Запричастный стих на литургии что это
Благовестие
После молитвы «Отче наш» на Литургии хор поет причастный стих, текст которого меняется в зависимости от дня седмицы и праздника. К сожалению, не все прихожане знают, что во время пения причастного стиха происходит очень важное действо Божественной Литургии – причащение священников. Таким образом, в этот момент совершается таинство Евхаристии, которое состоит из двух частей: преложения даров (хлеба и вина) в Тело и Кровь Христовы и причастия верующих. Для невоцерковленного человека кажется, что служба закончилась и можно позволить себе побеседовать с другими прихожанами, походить по храму и приложиться к иконам или поставить свечи. На самом деле, верующий человек должен понимать важность этих нескольких минут и быть максимально сосредоточенным на молитве, подготовке к причастию или не мешать тем, кто к причастию готовится. Правильно будет оставаться на том же месте, где молились всю Литургию. Если с вами в храм пришел ваш ребенок, следует объяснить ему, что ходить (тем более бегать), разговаривать в этот момент в храме нельзя.
Таинство причащения в современной практике совершается в два приема: сначала причащаются священнослужители в алтаре, потом миряне вне алтаря, у амвона. Во время причащения священнослужителей (за исключением пасхальной седмицы) царские врата и завеса закрыты. Миряне воспринимают данный момент Литургии как паузу, перерыв; некоторые начинают разговаривать, иные вообще покидают храм, полагая, что основная часть службы закончилась.
Такому пониманию способствует и то, что в этот момент происходит на клиросе. Устав предписывает во время причащения священнослужителей петь запричастный стих — специально подобранный стих из псалма. В чинопоследовании после окончания пения причастного стиха возникает пауза, которую в каждом храме заполняют по-разному. Наиболее уместно, как это и делается во многих храмах, заполнить ее чтением молитв из «Последования ко святому причащению» или жития святых. Не будучи частью Литургии, эти молитвы, однако, настраивают верующих на размышление о величии Таинства Евхаристии, помогают им подготовиться к духовному и телесному соединению со Христом.
Причащению священнослужителей предшествует чтение старшим священником молитв, обращенных к Христу: «Верую, Господи, и исповедую», «Вечери Твоея тайныя» и «Да не в суд или во осуждение». Священнослужители в алтаре сначала причащаются Тела Христова в строгом иерархическом порядке: первым к престолу подходит старший священник, затем другие священники, затем диаконы. В таком же порядке священнослужители причащаются Крови Христовой. Иереи самостоятельно берут с престола частицу Тела Христова и отпивают по три глотка из чаши. Причастившись, священнослужители отходят от престола и читают благодарственные молитвы. После причащения священник умывает уста и руки, а затем принимает антидор и запивку — вино, разбавленное горячей водой. По существующей традиции младшие священнослужители подходят к старшему и поздравляют с принятием Святых Тайн.
Причащение мирян начинается открытием царских врат и завесы. Из алтаря выходит диакон, неся в руках евхаристическую Чашу и возглашая: «Со страхом Божиим и верою приступите». Хор поет: «Благословен Грядый во имя Господне. Бог Господь и явися нам». Священник читает молитвы: «Верую, Господи, и исповедую», «Вечери Твоея тайныя» и «Да не в суд или во осуждение». В храмах некоторых Поместных Православных Церквей эти молитвы читаются вслух всей общиной; в последнее время такой обычай начал входить в употребление и в некоторых храмах Русской Церкви. Во время причащения мирян хор многократно поет: «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите».
В современной православной практике священнослужители причащаются, принимая частицу Тела Христова в правую руку и отпивая из евхаристической чаши три глотка Крови Христовой. В Древней Церкви миряне причащались точно так же. Подробные инструкции мирянам, принимающим в руки Тело Христово, дает Кирилл Иерусалимский: «Итак, приходя, не с простертыми ладонями и не с растопыренными пальцами приступай, но левую руку сделав престолом правой, как хотящей поднять Царя, и, согнув ладонь, прими Тело Христово и тут же скажи: «Аминь». Итак, с осторожностью, освятив очи твои прикосновением святого Тела, причастись, остерегаясь, чтобы ни крошки от него не уронить. Потом, по причащении Тела Христа, приступи и к Чаше Крови, не простирая руки, но наклонясь, и, в образ поклонения и почтения говоря «аминь», освятись и Крови Христовой причащаясь. И когда еще находится влага на устах твоих, прикасаясь руками, освяти и очи, и лоб, и прочие органы чувств. Наконец, дождавшись молитвы, благодари Бога, сподобившего тебя таких Таинств».
Святитель Кирилл указывает на интересный обычай, вышедший из употребления: прикасаться частицей Тела Христова к глазам, а затем смачивать влагой от Крови Христовой глаза, лицо и другие органы чувств. Святитель призывает причащающегося быть особенно осторожным, бережно относясь к святыне Тела и Крови Христа. В современной практике это предостережение сохранилось в форме запрета на крестное знамение перед причащением: подходящий к евхаристической Чаше не должен осенять себя крестным знамением и делать какие-либо иные движения, дабы не задеть святую Чашу.
Впоследствии практика причащения мирян изменилась и была введена в употребление «лжица» (ложечка), в которой помещается небольшая частица Тела Христова и небольшое количество Крови Христовой.
Мы постарались объяснить, что происходит в храме во время и после запричастного стиха, и как нужно вести себя. Надеемся, что эти знания помогут вам выбрать правильную форму поведения во время Божественной Литургии.
По материалам митрополита Илариона (Алфеева)
Детям о Литургии
Божественная литургия
«Литургия» – греческое слово. В Древней Греции некоторые общие работы, непосильные для одного человека, назывались «литургиями». Первые христиане назвали этим словом главную службу Богу.
Божественная литургия – самая главная церковная служба
На Литургии вспоминается земная жизнь Иисуса Христа от рождения до вознесения Его на Небо, Его учение и принесенные Им на землю спасительные блага. Порядок Литургии такой: сначала готовится все необходимое для Таинства Причащения; затем верующие готовятся к Таинству; и, наконец, совершается само Таинство, и верующие причащаются.
Литургия таким образом делится на три части:
Проскомидия
«Проскомидия» – слово греческое и означает «принесение». Название первой части Литургии связано с обычаем древних христиан приносить хлеб, вино и все нужное для совершения Литургии. Поэтому хлеб, употребляемый на ней, называется просфорою, что означает «приношение». Мы не можем жить без еды и питья. Поэтому наши дары значат, что мы приносим Богу в дар нашу жизнь.
Во время Проскомидии священник приготавливает наши дары (просфоры). Для Проскомидии употребляются пять служебных просфор (в воспоминание того, как Иисус Христос накормил пятью хлебами более пяти тысяч человек) а также просфоры, заказанные прихожанами. Для причащения употребляется одна просфора (Агнец), которая по своей величине должна соответствовать числу причастников. Из каждой просфоры священник вынимает по частице и располагает их на дискосе (золотой тарелочке) в строгом порядке:
Соединение на дискосе всех частиц в таком порядке означает всю Церковь Божию. Возглавляет Церковь Сам Господь Иисус Христос.
Проскомидия совершается священником вполголоса на Жертвеннике при закрытом Алтаре. В это время читаются третий и шестой часы по Часослову (богослужебная книга).
Литургия оглашенных
Во время Литургии оглашенных (оглашенные – готовящиеся к принятию Святого Крещения) мы учимся, как надо жить по Заповедям Божиим. Начинается она Великой ектенией, в которой священник или диакон читает короткие молитвы о мирных временах, о здоровье, о нашей стране, о наших близких, о Церкви, о Патриархе, о путешествующих, о находящихся в тюрьмах или попавших в беду. После каждого прошения хор поет: «Господи помилуй».
После Великой ектении поется Первый антифон (псалом 102) «Благослови, душе моя, Господа…». После Малой ектении поется Второй антифон (псалом – 145‑й) «Хвали, душе моя, Господа…». Псалмы эти называются антифонами – петь их положено на двух клиросах попеременно.
По окончании Второго антифона всегда поется «Единородный Сыне…». В этом песнопении изложено православное учение о Втором Лице Святой Троицы – Сыне Божием Иисусе Христе.
Далее следует Малая ектения и пение третьего антифона – «Блаженств Евангельских» (правила жизни, которые нам дал Господь Иисус Христос). При пении Третьего антифона открываются Царские врата.
В конце «Блаженств» священник торжественно выносит через северные врата из Алтаря Евангелие и так же торжественно вносит его в Алтарь через Царские врата.
(Шествие священнослужителя с Евангелием называется малым входом и напоминает верующим первый выход Иисуса Христа на проповедь). Певчие поют входное: «Приидите, поклонимся…».
После этого поются тропари, кондаки и «Трисвятое» («Святый Боже…»).
По окончании «Трисвятого» на середину храма выходит чтец и читает «Апостола» (отрывок из посланий апостолов к первым христианам).
После чтения «Апостола» диакон или сам священник читает Евангелие.
По окончании чтения Евангелия следует сугубая (усиленная) ектения за живых и затем – особая ектения за усопших.
После этого оглашенным предлагают выйти из храма.
Литургия верных
Третья часть называется Литургией верных потому, что на ней могут присутствовать только верные, т.е. крещенные. После приглашения оглашенным удалиться из храма поется Херувимская песнь. Эта песнь приглашает верующих оставить всякую мысль о житейском, представить себе, что они, подобно Херувимам, находятся близ Бога, на Небе, и, как бы вместе с ними, поют Ему трисвятую песнь. После исполнения слов: «Всякое ныне житейское отложим попечение…» священник торжественно выносит Святые Дары – хлеб и вино – из северных врат Алтаря. Остановившись в Царских вратах, он молится за всех, кого мы особенно вспоминаем, и, возвращаясь через Царские врата в Алтарь, ставит Честные Дары на Престол. (Перенесение даров с Жертвенника на Престол называется Великим входом и знаменует собой торжественное шествие Иисуса Христа на вольные страдания и крестную смерть). Хор продолжает петь «Херувимскую» со слов: «Яко да Царя всех подымем…».
После «Херувимской» звучит просительная ектения и поется одна из главных молитв – «Символ веры», – которую вместе с певчими исполняют все прихожане.
Наступает кульминация Литургии:
Совершается Святое Таинство Евхаристии – преложение хлеба и вина в истинное Тело и истинную Кровь Господа нашего Иисуса Христа.
В это время хор поет «Милость мира».
Затем звучит «Хвалебная песнь Богородице» и просительная ектения. Самую главную – «Молитву Господню» (Отче наш…») – исполняют все верующие. После «Молитвы Господней» поется запричастный стих. Открываются Царские врата.
Священник выносит Чашу со Святыми Дарами и говорит:
«Со страхом Божиим и верою приступите!» Начинается причащение верующих и хор поет: «Тело Христово приимите…».
По завершении причащения певчие поют благодарственную песнь: «Да исполнятся уста наша…» и псалом 33. Далее священник произносит отпуст (т.е. завершение Литургии). Звучит «Многолетие» и прихожане целуют Крест.
Таинство исповеди: что это такое?
Статья рассматривает три варианта совершения Таинства исповеди священником: перед Литургией, во время Литургии и в конце Литургии на запричастном стихе. Каждый вариант по‑своему неудобен для верующих, и ни один не дает возможности полноценного участия в таинстве. Наоборот, второе крещение (как часто называют исповедь), или перерождение человека, вынужденно совершается в тесноте и спешке. О том, как можно священнодействовать, когда тебе в прямом смысле дышат в затылок, или как возможно исправить ситуацию, размышляет священник Андрей Кордочкин, настоятель прихода во имя святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде. Мы продолжаем тему исповеди и причастия, развернувшейся после публикации статьи протоиерея Александра Шмемана в майском номере журнала.
Таинство исповеди
В Русской Православной Церкви сохранилось глубокое и чуткое понимание таинства покаяния и его роли в жизни человека. В то же время для меня очевиден разрыв между теорией и практикой исповеди, между тем, чему мы учим, и тем, что предлагаем на деле.
В современной русской практике исповедь обычно совершается в трех вариантах: перед Литургией, во время Литургии и в конце Литургии (на запричастном стихе).
Перед воскресной Литургией. В этом случае священник вынужден сопоставлять время, оставшееся до начала богослужения, с количеством исповедников, ускоряя исповедь пропорционально их числу. К примеру, за час, уделяя каждому пять минут, он сможет принять исповедь у двенадцати человек, но на практике исповедников, конечно, гораздо больше и пятиминутная исповедь уже вызывает ропот в их очереди.
Во время Литургии. В этом случае церковное собрание искусственно разделяется на молящихся и кающихся, лишая последних возможности полноценно участвовать в богослужении.
На запричастном стихе в конце Литургии. В этом случае наступает долгая и утомительная (особенно для детей) пауза, разрывающая богослужение.
Во всех этих случаях исповедь совершается в спешке, при скоплении людей. Очевидно, что ни один из этих «форматов» не дает возможности ни священнику, ни самому кающемуся человеку совершить таинство должным образом.
Забегая вперед, скажу: я вовсе не сторонник полной отмены исповеди перед причастием. Для страны, где большая часть «православных» людей знает о своем знаке зодиака гораздо больше, чем о том святом, чье имя они носят, подобная реформа была бы катастрофой. Для людей, которые фактически не принадлежат к Церкви или же отпали от нее через тяжелые грехи или лжеучения, исповедь может и должна стать той новой точкой отсчета, с которой начнется их подлинно христианская жизнь.
Сам я отнюдь не избегаю принимать исповедь. На нашем приходе Великим постом из-за наплыва исповедников она совершается в сумме около семи часов (в пятницу вечером, в субботу вечером и в воскресенье перед Литургией). Я всего лишь предлагаю читателю вместе со мной задать себе вопрос: допустимо ли совершать исповедь конвейерным методом? Можем ли мы предложить более живой и творческий подход к таинству, не боясь, что нас обвинят в модернизме и обновленчестве?
Я хорошо помню, как на многих приходах Сурожской епархии исповедь совершалась тогда, когда у кого-то из прихожан возникала реальная необходимость. Тогда священник или епископ приходил в храм среди недели и уделял человеку ровно столько времени, сколько было необходимо. Таким образом, с одной стороны, воскресная Литургия служила своему единственному предназначению — собиранию верных вокруг святой чаши. С другой стороны, исполнялось указание Требника: «Приводит духовный отец хотящаго исповедатися единаго, а не два, или многия», которое подчеркивает непременно личный характер таинства и, по всей видимости, не соблюдается в большинстве храмов или монастырей Русской Православной Церкви. Лично для меня такая форма исповеди является единственно приемлемой, всё остальное есть лишь попытка избежать профанации.
В Поместных Церквах, где таинства покаяния и причащения полностью разделены, исповедь зачастую вообще перестает быть частью христианской жизни. Вспомним наставления Паисия Святогорца, где он рекомендует своим соотечественникам чаще прибегать к таинству покаяния. В русском сознании исповедь и причащение неразрывно связаны. Нет ничего предосудительного в исповеди перед причастием, но мы уклонились в другую крайность: по словам протоиерея Димитрия Карпенко, «пытаясь оградить мирян от формализации таинства причастия, мы формализуем таинство исповеди, которое из таинства второго крещения становится одним из условий для причастия».
Без сомнения, человек непрестанно нуждается в покаянии, но не всегда он нуждается в сакраментальном воссоединении с Церковью перед участием в Литургии. Поэтому потребность в исповеди и потребность в причащении не есть одно и то же. В этом смысле человек, который совершает исповедь, не ощущая реальной потребности в ней, совершает вместе со священником вольную или невольную подмену, о которой протоиерей Георгий Митрофанов сказал: «Исповедующиеся имитируют исповедь, а исповедующий имитирует духовничество». Очевидно, что подобная ролевая игра устраивает лишь участников, а чаще участниц, с определенным психотипом и ничего, кроме вреда, не приносит. «Выраженная нерешительность, неуверенность в себе и склонность к сомнениям; они застенчивы, робки, конфузливы, малоактивны и плохо приспособлены к жизни; их особенности — симптом пониженной активности, наклонности к сомнениям и болезненному мудрствованию, недостаточное чувство реальности и полноты жизни; им трудно принять любое решение… он бесконечно анализирует свои поступки, склонен к пониженной самооценке» (О.Григорьев) — в этой характеристике психастенического психопата пастырю, имитирующему старчество, нетрудно увидеть своего идеального исповедника. Не потому ли ярким, волевым, самостоятельным, деятельным людям — прежде всего мужчинам — тяжело найти место в современной церковной культуре, что участие в подобных ролевых играх их не привлекает?
Протоиерей Владимир Воробьев писал: «Если человек живет нормальной церковной жизнью, то частая его исповедь не может быть той исповедью, которая называется вторым крещением. Не может быть соединения с Церковью, если человек не отделялся. Сам смысл этого таинства меняется, и возникает путаница. Таинство покаяния означает изменение жизни. Но невозможно менять свою жизнь каждые две недели! Это вовсе не отменяет покаянного настроя души. Христианин должен всегда пребывать в покаянии, но это не нужно путать с таинством покаяния. Думаю, что вопрос об обязательной исповеди перед причастием должен быть пересмотрен. Необходимо обязательно сохранить благословение на причастие. Священник, если у него есть община, знает, кого он может допустить к причастию, а кого нет».
Железная связка исповеди с причащением приводит к тому, что опасная духовная путаница, о которой говорит протоиерей Владимир, стала нормой, а дисциплина обязательной исповеди перед причащением зачастую доводится до закономерного абсурда. К примеру, в моем родном городе в храме недалеко от дома чаша на Пасху не выносилась вовсе — именно из-за большого числа потенциальных исповедников. Очевидно, исповедь, совершенная за несколько дней до праздника, была не в счет. Другой пример: во многих храмах дети, достигнув семилетнего возраста, непременно должны вставать со взрослыми в очередь к аналою; я знал случаи, когда подобная дисциплина заставляла детей отпадать от евхаристии и, как следствие, от Церкви. Рассказывают, что на удаленных приходах, где совершает служение один священник, его жена и дети, которые не могут исповедоваться мужу и отцу, фактически оказываются отлученными от Церкви.
«Благодарю Бога, что Он почти всегда дает мне переживать исповедь как катастрофу», — писал отец Александр Ельчанинов. Это глубокое и искреннее понимание, но едва ли психически здоровый человек может переживать исповедь подобным образом, совершая ее еженедельно. Исповедь должна созреть, она не может совершаться «по требованию», как условие для чего-либо, и человек должен ее совершать, не ощущая чьего-то дыхания в затылок. Защита привычного «конвейерного метода» есть унижение великого таинства перерождения души, необходимость в котором созревает в каждом христианине в свое время.
Если у меня за воскресное утро была одна исповедь, которая стала перерождением человека, я чувствую себя счастливым человеком.
У нас не принято отказывать в исповеди, однако я вообще не считаю, что исповедь сама по себе непременно служит духовной пользе. Любому священнику знакома категория людей, которые готовы занять место в очереди, едва увидев священника у аналоя. Если мы принимаем в воскресенье исповедь у человека, который был на исповеди в пятницу и в среду, делаем ли мы добро или потакаем эгоизму? Едва ли кто-то из этих людей думает о том, что, будучи увлеченным собой, он, возможно, отнимает исповедь у кого-то, кто стоит сзади и кто в ней действительно нуждается. Раз я вроде бы самый грешный, то моя исповедь, конечно, самая важная. В подобных случаях исповедь зачастую становится прикрытием для мнительности («что ни сделаю — всё грех»), а то и кокетства («ой, батюшка, я бы от аналоя не отходила»). Для таких людей важнее, скорее всего, деятельное доброделание, чем имитация «откровения помыслов». Об этом говорит митрополит Саратовский Лонгин: «Для современного человека, особенно рефлексирующего, склонного к углубленному даже не самоанализу, а самокопанию и самоедству, с которыми, к сожалению, мы часто сталкиваемся, такая активная деятельность ради людей будет очень полезна. Она поможет ему забыть о себе в хорошем смысле этого слова, забыть не о своем спасении и о своей душе, а об этом самокопании и комплексах». Без этих слов невозможно понять современного исповедника, который давно уже не в состоянии говорить о чем-либо, кроме как о самом себе, и который в подавляющем большинстве случаев строит исповедь как диалог со священником, а не как обращение ко Христу. Если же мы понуждаем человека совершать исповедь тогда, когда она ему не нужна, мы приближаем его к греховному состоянию, о котором пишет митрополит Лонгин.
«Лично я вообще бы отменил частную исповедь, кроме того случая, когда человек совершил очевидный и конкретный грех и исповедует его, а не свои настроения, сомнения, уныния и искушения. А что же делать со всеми этими обычными “состояниями”? Всё это “снимается” только Христом, знанием о Нем, встречей с Ним, послушанием Ему, любовью к Нему». Эти слова из дневника протоиерея Александра Шмемана ставят под вопрос не только дисциплину, но и психологию исповеди в ее современной практике. Очевидно, что сама постановка вопроса о возможности причащения без исповеди будет подвергнута обструкции многими представителями духовенства, воспитанными в эпоху, когда механизации подвергалась не только исповедь, но и вообще все области человеческой жизни. Им я задал бы последний вопрос.
Очевидно, что евхаристическая дисциплина не предполагает облегченного приготовления к причащению со стороны священнослужителей. Напротив, священник призван более глубоко и вдумчиво, чем мирянин, готовиться к участию в таинстве евхаристии. Если это так, почему даже среди самого консервативного духовенства не считается обязательным при возможности исповедоваться перед каждой совершенной Литургией? Не потому ли, что среди духовенства зачастую считается приемлемым возлагать на пасомых «бремена неудобоносимые» наподобие трехдневного поста, которые сами они и не думали соблюдать? Не потому ли, что слово «Церковь» потеряло связь с евхаристическим собранием и стало обозначать клан и сословие, в том числе в глазах тех, кто к этому сословию принадлежит?
Невозможность причастия без исповеди, которая для большей части читателей является чем-то самим собой разумеющимся, является локальным нововведением. По словам протоиерея Владимира Воробьева, «за две тысячи лет христианской истории таинство покаяния в его настоящем понимании никогда и нигде не совершалось». В этом смысле дисциплина исповеди должна стать предметом вдумчивого и глубокого рассмотрения на общецерковном уровне. Сложность вопроса в том, что не только дисциплина, но и психология исповеди подлежит переосмыслению. В то же время, будучи глубоко личным таинством, исповедь не может быть подчинена шаблонам и циркулярам, равно как из психастеника невозможно сделать нормального человека, вручив ему соответствующий указ. В любом случае речь должна идти не об «облегчении» и «упрощении», а, напротив, об остановке конвейера и о возрождении изначального смысла таинства покаяния, которое требует напряженного усилия, духовного и умственного труда как от священника, так и от самого кающегося человека.