьму: Самогоноварение, однополая любовь и другие правонарушения из советского Уголовного кодекса
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Спекуляция, вызванная вечным дефицитом
В СССР существовал дефицит. Не хватало красивой импортной одежды, интересных книг, качественной посуды, виниловых пластинок, бытовой техники и даже некоторых продуктов питания. Людям приходилось покупать товары с рук или заводить полезные знакомства в торговых сетях. Конечно, платить приходилось больше, чем в магазине. Спекуляция процветала. Чаще всего это были люди, у которых существовала возможность купить дефицитный товар и реализовать его с некоторым «наваром». Сегодня это считается обычной рыночной схемой, а в советские времена называлось спекуляцией и строго каралось. За такое деяние хваткий торговец мог получить до семи лет лишения свободы с конфискацией имущества, что было указано в статье 154 УК РСФСР. Тем не менее, советские граждане всё равно искали спекулянтов и добровольно покупали у них всё, что было нужно.
Мужеложство, которое можно было приписать кому угодно
В начале тридцатых годов нарком внутренних дел СССР Генрих Ягода сделал доклад Сталину, где приравнял нетрадиционную сексуальную ориентацию к контрреволюции. Он утверждал, что существующие нелегальные клубы для мужеложцев – настоящая клоака, центры, где советскую молодежь сбивали с истинного пути, внушали антисоветские идеи. Во всем этих грехах были обвинены представители сексуальных меньшинств, которые получили «почетное» звание одних из самых опасных врагов советского строя. Вскоре в Советском уголовном кодексе появилась статья за мужеложство. Самое ужасное было в том, что и применить её можно было к любому неугодному власти человеку, поскольку тема тонкая, доказать практически ничего невозможно, как и опровергнуть. Совершивших это странное преступление мог ждать тюремный срок до пяти лет, как было прописано в статье 121 УК РСФСР.
Тунеядство, от которого Цой сбежал в котельную
Сегодня, когда в стране достаточно высок уровень безработицы и устроиться на хорошее место очень сложно, кажется странным, что в Советском Союзе существовала статья о тунеядстве. Нередко к этой категории относили активных и талантливых людей, которые желали работать на самих себя, а не на государство. Им грозил срок до четырех лет лишения свободы по статье 209 УК РСФСР.
Конечно, в тюрьму сажали не сразу, первый раз тунеядца штрафовали, потом он мог попасть на исправительные работы, а вот если он становился «злостным уклонистом от общественно-полезного труда», то маячила тюрьма. Среди так называемых тунеядцев, которых сегодня знает вся страна, можно назвать Иосифа Бродского и Виктора Цоя. Последний стал работать кочегаром в котельной не потому, что обожал кидать уголь, а для того, чтобы заниматься тем делом, которое считал главным в своей жизни. Теперь песни группы «Кино» известны всем, и никого не удивляет, что их автор официально числился кочегаром.
Самогоноварение: домашний алкоголь для себя и на продажу
В России особое отношение к алкогольным напиткам. Уже много веков их употребляют и, скорее всего, будут употреблять всегда. К счастью, в современном мире развивается культура пития, но всё равно пьянство – настоящий бич общества. В Советском Союзе горячительные напитки в разные периоды купить было не так уж и просто. Такого разнообразия, как сегодня, не было, порой за алкоголем выстраивалась очередь, а когда началась борьба за трезвость под руководством Горбачева, алкоголь стал настоящим дефицитом. Люди спасались тем, что варили самогон. Причём гнали его из самых разных основ.
Некоторые делали это для себя, просто чтобы пить дома, а некоторые торговали домашним алкоголем, который часто имел плохое качество. Если представители государственных органов находили в квартире самогонный аппарат, то можно было попасть на полгода строительных работ или на крупный штраф. В том случае если самодельный алкоголь нелегально продавали, то предпринимателю грозило лишение свободы до трех лет по статье 158 УК РСФСР.
Нищих у нас нет
По утверждениям советских средства массовой информации, в СССР не существовало нищих людей. Некоторые наивно полагали, что нищий, который просит милостыню на улице, просто не хочет устраиваться на работу. Самое смешное, что сегодня очень часто так и есть – для многих попрошаек это и есть самая настоящая работа, которая, кстати, приносит неплохой доход. В советское время, когда, согласно советской идеологии, трудящиеся жили прекрасно, вкусно ели и имели хорошее жильё, это могло быть вовсе не так. Особенно после Великой Отечественной войны, когда страна была разрушена, миллионы людей потеряли жилье, близких людей, остались инвалидами без средств к существованию.
Нищие, которые просили подаяние, могли получить тюремный срок до двух лет лишения свободы (если после нескольких предупреждений они продолжали этим заниматься). Бывали случаи, когда нищие направлялись на исправительные работы, длящиеся от полугода до года. Как и к тунеядцам применялась 209 статья УК РСФСР.
К сожалению, некоторые герои, которых чествовала советская власть, не всегда выдерживали почестей. Иногда они банально скатывались, становясь уголовниками. Как Петр Клыпа, самый юный защитник Брестской крепости.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Самые абсурдные законы СССР, из-за которых можно было стать уголовником
СТАТЬЯ: 209 УК РСФСР
Фото: globallookpress.com
Нищих и обездоленных в СССР категорически не должно было быть. Наличие на улицах городов маргиналов противоречило самой сути советской идеологии, согласно которой все люди, без остатка отдающие себя труду, гарантированно будут иметь кусок хлеба и крышу над головой. В обществе царила полная уверенность в том, что все нищие, которые стоят с протянутой рукой, просто не желают трудиться и приносить пользу обществу.
КТО ПОДПАДАЛ: В реальности, разумеется, всё было иначе. Великая Отечественная война, которая принесла в нашу страну горе и разруху, оставила миллионы людей без жилья, родных и вообще каких-либо средств к существованию. Лишившиеся на войне здоровья люди не могли полноценно работать.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: Тем, кто просил на улице милостыню, грозило до двух лет лишения свободы (после нескольких предупреждений). Иногда нищих отправляли на исправительные работы на срок от шести месяцев до года.
СТАТЬЯ: 158 УК РСФСР
Фото: pixabay.com
КТО ПОДПАДАЛ: Самогон варили в Советском Союзе во многих домах — в разные годы алкоголь было непросто купить в магазинах, поэтому даже в небольших квартирах в высотках люди умудрялись гнать зелье из всего, что попадалось под руку. Кто-то занимался этим, чтобы обеспечить себя крепким напитком, ну а кто-то был самым настоящим бутлегером и продавал пьянящую жидкость (часто сомнительного качества) другим людям.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: За найденный в доме или квартире самогонный аппарат можно было получить наказание в виде полугода исправительных работ (в этом случае самогонщиков могли просто оштрафовать на довольно крупную сумму). С продажей алкоголя всё было серьёзнее. Тех, кто занимался реализацией спиртного, произведённого кустарным способом, вполне могли посадить на три года.
СТАТЬЯ: 69 УК РСФСР
Фото: globallookpress.com
КТО ПОДПАДАЛ: Вредителями в русском языке обычно называют насекомых, которые представляют большую угрозу для сельского хозяйства. В СССР так ещё называли людей, которые сознательно (но чаще всего, конечно, без злого умысла) наносили вред всему, что составляло основу советского государства. Тот, кто ненароком сболтнул чего-нибудь личного, дал оценку происходящему или случайно сломал что-нибудь на работе, сразу попадал под эту статью.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: «Вредитель» мог получить нереальный срок — до 15-ти лет заключения.
СТАТЬЯ: 209 УК РФ
Фото: Фотохроника ТАСС
КТО ПОДПАДАЛ: Среди известных советских тунеядцев значатся поэт Иосиф Бродский, актёр Николай Годовиков и музыкант Виктор Цой, который устроился кочегаром в котельную только для того, чтобы продолжать беспрепятственно заниматься своим любимым делом.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: «Профессиональных лентяев», а на самом деле просто предприимчивых, талантливых и умных людей, которые пытались организовать собственное дело и не желали работать на государство, могли упрятать за решётку на срок до четырёх лет. Поначалу тунеядцев штрафовали, потом штрафовали или отправляли на исправительные работы. Тюрьма грозила только злостным уклонистам от «общественно-полезного труда».
СТАТЬЯ: 154 УК РСФСР
Фото: Власов Олег/Фотохроника ТАСС
Импортная одежда, виниловые пластинки, книги, посуда и даже продукты питания — всего этого не хватало тогда нашим соотечественников. За дефицитные товары любой был готов выложить чуть больше их рыночной цены. Такой расклад устраивал всех, но только не власть.
КТО ПОДПАДАЛ: Спекулянт в Советском Союзе был одним из самых главных «врагов общества», но, по сути, все ругали и ненавидели обычных торговцев, которые где-то покупали товар и чаще всего самостоятельно (рискуя собственной свободой) его реализовывали, немного накручивая цену. Классическая рыночная схема. Большинство людей занимались этим исключительно чтобы хоть как-то свести концы с концами. Покупателей тоже всегда хватало. Во времена тотального дефицита спекулянты предлагали людям вещи, которые в магазинах было просто не достать.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: Максимальное наказание, которое грозило спекулянту — семь лет лишения свободы с конфискацией имущества.
СТАТЬЯ: 121 УК РСФСР
Генрих Ягода Фото: wikipedia.org
КТО ПОДПАДАЛ: При помощи этой статьи можно было избавиться практически от любого неугодного человека. Несколько десятков власть имущих были отправлены за решётку именно по обвинению в мужеложстве.
ЧЕМ КАРАЛОСЬ: Виновных в данном «преступлении» сажали в тюрьму на срок до пяти лет.
Мыслепреступление
За что сажали в позднем СССР. Часть III
451 по Фаренгейту: рукописи и книги
Всю советскую историю в стране шла тотальная война против книг. Цензура была таким же атрибутом власти, как и партийный кумач на каждом столбе. Первый советский Index Librorum Prohibitorum был создан в конце 1920-х годов — к работе над ним приложила руку Надежда Крупская, служившая в то время в Народном комиссариате просвещения. Тот список был весьма обширен и кроме антимарксистских книг, чье место в списке было как бы «зарезервировано», включал в себя также сочинения Платона, Декарта, Шопенгауэра. Не была обойдена вниманием и художественная литература: под запрет попали Данте («Божественная комедия»), Толстой, Достоевский, даже Дюма-отец и Жюль Верн. (В романах Жюля Верна бдительный партийный глаз усмотрел «пропаганду колониализма».)
Этот индекс стал и последним. В 1930-е годы цензорам никак не удавалось угнаться за чекистами, чьими стараниями вышедшая еще вчера книга наутро оказывалась «контрреволюционной», а сам автор уже давал показания о том, что с детства был японско-польским шпионом. В конце 1950-х нижестоящие прокуроры сами просили начальство как-то разобраться с тем, что считать криминальной литературой, — Генпрокурор им отказал.
Поэтому любой процесс над читателями книг был юридическим абсурдом. Человека обвиняли в хранении книг, чей «антисоветский» характер устанавливался постфактум — в результате экспертизы, проведенной уже после ареста, в ходе следствия.
Среди других стихов Ахматовой, Волошина, Мандельштама «Реквием» инкриминировался и о. Павлу Адельгейму в Узбекистане. Видимо, испытывая некое благоговение перед именами великих, тамошний КГБ не стал их впутывать в дело, а приписал авторство всех стихов самому о. Павлу (1969 год).
Однако сами чекисты юридических трудностей не испытывали и что при Сталине, что позднее конфисковывали книги в промышленных объемах. Впрочем, масштабы все же изменились: если при Сталине книги уничтожались десятками тысяч, то позднее счет пошел «всего лишь» на килограммы. В 1978 году при обыске в Красноярске у недавно скончавшегося председателя красноярского общества «Мемориал» Владимира Сиротинина изъяли более 50 килограммов литературы (так и записано в протоколе; как истинные потомки Шарикова, красноярские чекисты измеряли книги «по весу»).
Война шла не только против книг, но и против рукописей. Рукописи изымались и уничтожались всюду, независимо от языка, на котором были написаны, и статуса автора: и у зека в тюрьме, и у сотрудника партийного издательства — как у редактора издательства «Прогресс» Лена Карпинского, занимавшего до того серьезный пост секретаря ЦК комсомола. У Карпинского обыскали стол прямо в кабинете, изъяли рукописи — а потом исключили автора из партии, заодно и уволили.
Рукописи изымали независимо от объема — и трактат в 400 страниц (как у украинского философа Юрия Бадзьо), и четыре странички ученической тетради, изъятые у медсестры из Ивано-Франковска Л. Настусенко (1969 год); равно независимо от тематики — было ли то философское эссе, или роман, или несколько стихотворений.
Стихотворения как раз были весьма криминальными. В отношении поэзии в СССР действовал принцип, довольно точно сформулированный еще Осипом Мандельштамом: «Поэзию уважают только у нас — за нее убивают». Мандельштам сказал это еще в 1930-е годы, за несколько лет до того, как убили его, но это оставалось справедливым и вплоть до 1985 года — когда в лагере погиб заключенный туда за стихи украинский поэт Василь Стус.
Поэта Анатолия Лупыниса арестовали в 1971 году за чтение своих стихов у памятника Тарасу Шевченко в Киеве и отправили в психиатрическую тюрьму — на 12 лет. Он еще сидел, когда в 1981 году в лагерь поехал киевский журналист Олесь Шевченко — за то, что давал читать стихи Лупыниса своим знакомым.
На Украине небезопасно было писать стихи и на русском. Ирине Ратушинской на суде в Киеве инкриминировались пять «документов в стихотворной форме» — как называет их приговор. Он гласит:
Эта юридическая рецензия написана не о политической декларации, а о следующем стихотворении Ратушинской:
На родине Пушкина, в России, поэзию традиционно «уважали» не меньше. В 1969 году тридцатилетний поэт Анатолий Бергер, написавший цикл стихов антисталинской направленности, был арестован и приговорен к четырем годам лагерей и двум годам ссылки — тело Сталина к тому времени уже 16 лет как было забальзамировано, но дело его оставалось «живее всех живых». Член Московской Хельсинкской группы Виктор Некипелов получил за стихи два срока: первый приговор инкриминировал ему восемь стихотворений, второй — семь [9] (из лагеря Некипелов вышел уже смертельно больным).
Талантливый поэт-самородок Валентин Соколов за свои стихи просидел почти всю жизнь. Впервые он был арестован в 19 лет, во время службы в армии (в 1946 году), с тех пор редко выходил на свободу, а в 1977 году за стихи же попал под статью 190-1 УК («распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй»). На этот раз Соколова отправили в Днепропетровскую психтюрьму, откуда лишь за два месяца до смерти перевели в обычную психиатрическую больницу — свободы он так и не увидел (1982 год).
Колыбель русской поэзии — Санкт-Петербург/Ленинград — прославилась не только своей литературной школой, но также и репрессиями против поэтов. О ссылке Иосифа Бродского достаточно хорошо известно; гораздо менее известно о том, что еще до того, как его сослали, Бродский был принудительно госпитализирован в психбольницу — где пробыл три недели и где написал поэму «Горбунов и Горчаков», действие которой происходит, естественно, в сумасшедшем доме. И только после выписки оттуда Бродский побрел
…с допроса на допрос по коридору
В ту дальнюю страну, где больше нет
Ни января, ни февраля, ни марта.
Не нужно было быть великим поэтом, чтобы привлечь к себе внимание Министерства любви. Скромный ленинградский фармацевт, писавший на досуге стихи, Борис Миркин получил три года — за три стихотворения (1981 год).
Надо признать, что поэтические вкусы советских о’брайенов вообще были довольно невзыскательными — им соответствовали и эстетская утонченность Бродского, и плясовой ритм народных частушек. Совершенно комичным было дело 1972 года по обвинению группы православных из Владимира в распространении стихов. В центре группы стоял, по-видимому, харизматический персонаж — некто Алексей Котов, сидевший по политическим статьям с небольшими перерывами начиная еще с 1930-х годов. Освободившись в 1971 году, он собрал вокруг себя кружок уже немолодых верующих женщин, для которых писал корявые и малограмотные стишки вроде этого:
Жизнь унылая настала
лучше братья умереть
что вокруг нас происходит
тяжело на то смотреть.
При царе жилось спокойно
как единая семья
жизнь текла так тихо, стройно
а советска как свинья
За «советска как свинья» Котова отправили в Сычевскую психтюрьму, а женщин осудили на далеко не комичные сроки — по 7–10 лет лагерей.
Однако более остальных жанров деятели Министерства любви «уважали» все же художественную и мемуарную прозу. Все 70-е — 80-е годы они регулярно «прочесывали» квартиры бывших узников сталинских лагерей, конфискуя рукописи их мемуаров. Изъяли замечательные воспоминания бывшей эсерки Екатерины Олицкой, сидевшей с 1920-х годов, — к счастью, одна копия сохранилась и была опубликована на Западе. Изъяли архив писателя Георгия Демидова, писавшего рассказы и повести о лагерной жизни на Колыме, где Демидов провел 15 лет в заключении (впервые его произведения были опубликованы уже посмертно, в перестройку). Писателя Павла Негретова, отсидевшего 10 лет в одной из «столиц» сталинского ГУЛАГа — Воркуте, обыскали и арестовали в 1986 году — за книгу воспоминаний «Все дороги ведут на Воркуту». Не начнись перестройка, Негретов смог бы убедиться, что все дороги, как и раньше, ведут на Воркуту, — но повезло, и его вскоре выпустили.
Полковник в отставке Петр Себелев написал военные мемуары под заголовком «Битва народов». Видимо, мемуары были написаны достаточно честно — об этом можно судить по тому, что рукопись конфисковали, а Себелева отправили в Ленинградскую психиатрическую тюрьму. К 1975 году он восстановил рукопись — и снова попал в психиатрическую больницу.
Это было очень характерной особенностью мыслепреступления, проявлявшегося в литературных текстах: рукопись могла годами циркулировать по стране и даже неоднократно изыматься Министерством любви — без всякой «критики» по отношению к автору с его стороны. Однако стоило только ей попасть за рубеж и быть там опубликованной — с точностью до последней запятой, — как она превращалась в «вещественное доказательство», а автор — в арестанта.
Рукопись трилогии писателя Феликса Светова «Последние разговоры» три года ходила по рукам в литературных кругах Москвы. В 1984 году одна ее часть была опубликована в парижском литературном журнале «Синтаксис» — и очень скоро Светов оказался в тюрьме (арестовали его в день рождения внука — но о том, что родился мальчик, Светов узнал только через много месяцев).
В 1980 году семеро молодых московских писателей [14] составили сборник своих произведений, названный ими «Каталог», — с расчетом опубликовать его на Западе. Пронюхав об этом, Министерство любви молниеносно провело серию обысков с целью извлечь все копии альманаха. К счастью для русской литературы, одной из них удалось проскользнуть через ячейки сети и добраться до США — что критиков из Министерства любви взбесило не на шутку. Они не могли оставить это без последствий — и подобно тому, как стая волков безошибочно выхватывает из стада самого слабого оленя, из семерых выбрали одного и арестовали — писателя и режиссера Евгения Козловского. Отсидев полгода в тюрьме, Козловский сломался (что, собственно, неудивительно, если учесть, что чекисты имели дело все же с писателем, а не с революционером) — написал «покаяние» в газету и был выпущен.
В Москве критики временами пытались спародировать юридически правильное следствие и доказать тождественность автора и его героев. Мыслепреступление писателя Льва Тимофеева расследовал один из асов политического следствия — подполковник Губинский, отправивший за решетку не одного диссидента. Он доказывал тождественность мыслей героя пьесы Тимофеева «Моление о чаше» с мыслями автора методом нехитрого силлогизма. Герой пьесы имеет двух дочерей и собаку, а также энциклопедический словарь. У Тимофеева тоже есть две дочери, собака и энциклопедия. Ergo — Тимофеев и есть герой, ergo — несет полную уголовную ответственность за все, сказанное героем.
Если бы кто-то удосужился составить своего рода bestseller list криминальных книг, то его верхние места (соответствующие и максимальной криминальности), безусловно, заняли бы книги Александра Солженицына — «Раковый корпус», «В круге первом», «Красное колесо», «Архипелаг ГУЛАГ». Не только книги — любой текст, на котором стояла фамилия Солженицын, подлежал конфискации, а его владелец автоматически становился мыслепреступником. (И не только текст: при обысках изымались также фотографии Солженицына — слава богу, за них хотя бы не давали срок.)
С «запрещенными к распространению в СССР» книгами велась война — повторявшая почти в точности описанное Рэем Брэдбери в «Fahrenheit 451». Их изымали из публичных библиотек, потом книги сжигали — нередко библиотекари были вынуждены чуть ли не со слезами на глазах сжигать книги собственноручно.
«Запрещенные к распространению» книги еще не были криминальными, но внутри этой категории, как в матрешке, находилась и более узкая категория «книг антисоветских». Пусть «Индекса антисоветских книг» и не существовало, но чисто эмпирическим путем его можно легко составить. Это будет весьма достойный список книг, целый пласт культуры — от знакомства с которым пожарные из Министерства литературы и пытались оградить советских граждан.
В первую очередь, это будут произведения писателей-диссидентов — того же Солженицына, Андрея Сахарова, Андрея Амальрика, Александра Зиновьева. За ними следуют русские философы-эмигранты — Николай Бердяев, Сергей Булгаков и Иван Ильин — тот самый Ильин, который считается ныне любимым философом президента.
Аналогичная случаю Булгакова непоследовательность проявлялась и в отношении к стихам Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама: некоторые их стихи публиковались многотысячными тиражами — но за другие сажали.
В дополнение к «антисоветским» стихам «антисоветской» была и книга эссе Мандельштама «Четвертая проза». Воспоминания о Мандельштаме Надежды Яковлевны также были «антисоветскими». Среди криминального жанра были широко представлены мемуары. Воспоминания Ивана Бунина о Гражданской войне «Окаянные дни» инкриминировались ленинградцу Владимиру Сытинскому (1984 год) и ереванскому филологу Роберту Папаяну (1983 год). Приговор Папаяну и его подельнику, геологу Георгию Хомизури, вообще похож на краткий who is who in literature — он перечисляет работы пяти нобелевских лауреатов.
Пожарные бригады охотились и за воспоминаниями дочери Сталина Светланы Аллилуевой, а также лагерными мемуарами диссидентов — Анатолия Марченко, Владимира Буковского, украинского писателя Михайло Осадчего.
Среди добычи пожарных часто попадалась и зарубежная литература. Сажали читателей нобелевской речи Альбера Камю, криминальным считалось эссе Эжена Ионеско. Роман «Слепящая тьма» Артура Кестлера постоянно был на верхних местах в списке криминальных бестселлеров. Олесю Сергиенко в 1972 году инкриминировалось всего несколько выписок из этой книги (Львов, Украина).
Особое место занимали зарубежные исторические и политологические труды. Инженер из Мурманской области Валерий Белокопытов получил срок за перевод эссе Арнольда Тойнби. Абсолютно криминальными были сочинения Ричарда Пайпса — до такой степени, что даже встреча с живым Пайпсом инкриминировалась Натану Щаранскому, — а также классический труд Леонарда Шапиро «КПСС» и не менее классический «КГБ» Джона Баррона. С антикоммунистами мирно соседствовал марксистский «Бухарин» Стивена Коэна — в хранении этой книги обвинялся Кирилл Попов (Москва, 1985 год): чекисты умели пробуждать мечтателей о мифическом «социализме с человеческим лицом» от приятных снов.
К сожалению, гораздо менее известна деятельность Министерства любви в области науки. Оно следило за содержанием исторических, экономических, философских и социологических работ — с неприятно неизбежными последствиями для их авторов. Исторические интересы ученых в штатском были очень широки — и простирались от советских времен в глубь веков: за исследование «Причины войны Хмельницкого с поляками» был арестован украинский философ Василь Лисовый. Работа Лисового «Схема русской истории» также удостоилась внимания министерства. (По совокупности исследования Лисового потянули на семь лет лагерей и три ссылки.)
За статистические исследования можно было столь же легко получить срок, как и за исторические. В 1980 году на три года был осужден Иосиф Дядькин, который сделал два исследования численности населения СССР в 1920-е — 1950-е годы: они определяли численность людей, погибших от голода и террора только в довоенные годы, примерно в 10 миллионов человек. За копирование самиздатовской статьи «Сравнение жизненного уровня трудящихся России, СССР и капиталистических стран (статистические сведения)» получил срок рижский инженер Федор Коровин (1974 год).
Не осталась без внимания и теология. Сборник религиозных эссе «Человек без Бога» инкриминировался литовцу Владасу Лапенису (1985 год), популярная в православных кругах книга «О нашем уповании» о. Дмитрия Дудко стала причиной ареста самого Дудко и еще многих ее читателей (1980 год). В 1972 году 77-летний крымчанин А. Бородин написал (видимо, в подражание Исааку Ньютону) свое «Толкование Откровения Божия Иоанна Богослова» — и оказался в тюрьме.
Сложные отношения у Министерства любви складывались с еврейскими книгами. При обысках, как правило, изымались все книги на иврите, позднее Тора и молитвенники возвращались, остальные — включая учебники иврита — оставались в министерстве. За некоторые книги стандартно давали срок. Одной из таких суперкриминальных книг был классический «Exodus» Леона Юриса — пусть в нем и описывались события в Палестине.
Объектом забот деятелей Министерства любви были не только гуманитарные науки — массу хлопот им доставлял научный прогресс в целом. В 60-е — 70-е годы им приходилось в основном иметь дело с машинописными текстами и книгами, отпечатанными в подпольных типографиях на ротапринте; в конце 70-х стали все чаще попадаться книги, скопированные на ксероксе. Тогда же на ангсоц обрушилась новая напасть — видеомагнитофоны. В Советском Союзе они не производились, импортные в магазинах не продавались, на черном рынке они стоили бешеных денег — еще во время перестройки видеомагнитофон легко менялся на автомобиль. Вскоре после того, как видеомагнитофоны стали появляться в СССР, на всем его пространстве развернулась борьба с ними — вернее, с их владельцами.
Все сказанное рисует пейзаж, который удивительно напоминает существовавший и при Сталине. Что вызывает когнитивный диссонанс, ибо степень свободы в позднесоветском социуме, безусловно, была несравненно выше, и это чувствовал каждый. Главное, что количество репрессированных было ниже на порядки.
Однако со статистикой не все так просто. С начала 1960-х годов чекисты старались использовать против диссидентов, в первую очередь, статьи из чисто уголовного набора кодекса. При той ригористичности норм, когда преступлением считался шаг вправо или шаг влево, это вполне удавалось. Та же статистика показывает, что на каждого человека, осужденного по политической статье, приходились двое, которые ехали в лагеря по статьям уголовным. И не по трем-четырем: исследование показало, что против диссидентов использовались ни много ни мало 44 статьи Уголовного кодекса.
Ну а когда зацепиться было совсем не за что, то КГБ устраивал провокации и легким движением руки обращал политических противников в «уголовников». Так стали «насильниками» Вячеслав Черновол и Микола Горбаль, «хулиганами» — киевские отказники Александр Фельдман и Владимир Кислик, «наркоманами» — учитель Ярослав Лесив и ленинградский литературовед Константин Азадовский.
Репрессии маскировались и обильными «поставками» диссидентов в психиатрические больницы — в административном порядке, без всяких уголовных дел. Количество госпитализированных каждый год измерялось тысячами.
Еще ближе к каждому стояла угроза внесудебных репрессий, маскируемых под «профилактику»: увольнения с работы, исключения из вуза, лишения прописки.
Общество по-прежнему двигалось «инерцией страха», и за исключением оазисов столиц в стране все еще старались разговаривать «с оглядкой». При всем интересе к самиздату многие даже боялись трогать его руками.
Вектор инерции был сломлен только тогда, когда подули первые ветры гласности. Они развеяли душную атмосферу опасности, и окончательно все изменилось только после горбачевской амнистии и освобождения политзаключенных.
[2] Хроника текущих событий. Выпуск № 26. 1972.
[3] Вести из СССР. № 7/8. 1984.
[4] Вести из СССР. № 3. 1983.
[5] Приговоры по политическим делам в СССР. — М.: 1991. Выпуск № 1.
[6] Вести из СССР. № 3. 1980 (приговор — шесть лет лагеря и пять ссылки).
[7] Вести из СССР. № 23/24. 1983 (приговор — четыре года лагеря и два ссылки).
[8] Вести из СССР. № 6. 1983.
[9] Хроника текущих событий. Выпуск № 32. 1972. Хроника текущих событий. Выпуск № 57. 1980.
[10] Цит. по: Валентин Соколов. Глоток озона. — М.: 1994. С. 74.
[11] Вести из СССР. № 19/20. 1984 (приговор — три с половиной года лагеря и два ссылки).
[12] Вести из СССР. № 20/21. 1982. Вести из СССР. № 5. 1983.
[13] Вести из СССР. № 10. 1983 (приговор — десять лет лагеря и пять ссылки).
[14] Филипп Берман, Николай Климонтович, Евгений Козловский, Владимир Кормер, Евгений Попов, Дмитрий Александрович Пригов и Евгений Харитонов — первооткрыватель гомосексуальной темы в новой русской литературе.
[15] Вести из СССР. № 6. 1984.
[16] Характерный пример: через месяц после смерти писателя-фантаста Ивана Ефремова (1972 год) у него дома был проведен обыск. Среди прочего была изъята «книга на иностранном языке с суперобложкой, на которой изображена Африка и отпечатано: “Африкан экологие хомон эволюшн” и другие слова».
[17] Изъятый при обыске «Новый журнал» инкриминировался мне также и за опубликованную там пьесу Булгакова «Багровый остров».
[18] Вести из СССР. № 9. 1986.
[19] Хроника текущих событий. Выпуск № 63. 1981.
[20] Вести из СССР. № 7. 1987.
[21] Вести из СССР. № 6. 1983. Вести из СССР. № 6. 1984.
[22] Вести из СССР. № 11/12. 1985.
[23] Экспертиза обнаружила в «Rocky» «элементы расизма, садизм, нагнетание массового психоза». Цит. по: Семен Ария. Жизнь адвоката. — М.: 2010. С. 166.
[24] Хроника текущих событий. Выпуск № 10. 1969.
[25] Хроника текущих событий. Выпуск № 58. 1980.