через какие горы прошли советские танки в 1945г

63. Советские танки в Берлине

20 апреля 1945 года, на подступах к Берлину, расположение штаба 1 гвардейской танковой армии

С Жуковым трудно разговаривать.

Генерал-полковник Катуков звонил ему, измотанный долгими часами боев у Зееловских высот.

— Георгий Константинович, долго не продержимся: левый фланг у нас открыт, а немец прет, как бешеный.

— Отсиживаетесь по блиндажам? За своими танкистами не смотрите?!

— Дайте хоть кого-то! — закричал в ответ Катуков. — Контратаки гитлеровцев не ослабевают, а с такими силами, как у меня, далеко вперед не уйдем.

Жуков замолчал и молчал долго.

Катуков затаил дыхание.

— Так, — сказал наконец командующий фронтом, — в резерве у меня сейчас есть кавалерийский корпус. Отдаю вам, ждите — придут. Но до их прихода — держать оборону, так вас и так! Жестко держите оборону фланга. Иначе не только танковой армии — всему фронту. — Он запнулся, подбирая более корректное слово, нежели то, что вертелось у него на языке. — Не поздоровится нам, товарищ Катуков!

Кавалеристы действительно появились быстро.

А вслед за ними прилетела и радиограмма от командующего:

«Первой гвардейской танковой армии поручается историческая задача — первой ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Лично вам поручается организовать исполнение. Не позднее четыре часов утра 21 апреля любой ценой прорвитесь на окраину Берлина».

В этом — весь Жуков. «Любой ценой».

Возможно ли это физически — вот вопрос.

— Задача поставлена, товарищи, — усталым голосом произнес Катуков. — Значит, должны исполнить. Дадим Гитлеру последнего пинка — высокой квалификации и в указанном направлении!

. Путь к Берлину проходил через леса. Дальше начиналась цепь озер, танки там не пройдут.

А леса горели, и дым пожаров заволакивал все вокруг, мешал видеть.

На каждом шагу танкистов поджидали замаскированные орудия и «фаустники».

Мотострелков пустили перед танковой бригадой.

— Ваша задача, — объяснил Михаил Ефимович Катуков, — обнаруживать и уничтожать засады. Сейчас главным противником наших танков является не столько танк врага, сколько этот клятый «фауст».

. Сержант Пепелюк, немолодой уже человек, с зеленой ленточкой «сталинградской» медали, первым заметил опасность.

— Затаился, — пробормотал он. — Не знает, что я его вижу.

У Пепелюка было «ночное зрение» — как у кошки, чем он немало гордился. Он действительно видел лучше, чем другие.

— Ребенок! — Глаза Пепелюка округлились.

— Да что это такое? — вскрикнул он.

Мальчик лет четырнадцати с фашистской повязкой на руке лежал перед ним на дороге.

— Гитлер призывает в армию подростков, — сказал лейтенант Васькин, командир отделения мотострелков. Он остановился рядом посмотреть. — Плохи его дела.

— Плохи не плохи, а такое дитё с «фаустом» много дел наворотить может, — пробормотал Пепелюк. — Вот и думай, как быть.

Подминая под гусеницы кустарники, двигались через лес советские танки.

21 апреля 1945 года, предместье Берлина Кёпеник

И снова Жуков, как и в былые времена, действовал танками «нестандартно» — как кавалерией. Бросил их, всю силу, против одного города.

Он спешил. Ходили слухи, будто немцы пытаются заключить с союзниками сепаратный мир. Словом, нужно было брать фашистского зверя за горло прямо в его берлоге — и как можно скорее.

Зазвонил телефон. Жуков метнулся к аппарату, схватил трубку, сказал — как ему показалось, спокойно (на самом деле почти крикнул):

— Это Дремов, — раздался флегматичный голос комкора. — Докладываю. Мой корпус, взаимодействуя с пехотой Чуйкова, ворвался в Кёпеник.

Жуков метнулся к карте: Кепеник — ближний пригород Берлина, фактически — уже сама столица.

— Берзарин был на севере, как далеко продвинулся сейчас — не знаю.

Жуков бросил трубку.

Сбывается самое несбыточное — то, что под Сталинградом, под Курском казалось почти невозможным.

Советские танки — в Берлине.

Предстояли последние схватки с врагом. И никто не сомневался в том, что этот бой будет самым жестоким.

21 апреля 1945 года, Эркнер, командный пункт Катукова

— Михал Ефимыч, — голос командира корпуса Бабаджаняна подрагивал, и Катуков с удивлением понял, что тот удерживается от смеха, — у меня тут нарисовались японцы. Что с ними делать?

— Какие японцы, что вы несете? Откуда вы взяли японцев? — взорвался Катуков.

— Да черт их знает, говорят — посольство.

— Шлите их сюда, разберемся, какое еще посольство.

Через час на командном пункте возникли японцы. Им показали «главного» — на неискушенный взгляд, командующий сейчас мало отличался от простого офицера, выглядел почерневшим от усталости и отнюдь не щегольски одетым.

Катуков с трудом скрывал изумление, видя, как эти люди вежливо кланяются ему.

— Кажись, не слишком они уверены в нашем теплом приеме, Михал Ефимыч, — заметил начальник оперативного штаба Никитин. — А?

— И с чего бы? Они же союзники нашего злейшего врага! — ответил Катуков. — Однако помните директиву «об изменении отношения к немцам» — ну, ту, где нам категорически не рекомендуется мстить местному населению? И Кутузов то же говорил, когда французов добивали.

— Так то Кутузов. — неопределенно произнес Никитин.

Один из японских дипломатов довольно сносно говорил по-русски.

— Мы хотим наша родина, — сообщил он. — Линия фронта — страшно

— Как вам в голову пришло искать защиты у нас? — спросил Катуков.

Ясное дело, подумал командующий, немцы-то их защитить уже не смогут.

— Будем их считать беженцами, — решил Катуков. — Дайте им транспорт и отправьте в штаб фронта.

Когда японцев препроводили, Никитин восхищенно произнес:

— Да вы дипломат, товарищ командующий! А скажите-ка, давно ли вы ели?

— Некогда мне режим соблюдать, — отмахнулся Катуков.

— Вот скрутит язва посреди боя — будете знать, — предупредил начальник штаба.

22 апреля 1945 года, Берлин

Лейтенант Шкварин остановился, открыл люк танка.

Тяжелые танки ИС-2 двигались по улицам «елочкой». По узкой улице одновременно могли пройти только две машины, одна чуть впереди другой.

Первый танк простреливал правую сторону улицы, второй — левую. Другая пара шла следом за первой, поддерживая ее огнем.

— Что там, товарищ лейтенант? — спросил водитель.

На стене одного из домов кто-то написал крупными, неровными буквами, торопясь начертить осколком кирпича указатель-стрелку: «ДО РЕЙХСТАГА — 15 КМ».

— Почти дошли, — выдохнул Шкварин. Он закрыл люк и дал команду продолжать движение.

Свыше пятисот зданий столицы рейха были превращены в опорные пункты. Они прикрывали друг друга огнем, связывались подземными коммуникациями.

Русские саперы шли перед танками, расчищая для них дорогу.

23 апреля 1945 года, берег реки Шпрее

Катуков вышел из машины.

Перед ним раскрывалась панорама города Берлина.

Огромный город горел. В небо вздымались языки пламени, нижний слой облаков был подсвечен багровым.

Перед советскими танками лежала последняя водная преграда — река Шпрее

Катукову показали, где находится командный пункт. Иван Федорович Дремов сидел в полуподвале полуразрушенного здания, недалеко от набережной реки.

Коптила лампа, карта города, разложенная перед Дремовым, была истрепана на сгибах, заляпана пятнами копоти.

Лицо комкора потемнело от усталости. Впрочем, сам Катуков выглядел не лучше.

— Что у тебя, Иван Федорович?

Катуков сел.

— И носу не высунешь туда. Эсэсовцы засели. Старые наши знакомые, еще по Сталинграду.

Дремов снял трубку полкового телефона, переговорил с артиллеристами.

Огонь тотчас усилился. Катуков подошел к окну полуподвала, выглянул наружу. На противоположном берегу бушевало пламя, клубился дым.

Дремов слушал грохот, видел пожар, и лицо его оставалось абсолютно спокойным.

Вошел лейтенант, серый от пыли.

Перевел взгляд с Дремова на Катукова, замешкался — кому докладывать.

— Докладывайте, товарищ лейтенант, — ободряюще кивнул Катуков.

— Девятнадцатая гвардейская мехбригада форсировала Шперее через железнодорожный мост, севернее Адлерсхофа.

— Отлично! — воскликнул Катуков (куда более эмоциональный, нежели Дремов). — Часть корпуса отправляем к железнодорожному мосту, а остальные части будем переправлять здесь, по мосту, который наведут саперы.

— Мост будет часа через три, — заверил Дремов.

24 апреля 1945 года, район Адлерсхоф, Берлин

— Товарищ Жуков, — Катуков старался говорить спокойно, — в ночь на двадцать четвертое все части Первой гвардейской танковой армии переправились через Шпрее в районе Адлерсхоф — Бонсдорф. Мы готовы наступать к центру Берлина с юго-востока.

— Хорошо, — обрубил Жуков.

— Товарищ Жуков, до сих пор мы действовали в одной полосе с армией Чуйкова, и он был старшим.

— И это правильно, — сказал Жуков. — Претензии?

— В городе иная обстановка, товарищ командующий фронтом. Дайте нашей танковой армии самостоятельную полосу наступления в Берлине.

Жуков немного поразмыслил. Но Катуков знал, что делает: вера Георгия Константиновича в танки была велика.

— Действуйте, — сказал наконец командующий. — Будете наступать по улицам Вильгельмштрассе, по направлению к парку Тиргартен — зоопарку, — это уже совсем близко к имперской канцелярии и рейхстагу. От обычных зверей — к зверью в человеческом обличьи!

Чувствовалось, что Жуков изучил карту Берлина досконально и мог ходить по этому городу с закрытыми глазами.

— И будьте осторожны, — прибавил командующий. — Там в каждом канализационном люке засело по «фаустнику».

28 апреля 1945 года, 20 часов, Берлин

— Товарищ Катуков! — Голос был незнакомый. — Это штаб фронта, майор Иващенко. Приказ командующего: по рейхстагу огонь не открывать! Повторяю: не открывать огонь по рейхстагу. Как поняли?

— Понял, — ответил Катуков, ошеломленный. — По рейхстагу огонь не открывать. Но. почему?

— К рейхстагу уже вышли части генерал-полковника Кузнецова. Там уже наши! — штабист не выдержал — в его голосе прозвучало ликование. — Наши!

Катуков положил трубку.

Обидно, конечно, подумал Катуков. Честь водрузить Знамя Победы над рейхстагом выпадет другой части.

Но главное — это Победа. Все ради нее.

И первая задача Первой гвардейской танковой — зоологический сад. Подступы к рейхстагу. Осталось совсем чуть-чуть.

Катуков подошел к окну.

Из окна командного пункта уже видны были Бранденбургские ворота.

Источник

Блицкриг советских танкистов в Маньчжурии

Бросок через Гоби

Основным ударным средством танкистов генерал-полковника А. С. Кравченко были «тридцатьчетвёрки» и американские «Шерманы». Кроме того, армии были приданы устаревшие БТ и Т-26. Их использовали отдельными подразделениями, задачей которых была борьба с пограничными заставами.

Советские командиры справедливо полагали, что советские танки будут господствовать на поле боя в Маньчжурии и количественно, и качественно. Одно из важнейших требований, которое выдвигали ко всем войскам, включая танковые, — стремительный натиск, разгром японских войск и захват территории. При этом командование подчёркивало: «Отношение к китайскому населению должно быть самым доброжелательным… в занятых городах необходимо оставлять местные власти, а для наведения порядка назначать военных комендантов».

На первом этапе 6-я гвардейская танковая армия практически не встречала военного сопротивления. Её основным противником была маньчжурская природа. От границ Маньчжурии на протяжении полутора сотен километров тянулась сухая степь с песчаными почвами, труднопроходимая для колёсного транспорта. Встречались болота и холмы, которые создавали проблемы даже при движении танков. Время от времени за работу приходилось браться сапёрам, укреплявшим рыхлые песчаные низменности при помощи фашин.

Воду на первые два дня перехода танкисты везли с собой. Погода была жаркой, бойцам постоянно приходилось напоминать о том, что воду нужно экономить. Судя по документам, соблюдали это указание далеко не все. Впрочем, трудно обвинять людей, которые под палящим солнцем шли пешком, тряслись в грузовиках и сидели в раскалённых танках. К концу броска через пустыню в документах отмечено несколько смертей бойцов от теплового удара.

Впереди Большой Хинган

Темп наступления армии был высок: пехотные части продвигались за день на расстояние до 50 километров, а подвижные части проходили по 150. К вечеру 10 августа 6-я армия достигла хребта Большой Хинган.

Японцы не зря отводили основные силы в Центральную Маньчжурию. Они считали, что Хинган сильно задержит Красную армию, и основания для этого на самом деле были. В районе наступления горы Хингана имели высоту до 1500 метров, были лесистыми и изрезанными ущельями, на перевалах встречались верховые болота.

Надежды японцев не оправдались — 6-й танковой армии понадобились примерно сутки, чтобы пересечь Большой Хинган. Это оказалось непросто. Местность была не только трудной, но и малоисследованной. Точных карт Хингана не существовало. Разведку местности приходилось вести на ходу. Огромную работу проделали сапёры, обеспечившую прокладку дороги на непроходимых участках. На участке наступления 5-го гвардейского танкового корпуса им пришлось срезать целый километр косогора. На горной реке Хорэн-Гол сапёры несколько часов провели в ледяной воде по пояс, выкладывая камнями дно, чтобы танки не увязли.

На перевале Кондолмо советские части вышли к японской военной школе, готовившей диверсантов. Состоялся скоротечный бой, в результате которого противник потерял убитыми около 20 человек. Остальные скрылись в горах.

На спуске было не легче. Пошли дожди, грунт стал скользким. На крутых участках танки приходилось спускать, сцепив тросами. При этом задние машины играли роль якоря для передних. Большое количество автомобилей 6-й танковой армии застряло и с опозданием добралось до города Лубэя, где армия остановилась 11 августа.

В Центральной Маньчжурии

Продвижение армии было всё таким же стремительным, а сопротивление японцев — всё таким же слабым. Показательный пример: город Тунляо был взят мотоциклетным батальоном, выполнявшим роль передового отряда 5-го гвардейского танкового корпуса.

Погода испортилась, на равнины Центральной Маньчжурии обрушились дожди. Советские колонны растянулись на многие километры, сапёры работали не покладая рук. Только благодаря их усилиям армия могла двигаться вперёд.

Один из участков местности оказался настолько труднопроходимым, что советским танкам и автомобилям пришлось двигаться по насыпи железной дороги, а реки и ручьи пересекать вброд у железнодорожных мостов. Для колёсного транспорта, особенно для автомобилей большой грузоподъёмности, это стало серьёзным испытанием, большое количество машин вышло из строя. Скорость колонн упала до 12 километров в час.

18 августа во время марша по железной дороге советские войска трижды подверглись атаке лётчиков-камикадзе. Шесть самолётов таранили колонну, сожгли один танк и одну автомашину, погибло три человека. У станции Аэрсань ещё один самолёт таранил и поджёг танк. Другие два разбились, не причинив ущерба.

Танкисты в качестве десантников и пленный император

В связи с тем что войскам требовалось как можно скорее выйти к Тихоокеанскому побережью Китая, а дела с горючим обстояли тяжело, командование Забайкальского фронта приняло решение высадить авиадесанты в важнейших стратегических точках противника: городах Мукден, Чанчунь, Дайрен и Порт-Артур. Поскольку собственных десантных сил у фронта не было, группы сформировали из пехотного состава 6-й гвардейской танковой армии. Численность групп составляла от 150 до 200 человек.

На фоне, например, 40-тысячного гарнизона Чанчуня это выглядело несерьёзно. Однако на то, чтобы захватить ключевые объекты города: телеграф, банк, железнодорожную станцию и т. д., а заодно разоружить гарнизон, группе под командованием гвардии подполковника М. Мельниченко понадобилось около трёх часов. В числе пленных были и японские генералы.

Конечно, взять в плен генерала — большое дело. Но гвардии майор П. Челышев, командовавший группой, высадившейся в Мукдене, превзошёл своего боевого товарища. Как и в Чанчуне, десантники быстро взяли под контроль ключевые точки города. На втором этаже здания аэродрома десантники обнаружили группу штатских. Это были Пу И — император Маньчжоу-Го, подконтрольного Японии маньчжурского государства, и его свита.

Успешно закончились также дайренский и порт-артурский десанты. Через несколько дней все города были заняты подошедшими войсками 6-й гвардейской танковой армии. На этом её 1400-километровый бросок через Маньчжурию завершился. А 2 сентября Япония объявила о своей безоговорочной капитуляции.

Источник

«Шерманы» в «Августовской грозе»

Собираются тучи

На встрече лидеров «большой тройки» в Ялте в феврале 1945 года И.В. Сталин обещал вступить в войну с Японией спустя три месяца после окончания боевых действий против Германии. 7 мая 1945 года генерал-полковник вермахта Альфред Йодль подписал документ о безоговорочной капитуляции всех немецких войск. Капитуляция вступила в силу в 23:01 8 мая, и обратный отсчёт начался. У Красной Армии было три месяца, чтобы перебросить через всю огромную страну достаточные для разгрома Квантунской армии силы.

Одним из войсковых объединений, которым предстояло перебазирование, стала 6-я гвардейская танковая армия: 26 июня 1945 года она, находясь в Чехословакии, была введена в состав Забайкальского фронта. Армии было приказано преодолеть 9000 километров до монгольского города Чойбалсан, при этом для переброски потребовалось 88 эшелонов по 60 вагонов каждый. Долгий путь был полностью проделан за 30 дней, но собираться на подготовительных позициях части стали уже 17 июля. Там их ждали новые танки: 100 M4A2 с 76-мм пушками, включая новейшие M4A2(76)W HVSS, именуемые в документах «M4A2 с широкой гусеницей». Такими машинами полностью укомплектовали 46-ю гвардейскую танковую бригаду (гв.тбр), а также по одной роте каждого из трёх танковых полков 18-й, 30-й и 31-й гвардейских механизированных бригад (гв.мбр) 9-го гвардейского механизированного корпуса (гв.мк).

Марш проходил в экстремальных условиях. В полдень температура воздуха доходила до 45°C, а потому во избежание перегрева моторов и ходовой части марши совершали исключительно ночью. Это также помогало со скрытием танков от воздушной разведки, ведь спрятать движущиеся машины в пустыне было негде. В документах армии отмечалось, что M4A2 оказались менее чувствительными к жаре, и за день проходили больше, чем Т-34-85. Однако повышенная температура сказалась на расходе топлива: при норме 40 кг горючего на час работы «Шерманы» потребляли 60 кг, проходя на одной заправке 90–100 км вместо 150. В то же время Т-34-85 потреблял всего 26 кг.

И советские, и американские танки ломались на марше. У Т-34-85 и СУ-100 характерной поломкой был выход из строя аккумулятора (180 случаев) из-за плавления кислотноупорной массы. У Т-34-85 также быстро изнашивались гусеницы (по прогнозу их пришлось бы менять после 500–600 км пробега). У M4A2(76)W VVSS и HVSS самой частой проблемой стал выход из строя катков: у танков с подвеской VVSS самыми проблемными оказались 4-й и 5-й катки, у HVSS — только 5-й. Такое явление было массовым: только в 46-й гв.тбр и 84-м гв.тп вышло из строя 69 катков. Для «Шерманов» требовалось больше воды: её рекомендовалось возить два бака — один технический, один для экипажа. Из-за высокой запылённости у всех танков после 2–3 часов работы двигателя приходилось очищать воздухофильтры.

За танками была пущена группа техзамыкания в составе 3–4 летучек, электросварочной мастерской и машин с запчастями и ГСМ. Группе полагалось восстанавливать вышедшие из строя на марше машины, проводить профилактические осмотры танков на привалах и консультировать личный состав. На привалах танки рассредотачивали, разводя на расстояние не менее 30 метров друг от друга.

В усиление 6-я гвардейская танковая армия получила 36-ю и 57-ю мотострелковые дивизии, зенитную артиллерийскую дивизию, 208-ю самоходную артиллерийскую бригаду, две лёгкие артиллерийские бригады, два артиллерийских полка РГК и моторизованную инженерную бригаду. К началу боевых действий в армии было 185 M4A2, 416 Т-34-85, 193 СУ-100, 26 СУ-76, 177 БТ-5 и БТ-7, 22 Т-26, а также до 359 артиллерийских орудий всех калибров, 129 зениток, 201 миномёт и 46 «Катюш».

Норма расхода боеприпасов и ГСМ для проведения наступления была установлена в 3 боекомплекта и 3 заправки топлива непосредственно в войсках. К началу операции в танковых и механизированных частях находилось от 2,1 до 2,7 заправок дизельного топлива и 2–3 боекомплекта.

К началу боевых действий у 6-й гвардейской танковой армии было в наличии 57 800 американских 76-мм выстрелов (4,4 боекомплекта), а также 1800 75-мм выстрелов, при этом «Шерманов» с 75-мм пушками в наличии не осталось. Имелось 493 610 патронов калибра 12,7 мм (5,6 боекомплекта) и 19 635 патронов калибра 7,62 мм (0,6 боекомплекта) для американских пулемётов. К 18:00 8 августа непосредственно у 9-го гв.мк, в котором были собраны почти все M4A2, имелось 2,7 боекомплекта 76-мм снарядов.

Удар молнии

8 августа 1945 года в 23:00 по местному времени, ровно через три месяца после капитуляции Германии, СССР объявил войну Японии. В полночь советские войска начали наступление. 6-й гвардейской танковой армии в составе Забайкальского фронта предстояло как можно быстрее преодолеть горный хребет Большой Хинган и выйти на оперативный простор на Центрально-Маньчжурской равнине. Задачу требовалось решить не позднее пятого дня операции за пять ночных переходов, чтобы не дать противнику подтянуть резервы.

9-й гв.мк следовал в первом эшелоне правой колонны. В строю было 183 M4A2: по 35 в танковых полках 18-й, 30-й и 31-й гв.мбр, 65 у 46-й гв.тбр, 10 у 14-го отдельного гвардейского мотоциклетного батальона (огв.мцб), а ещё три машины числились в управлении корпуса. В 389-м гвардейском самоходном артиллерийском полку насчитывалось 23 СУ-100.

Корпус усилили 57-й мотострелковой дивизией, 208-й самоходной артиллерийской бригадой и 1141-м пушечным артиллерийским полком. Из бронетехники добавилось 26 СУ-76, 65 СУ-100, 11 Т-26 и 100 БТ-5 и БТ-7. Всего в правой колонне было 296 танков.

В первый день операции 9-й гв.мк должен был пройти 120 км, во второй и третий — по 100 км, в четвёртый и пятый — по 80 км. Наступление корпус начал в 04:30, после 65-километрового марша для выхода на исходные позиции. Для развития нужного темпа всё-таки пришлось наступать днём. К 16:50 части корпуса овладели городом Баин-Хошун-Сумэ и к исходу дня вышли в район Норохарола.

В 06:00 10 августа 9-й гв.мк возобновил наступление. В этот день корпус достиг предгорий Большого Хингана, но высланная вперёд разведка доложила, что избранный маршрут по перевалу Корохон непроходим для танков — проливные дожди размыли дорогу. Танкисты были вынуждены повернуть по долине реки Хорен-Гол и к исходу дня вышли в район перевала Тунчакан. Двигаться приходилось по довольно трудным заболоченным районам, что приводило к повышенному расходу топлива. Отмечалось, что в этом месте дорогу пересекало множество горных ручьев, которые затрудняли проход. Склоны крутизной до 20–25° тоже не способствовали скорому продвижению. Некоторые машины в таких условиях переворачивались.

Части армии продолжали наступление, хотя пришлось сливать горючее и оставлять большую часть машин позади. Например, из 46-й гв.тбр вперёд пошло всего 18 танков, а у 30-й гв.мбр — всего семь. Вновь начались дожди. Скорость танков по размытым дорогам упала до 4–5 км/час. Темп наступления значительно упал — не только потому, что танки вязли в грязи, но и потому, что доставлять горючее по воздуху в такую погоду было затруднительно. На преодоление 130-километрового участка по размытым дорогам потребовалось три дня.

После перехода через Большой Хинган двигаться вперёд стало легче. Подножье хребта и город Лубей отделяли 150–170 км. Это расстояние корпус покрыл за одни сутки, и к исходу 11 августа остановился в городе, ожидая подвоза горючего. Задача была перевыполнена: пятидневный путь 6-я гвардейская танковая армия прошла за три дня.

Танкистам в основном приходилось бороться с изнурительной жарой и нехваткой горючего из-за сильного отрыва от тылов, но противник всё-таки появился. Разведгруппы 30-й гв.мбр столкнулись с вражеской кавалерией, но после короткой перестрелки всадники ушли в горы, потеряв несколько человек убитыми, а семерых удалось взять в плен. Было и столкновение с «курсантами японо-маньчжурской диверсионно-шпионской школы», с которыми тоже справились довольно быстро. Танкистам тоже довелось вступить в бой — например, экипаж младшего лейтенанта В.В. Дураковского столкнулся с вражеской заставой, уничтожив в бою 20 японцев.

После перехода через хребет части 9-го гв.мк собирались в городе Лубей, где имелся аэродром и куда по воздуху можно было легко перебросить горючее. Отставшие танки медленно подтягивались к городу. Во второй половине дня 13 августа корпус возобновил наступление, но к 16 августа горючее опять было на исходе, и вперёд пошли лишь малые отряды.

6-я гвардейская танковая армия начала приводить в порядок матчасть и разоружать сдающиеся японские группировки. Тем временем части 9-го гв.мк постепенно подтягивались к Тунляо. К концу августа части корпуса скопились в городе, дальнейшее передвижение без особого приказа было приостановлено.

Всего за август 1945 года 6-я гвардейская танковая армия потеряла 99 человек (20 убито, 11 ранено, 63 заболело). Было убито 280 вражеских солдат, 125 047 сдались в плен. Также было захвачено 300 танков.

По пустыне на железном коне

Практическое отсутствие боевых действий 6-й гвардейской танковой армии позволяет сравнить ходовые качества танков советского и американского происхождения в максимально изолированных от внешних факторов условиях.

На 31 августа 1945 года в строю оставался 161 M4A2 из 185. Девять танков требовали текущего ремонта, 14 — среднего, а один нуждался в капитальном ремонте. Боевых потерь не было. Из 416 Т-34-85 в строю остался 361, при этом восемь танков требовали текущего ремонта, 44 — среднего, один Т-34-85 нуждался в капитальном ремонте. Были у Т-34-85 и боевые потери — две машины. Споры о преимуществе одного среднего танка над другим не угасают до сих пор, но по надёжности они оказались равны: примерно по 87% от первоначального количества машин оставались в строю после трёх недель марша по пустыне.

Самыми живучими оказались СУ-100: из 193 машин у армии осталось 183, и лишь 10 самоходок требовали среднего ремонта, причём одна машина вышла из строя ещё до начала операции. Из 26 СУ-76 в строю оставалась 21 самоходка, а пять требовали среднего ремонта. С лёгкими танками дело обстояло хуже: из 176 БТ-5 и БТ-7 в строю осталось всего 57 штук, 75 машин требовали среднего ремонта и 44 — капитального, как и все 11 Т-26. Изношенные старые танки на марше практически сразу начали отставать, и в первые же дни операции были оставлены на рембазах. Все тягачи, приданные корпусу, были заняты эвакуацией брошенных БТ-7, поэтому ломавшиеся «Шерманы» приходилось тащить их же собратьям.

Ремонтники также отмечали, что условия марша были исключительно сложными. С пробегом 120–140 км в день по солончакам и барханам с большими подъёмами и спусками, на жаре и в пыли, лучше всего справлялись M4A2 и СУ-76. Т-34-85 страдал в основном из-за аккумуляторов, которые, по мнению ремонтников, для эксплуатации в Монголии не подходили. Была ахиллесова пята и у M4A2: опорные катки, которых за операцию пришлось заменить больше 300 штук. Тем не менее, многие командиры экипажей, взводов и рот получили ордена Отечественной Войны I и II степеней за то, что их танки прошли 1000–1600 км без аварий и поломок.

Награждались и механики-водители: например, «Шерман» гвардии старшего сержанта А.С. Минибаева из 46-й гв.тбр отработал в течение 156 часов без ремонта, за что танкист получил орден Отечественной Войны I степени. Танк гвардии старшины И.Г. Егорочкина прошёл 930 миль (видимо, в километры данные со спидометра переводить не стали), отработав 148 часов. Танк гвардии сержанта Х.Х. Бидердинова отработал 129 моточасов, танк гвардии старшего сержанта В.С. Сабанова — 153 часа. Все перечисленные танкисты удостоились орденов Отечественной Войны II степени.

Продвижение частей также замедлялось перебоями в доставке ГСМ и запчастей. Так как боёв не было, разбирать на запчасти уничтоженные машины для восстановления остальных не получалось. О танках с подвеской HVSS танкисты 9-го гв.мк отзывались положительно: проходимость таких машин по грязи, бездорожью и песку была высокой. Танки могли буксировать как другие M4A2, так и Т-34-85.

Стремительный бросок на сотни километров в сложнейших условиях был трудным испытанием, как для отечественных, так и для импортных машин. 6-й гвардейской танковой армии повезло со своевременным прибытием на фронт «Шерманов» с повышенной проходимостью: последние марши Второй мировой войны показали, что модернизация ходовой части была отнюдь не лишней.

Источник