что такое национальная самоидентификация какие факторы на нее влияли
Национальная идентичность
Национальная идентичность не является прирождённой чертой. Она проистекает из приобретённого осознания общности культуры, истории, языка с определённой группой людей. К этому может добавиться чувство принадлежности к определённому государству, приверженность его государственной идентичности, национальной идее и государственным символам.
Национальная идентичность может быть многоуровневой и сложносоставной. У малых народов, не имеющих собственной государственности, нередко имеет место национальная идентичность, комбинирующая региональную этнокультурную идентичность с более широкой национальной идентичностью, связанной с политической нацией и государством. Национальную идентичность мигрантов может определять как их происхождение, так и самоидентификация с их новым государством и его культурной средой.
На определённых этапах развития в рамках одной и той же этнокультурной группы могут конкурировать несколько проектов национальной идентичности. Примером может служить соперничество носителей малороссийской идентичности и носителей украинства на малороссийских землях Российской империи. В некоторых контекстах понятие «национальная идентичность» употребляется в отрыве от индивида, как некая совокупность черт и установок, присущих целой группе людей.
Позитивное и конструктивное выражение чувства, связанного с собственной национальной идентичностью, называется патриотизмом и национализмом, негативное и гипертрофированное — шовинизмом.
Связанные понятия
Среди специалистов, занимающихся исследованиями национализма, выделяют три ведущие школы: примордиализм, модернизм (конструктивизм) и этносимволизм. Основные различия между этими школами лежат в вопросах о том, когда и почему появились нации и национализм. При этом российские исследователи столкнулись с проблемой националистического дискурса, которая до сих пор не решена.
Связанные понятия (продолжение)
В широком использовании термин «мировое гражданство» или «глобальное гражданство», как правило, означает лицо, которое ставит свою принадлежность к «мировому сообществу» выше своей принадлежности как гражданина той или иной нации, а также местности. Смысл заключается в том, что принадлежность какого-либо лица выходит за пределы географии или политических границ, и что планетарное человеческое сообщество является взаимозависимым и целостным; человечество по существу является единым. Этот термин использовался.
Что такое «национальная самоидентификация»? Какие факторы на нее
влияли?
Ответы 2
Я думаю, что это нереально на данный момент. Евросоюз уважает права человека, борется с коррупцией, не преследует по политическим мотивам. В России все это процветает в ужасном виде, ЕС не примет Российскую Федераци
Культурно-духовное пространство России, ее культурный облик в постиндустриальном обществе
Вступление России в эпоху либеральных реформ характеризуется глубочайшим потрясением культурной и духовно-нравственной сфер общественной жизни. Исчезла централизованная система управления и единая, жестко проводимая сверху, политика в этой сфере. Конституция РФ признает «идеологическое многообразие” «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Серьезно повлияло на состояние леи в культуре резкое сокращение государственного финансирования.
Культурно-духовное пространство и культурный облик нового российского общества формировались в процессе paзрушения советского культурно-духовного пространства. Этот процесс обусловлен вхождением России в постиндустриальное общество.
В 2006 г. в Санкт-Петербурге на первом Российском культурологическом конгрессе отмечена тенденция к созданию глобалъно-информационного общества, определению условий, которые соответствуют интересам людей планеты, а не только «золотого миллиарда», с возможностей глобальной культуры двигаться к этой цели. Ресурсы заключены в экологическом понимании современной социальной сети. Данная система представляет собой систему сетевого характера. Каждый элемент сети создается всеми другими элементами и выражает ее содержание. Вся система может быть понята только при адекватном понимании ее базовых элементов в их единстве. Культурологический подход к социальной сети информационного общества заключается в двух главных позициях:
глобальная сеть организации социокультурного воспроизводства должна основываться на одних и тех же моделях;человек по своим параметрам не может не соответствовать свойствам сети.
Россиянам необходимо было решить три задачи:
1) освоить новые связи, функции и отношения, характерные для информанионного общества;
2) идентифицировать себя в мировой истории;
3) выработать национальную идею (объединяющую общество цель).
Национальная самоидентификация и социальное мифотворчество
У каждого человека в процессе социализации складывается определенное представление о собственной личности: своей родословной; принадлежности к той или иной стране, социальной, политической и этнической группе; о своем положении в обществе, своих качествах, возможностях и перспективах. Иными словами, каждый человек отождествляет (идентифицирует) себя с определенными общностями, статусами, институтами, ролями и тем самым формирует в своем сознании картину собственного Я, или, как скажет психолог, Я-концепцию.
Нечто подобное происходит с целыми народами, с национальными (национально-государственными) общностями. В процессе их становления, развития, трансформации у них складываются определенные представления о своем происхождении, месте и роли в мировом сообществе, своих достоинствах, своем историческом «предназначении» и т. п. Иначе говоря, формируется представление о своей национальной идентичности.
Поэтому, как бы ни определили мы Русскую идею по предмету, содержанию, сущности, функциям и политическому значению, о чем речь впереди, она с момента своего появления на свет была и остается одной из форм национальной (национально-государственной) самоидентификации России, одной из форм выражения национальной идентичности россиян.
Так же обстоит дело и с Американской мечтой. При всех своих отличиях, подчас существенных, от Русской идеи она родилась и закрепилась в общественном сознании именно как форма национальной самоидентификации исторически сложившейся общности людей, названной «американцами» и населяющей страну, именуемую «Соединенными Штатами Америки».
Введенное в науку в качестве более или менее строгой категории 3. Фрейдом, понятие идентичности (от лат. Identitas – тождественность) ныне вышло далеко за пределы психологии и стало широко использоваться научными дисциплинами, входящими в социологический и политологический комплексы. Специалистов интересует, как общество формирует свою идентичность (в том числе в политическом аспекте) и с помощью какого аналитического инструментария можно исследовать этот процесс и получаемый в итоге продукт; какую роль в формировании идентичности играет специфика национальной психологии и культуры и т. д. и т. п. 1
Национальная самоидентификация касается прежде всего внутреннего аспекта бытия субъекта, будь то нация-государство или этнические общности, образующие его население. В этом случае идет поиск ответов на вопросы типа: что мы (русские, американцы, итальянцы, китайцы и т. п.) за народ? В каком государстве живем? Каковы наши национальные особенности? Куда держим путь? И далее в том же духе.
Заметим, что в рамках этнически (расово) неоднородных обществ – а мы находим их в десятках стран, включая такие гиганты, как Китай, Россия, Индия, США, – поиск национальной идентичности в ее внутреннем аспекте может вестись одновременно по нескольким руслам, причем отношения между потоками поисков носят порой конфликтный характер. Так, в современных США наряду с вопросами типа «что мы, американцы, за народ?» активно обсуждались на протяжении последних лет вопросы типа «что мы, афроамериканцы, за общность?» и т. п. 2
Нечто подобное происходило в 90-х годах XX в. и в России, где «парад суверенитетов» сопровождался ростом национального самосознания (принимавшего порой националистические формы) населяющих страну этносов и поисками ими своей идентичности. Но одновременно (как будет показано далее) предпринимались попытки найти ответ на вопрос: «Кто такие россияне? Каковы их этнические характеристики?» и т. п.
Естественным продолжением и дополнением национальной самоидентификации во внутреннем аспекте является ее внешний (международный) аспект. Любая общность, являющаяся членом мирового сообщества и выступающая в качестве субъекта международных отношений, так или иначе решает для себя вопрос о своем месте в мире, принадлежности к той или иной группе стран, роли в рамках существующего мирового порядка, исторической миссии (политической, культурной, религиозной).
В отличие от самоидентификации индивидов, которая (если исключить патологию) ограничивается в каждый данный момент одной-единственной Я-концепцией, самоидентификация национальных общностей допускает одновременное существование нескольких Я-концепций. Тут многое зависит от степени гомогенности данной общности. У представителей различных групп и даже одной и той же группы могут складываться неодинаковые, вплоть до взаимоисключающих, представления о своем народе и государстве, их месте в мире, их историческом «предназначении»… При этом какая-то из национальных Я-концепций оказывается доминирующей, а возможно, и официально санкционированной, в то время как другие носят периферийный и маргинальный характер.
Эта яркая картинка, конечно, упрощает суть дела, но в ней образно выписан один очень важный момент. Самоидентификация субъекта оказывает существенное воздействие на его идентификацию другими субъектами и таким образом выступает как материальная сила. Сила тем более значительная по своему потенциалу, чем точнее Я-концепция отражает реальное качество идентифицируемого субъекта.
Национальные Я-концепции – исторически устойчивые образования, и меняются они, по крайней мере в базовых своих элементах, сравнительно медленно, особенно в стабильных обществах. Наиболее стойкими оказываются представления, фиксирующие глубинные характеристики данной общности и составляющие ядро национальной Я-концепции. Но поскольку в истории любой, даже очень устойчивой в цивилизационном плане социальной общности возникают более или менее существенные разрывы (связанные обычно с войнами, революциями и другими национальными катастрофами), то время от времени возникает потребность в корректировке или даже пересмотре данной общностью своей Я-концепции.
Существовали и другие формулы, фиксировавшие дискретность истории России, например ее разделение на «допетровскую» и «петровскую». А советскими партийными деятелями высказывалась точка зрения, что подлинная история отечества начинается только после Октябрьской революции (предлагалось даже, взяв ее за точку отсчета, ввести в СССР новое летоисчисление), а все, что было до этого, – «предыстория».
Необходимо добавить к сказанному, что в рамках обозначенных Бердяевым исторических периодов – некоторые из них охватывают сотни лет – были кризисные моменты перехода от одного этапа к другому, когда у российского обывателя менялись, пусть и не радикально, представления и об обществе, в котором он живет, и о себе самом, и о прошлом, и о возможном будущем. Так было в период Смуты. Так было в относительно близком к нам XIX веке – в частности, после проигранной Крымской войны. Еще более динамичным оказался XX в. с его революциями и войнами, выпавшими на долю России. «Была монархия, потом короткий промежуток Временного правительства, за ним – 35 лет неограниченной большевистской тирании. На смену ей пришел послесталинский период той же длительности, когда сложился опять-таки другой, вполне особый, строй. В ходе второго 35-летия происходило вырождение и ожирение тирании, она утрачивала свирепость, теряла безоглядную уверенность в своей правоте…» 6
Очевидно, что преодоление разрыва между крупными историческими этапами, как и между отдельными периодами внутри последних, предполагало в качестве одного из важнейших условий сохранения единства национальной истории и национальной культуры идейно-духовный процесс, который мы назвали бы «самореидентификацией», т. е. повторной общественной самоидентификацией, фиксирующей новые исторические реалии и предлагающей переосмысленные – в соответствии с изменившейся ситуацией – ответы на традиционные вопросы: что мы за народ? Что это за страна, в которой мы живем? Каково наше место в мире? И т. д. и т. п.
Ответы на эти вопросы надо искать не только в различии условий, в которых оказались Германия и Япония в 40-50-х годах и Россия – в 90-х, хотя различия эти весьма существенны. Не менее значимы специфические условия бытия стран, занятых поиском своей новой идентичности, их национальные традиции, геополитический статус и т. п. Как свидетельствует исторический опыт, самореидентификация различных социальных, в том числе национально-государственных, общностей осуществляется в соответствии с моделями, имеющими разные доминанты. Иначе говоря, преодоление кризиса идентичности и формирование новой Я-концепции зависят от решения разных проблем, выступающих в разных обществах в качестве доминант. Где-то это – воссоздание сильного государства, где-то – воссоздание институтов гражданского общества, где-то – возрождение традиционной религии… Это, конечно, не значит, что разрешение других проблем несущественно для выхода из идентификационного кризиса, однако последние носят подчиненный или даже периферийный характер, и поэтому и их разрешение во многом определяется состоянием доминантной проблемы.
Это понимали не только российские самодержцы. Это быстро усвоили большевистские лидеры, и в первую очередь Ленин, Троцкий, Сталин. Выступив в первые послереволюционные годы, как и положено марксистам, каковыми они провозглашали себя публично, с радикально антигосударственнических позиций, они под давлением обстоятельств столь же радикально изменили свои позиции на противоположные, а Сталина иначе как супергосударственником и не назовешь.
Чрезмерное упование народа и элит на государство, фетишизация государства, служившая одним из тормозов на пути либеральных реформ, нежелание и неумение общественности хотя бы немного разгрузить государственную машину, взяв на себя часть ее функций и ответственности, всегда служили и служат сегодня одним из препятствий на пути модернизации и либерализации российского общества. Но факт остается фактом: государство в России всегда играло (делая это порой фальшиво) первую скрипку, а общество, попадая в кризисные ямы, рассчитывало не столько на собственную инициативу и собственные усилия, сколько на спасительную помощь государства.
Под государственническим углом ставились и решались в России практически все проблемы, связанные с само(ре)идентификацией, в том числе и такие, какие либо вовсе не вставали перед другими странами, либо имели для них периферийный характер. Ни одной стране не приходилось мучительно искать ответ на вопрос, относится ли она к Европе или к Азии, к Западу или к Востоку. Германия, например, твердо знала, что, будучи расположена в Европе, является европейской страной, а германская цивилизация – частью европейской цивилизации. Точно так же Япония однозначно идентифицировала себя с Азией, Востоком и восточно-азиатской цивилизацией. 9
Иное дело – Россия. Расположенная на евразийском материке, она должна была снова и снова, по мере изменения международного положения и ситуации внутри страны, искать ответ на трудный для нее вопрос о соотношении двух начал – европейского и азиатского, западного и восточного – в ее цивилизации, политике, культуре: чего в России больше – «азиатскости» или «европейскости»? Как оба истока сливаются и уживаются в русской культуре.
Прогнать «лакейскую боязнь» было, однако, нелегко. Да и не в одной только боязни было дело. Россия не могла не чувствовать себя Европой и не могла обойтись без Европы (о чем не раз говорил в разные годы и сам Достоевский), как, впрочем, и Европа, не всегда, возможно, осознавая это, не могла, не может и никогда не сможет обойтись без не любимой ею России.
Отсюда известные идентификационные решения: евроазиатское и евразийское. Евроазиатское решение четко сформулировал Бердяев: «…в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира 11 ». Евразийское (т. е. выросшее из так называемого евразийства как историософского течения) решение предложили П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, ЕВ. Вернадский и др. В России, утверждали они, не просто соседствуют, «соединяются», как говорит Бердяев, Европа и Азия – в России они естественным образом, не имея четких границ, перетекают друг в друга, образуя своего рода сплав, ингредиенты которого настолько перемешаны друг с другом, что ни отделить, ни выделить их в чистом виде уже невозможно. Россия – интегральная уникальная цивилизация, порождение разных культурных и этнических начал, растворившихся в сотворенном ими целом.
Еще один специфический вопрос, который приходилось решать России в процессе самореидентификации, касается исторической самооценки и характера отношений с другими странами и народами. В ее душе шла борьба между комплексом неполноценности и комплексом величия, что отчетливо проявилось в творчестве П.Я. Чаадаева. Отсюда и разные решения вопроса о позиции в отношении Европы и европейцев, в первую очередь немцев, французов, англичан: учиться у них – не учиться; заимствовать создаваемые ими политические, экономические, иные культурные образцы – не заимствовать и т. п. Это наглядно отразилось в творчестве западников и славянофилов. Вообще надо заметить, что Европа, начиная с петровских времен, неизменно выступала важным фактором самоидентификации России, о чем еще пойдет речь. (Америка появляется в этом качестве на российском горизонте только в XX в.)
Была и еще одна проблема, определявшая во многом Я-концепцию российского общества. Это – отношения между населяющими страну этносами. Россия XIX – начала XX в. не была ни «тюрьмой народов», ни интернациональным эдемом. Этнический аспект бытия общества характеризовал принцип «единство в многообразии». Это многообразие, время от времени обогащавшееся (вплоть до середины XIX в. Российская империя прирастала новыми территориями и населявшими их этносами), и это единство, время от времени нарушавшееся и снова восстанавливавшееся, служили одновременно и одним из главных источников жизненной силы российского общества, и одним из постоянных источников разрывавших его противоречий…
Отождествлявшиеся изначально со всем Американским континентом, утопические мечтания были впоследствии спроецированы лишь на одну из стран Нового Света, а именно на Соединенные Штаты Америки, которые и стали называть (с точки зрения канадцев и народов других стран, расположенных на том же континенте незаконно) «Америка».
Национальная самоидентификация Америки была лишена напряженного драматизма, сопровождавшего этот процесс в таких странах, как Германия, Италия, Франция или Россия. Американцам в отличие от россиян не нужно было ломать голову над вопросами о своем географическом и геополитическом статусах и вытекающих отсюда культурных и цивилизационных особенностях. У них не было под боком ни «просвещенной» Европы, ни «седой» Азии, и им почти не приходилось балансировать между комплексом неполноценности и комплексом величия. Уже вскоре после своего образования США стали ощущать свою самобытность, самоценность, самодостаточность, свое величие и предназначение, что, кстати сказать, нашло отражение еще в некоторых политических текстах периода революции, в частности в той же Декларации независимости, «Здравом смысле» Томаса Пейна и т. д.
Не приходилось американцам в течение долгого времени и мучительно думать над тем, как выстраивать отношения с другими странами, чтобы обеспечить процветание Соединенных Штатов, не говоря уже об их выживании. Отделенная от остального мира, включая вечно сотрясаемую войнами Европу, двумя океанами, Америка чувствовала себя в безопасности, а знаменитый американский изоляционизм позволял сосредоточить силы и средства на решении внутренних проблем. Правда, у США имелись соседи по континенту, однако они были не столь сильны, чтобы доказательство своей «правоты» по любому спорному вопросу требовало от янки непомерных усилий.
Отсутствие потребности в содержании сильной армии вкупе с другими факторами 14 освобождало американцев и от забот о создании сильного государства. Напротив, институты гражданского общества, строительству и поддержанию мощи которого граждане Соединенных Штатов всегда уделяли большое внимание, успешно соперничали с государством и на протяжении долгого времени сдерживали его экспансионистские поползновения. Этот примат гражданского общества над государством оказал огромное влияние на всю историю США и во многом определил характер и содержание складывавшейся на протяжении XVIII–XIX вв. национальной Я-концепции, ее доминанту.
Что же это была за доминанта? Что делало Америку той самой Америкой, какой видели ее и те, кто жил в этой стране, и те, кто стремился попасть в нее? Эта идентификационная доминанта – положение личности в обществе.
Соединенные Штаты воспринимаются самими американцами и большинством наблюдателей со стороны как страна индивидуальной свободы 15 и отождествляются прежде всего с личной свободой, в том числе по отношению к государству. Американец – ярый патриот, но не государственник. Он, разумеется, не отрицает государства, но и не фетишизирует его. Не связывает с ним надежды на лучшее будущее. Кризис национальной идентичности для американца – это прежде всего кризис его индивидуальной свободы, а преодоление кризиса – это укрепление положения индивида в обществе – и как гражданина, и как человека.
Нелишне напомнить, что США формировались не только как иммигрантское общество, лишенное общего прошлого, а значит, и глубинной исторической памяти, но и как общество, изначально разделенное на рабовладельцев и рабов. Причем социальная граница между ними была одновременно и расовой границей. Правда, до войны между Севером и Югом и даже на протяжении долгого времени после отмены рабства этой границы в представлении белого большинства Америки не существовало вовсе. Чернокожие американцы, даже став полноправными гражданами США, оставались в сознании белого человека маргинальной социальной группой, характеристики, а в некоторых отношениях само существование которой можно было не принимать в расчет при определении национальной идентичности американца.
Иными словами, чтобы стать американцем, было недостаточно пересечь океан и вместе с другими переселенцами заняться хлебопашеством или иным ремеслом. Требовалось также быть принятым в уже сложившееся в переселенческих колониях сообщество. А чтобы это произошло, необходимо было перековаться в нового человека, подстроиться под определенные, а именно выработанные этим сообществом требования. Так что в «переплавку» попадали далеко не все качества, с которыми «представители разных народов» попадали в Америку, и далеко не все из этих представителей, оказавшихся волею судеб в Новом Свете.
Однако все это происходило в последние десятилетия XX в., когда американская национальная Я-концепция давно уже сформировалась в своей основе, как сформировались и репрезентирующие ее дискурсы и мифы, включая Американскую мечту. А это значит, что и социальная, и культурная, и тем более расово-этническая база, на которой в течение по меньшей мере двух веков происходила самореидентификация Америки, носила не просто ограниченный (она, впрочем, везде ограничена до той или иной степени), но искусственно суженный характер. Как пишет культуролог Н. Рэнвик, «американская идентифицирующая культура – это гибрид», но гибрид, выражающий культурное неравенство.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
§ 3. Национальная самоидентификация как условие возникновения и реализации права на наций на самоопределение
Национальная самоидентификация представляет собой процесс осознания своей принадлежности индивидом в частности и всей общности людей, проживающих на определенной территории, в целом к конкретной нации (государству) посредством устойчивой политико-правовой связи, представленной институтами подданства или гражданства.
В период становления современной цивилизации процессы роста национальной самоидентификации интенсифицируются, выступая в качестве важнейшей предпосылки борьбы наций за самоопределение. Однако при более детальном рассмотрении генезиса национальной самоидентификации можно отметить, что свое развитие и истоки она берет в идее прав меньшинств. Можно сказать, что идея и борьба этнических меньшинств за свои права или стимулирование их к этой борьбе стало предтечей идеи нации и ее права на самоопределение. В данном случае следует отметить, что права этнических меньшинств подменялись регулятивными нормами, схожими по своему объему с правами религиозных, языковых и расовых меньшинств. Безусловно, это происходило, в первую очередь, по причине некорректной постановки самого объекта и субъекта правового воздействия и обусловлено несовершенством юридической техникой обеспечения таких процессов.
Примером роста национальной самоидентификации может служить борьба голландского народа за независимость от Испании. Гражданское и национально-политическое самоопределение для Нидерландов наступило с подписанием королем Испании Акта «О клятвенном отречении» 1581 г., а окончательное достижение независимости было закреплено в
Не случайно объектом правового воздействия в указанных документах выступает население, четко дифференцированное по конфессиональному признаку. Следует отметить, что право договоров определяло свою регулятивную функцию исключительно из понимания политико-правовой реальности того времени. Фактически эти договоры являются ничем иным, как первой попыткой определения правового статуса населения, оказавшегося по итогам военных действий либо вне зоны своего компактного проживания, либо попавшего под суверенитет другого государства. Данные примеры показывают мотивы, влияющие на формирование правовых традиций и особенностей юридического
обеспечения защиты прав меньшинств, а затем права народов и наций на самоопределение в странах континентальной Европы.
Историко-правовой анализ позволяет выявить в праве
межгосударственных договоров, заключаемых вплоть до XX в.
и определяющих статус религиозных, а затем и этнических меньшинств, политический инструментарий перманентного передела влияния на Европейском континенте. Это отчетливо прослеживается на примере указанных договоров, завершивших Тридцатилетнюю войну и составивших часть Вестфальского мира. Известное противостояние между габсбургским блоком (испанскими и австрийскими Г абсбургами,
католическими князьями Г ермании, подержанными Папой и Речью
Посполитой) и антигабсбургской коалицией (германскими протестантскими князьями, Францией, Швецией, Данией, при поддержке Англии, Голландии и России) [144] было обусловлено рядом геополитических интересов, который сохранил свои очертания вплоть до начала XX в. Соперничество католической Германии с Римом и Испанией в вопросах геополитики, обусловило необходимость создания комплекса договоров, ослабляющих немецкие княжества, и статьи о религиозных меньшинства должны были сыграть в данной ситуации ключевую роль.
С постепенным ослаблением и отрицанием абсолютизма, и уходом религии на второй план новым механизмом ослабления геополитических соперников стала идея прав сначала этнических меньшинств, а затем народов и наций на территории конкурента. Более широкий охват различных категорий населения позволял более точно преследовать геополитические интересы. Именно в этот исторический момент и начинается генезис, становление и постепенная интенсификация национальной самоидентификации в странах континентальной Европы. Важно и то, что приведенный пример, несмотря на некоторую архаичность, имеет отношение к последующим историческим событиям, вплоть до создания гитлеровской коалиции, во многом унаследовавшей историческую логику и опыт многовековой европейской истории.
Проявлением национальной самоидентификации в XIX в. стали национально-освободительные движения за независимость Польши, Греции и испанских колоний в Америке, и т.д. Особой формой реализации идей национальной самоидентификации и самоопределения стало движение ирредентизма в Италии и Германии, т.е. объединения разрозненных земель, на которых проживали представители одного народа, в единое государство.
Внимание таких мыслителей Запада как Майкл Манн, Энтони Г идденс, Чарльз Тилли обращено к опыту Британии и Франции XVIII в. По их мнению, соперничество, в первую очередь военное, между династическими государствами и стремление властей максимально мобилизовать необходимые для этого ресурсы подталкивали монархические режимы к целому ряду экономических и административных мер, которые формировали современное государство.
Следует отметить, что далеко не все народы в XIX в. прошли путь национальной самоидентификации и поэтому не могли реализовать стремление к приобретению суверенитета. Причем крупные европейские государства, преследуя свои геополитические интересы под эгидой освобождения «угнетенных народов», создавали предпосылки к росту национальной самоидентификации и, как следствие, возникновению самостоятельного волеизъявления к самоопределению у общностей людей, населяющих эти регионы.
Так, например, по итогам Венского Конгресса 1814-1815 гг., в ходе которого была выработана система договоров, направленных на определение и восстановление новых границ государств Европы после наполеоновских войн. Статья I Заключительного Акт Венского Конгресса 1815 г. закрепляла присоединение герцогства Варшавского к Российской империи с учетом сохранения особенностей внутреннего государственного устройства этой территории и установление на ней особого управления (собственного).
После наполеоновских войн требования самоопределения были выдвинуты поляками, итальянцами, мадьярами (венграми) и немцами также, как и меньшинствами, жившими среди них. Некоторые территории были аннексированы Францией, но лишь после соответствующих плебисцитов среди населения в Ницце, Савойе и Майнце.
Стремясь отвести от себя растущее в стране недовольство, правительство стало особенно рьяно культивировать воинствующий мусульманский фанатизм и провоцировать погромы против христианского населения, что привело к столкновению между мусульманами и христианами в Салониках. Эти события были использованы европейскими державами как поводы для давления на Османскую империю. В январе 1876 г. страны, подписавшие Парижский трактат 1856 г., потребовали от Турции немедленного проведения реформ в Боснии и Герцеговине. Султанское правительство согласилось принять это требование. Но претензии держав, подписавших Парижский трактат, этим не ограничились.
Берлинский трактат 1878 г. в статье I закреплял образование самоуправляющегося княжества Болгария с собственным христианским правительством и народной милицией. Статья III подтверждала свободу выборности князя Болгарии населением. Статья IV предполагала, что в местностях, где болгары перемешаны с турецким, румынским, греческим и другим населением, необходим учет прав и интересов этих общностей по отношению к выборам и выработке органического устава. Статья V закрепляла равный доступ всего населения к осуществлению гражданских и политических прав, а также регламентировала равный доступ к публичным должностям и служебным занятиям. Статья VII закрепляла полное пользование Болгарией своей автономией после избрания князя. Статья XIII устанавливала обязанность Турции учредить на Юге Балкан провинцию «Восточная Румелия», которая непосредственно останется в политической и военной власти султана на условиях административной автономии. Статьи XXVI, XXVII, XXXIV, XXXV, ХЬШ, ХЬГУ закрепляли независимость Черногории, Сербского княжества, Румынии, а также регламентировали равный доступ всего населения к осуществлению гражданских и политических прав, а также регламентировала равный доступ к публичным должностям и служебным занятиям.
Провозглашение независимости ряда территорий Турции, при условии равного и свободного доступа к гражданским и политическим правам, публичным и служебным должностям, фактически являлось обеспечением реализации права населения этих территорий на самоопределение посредством равного участия во внутригосударственных делах.
Тем не менее нельзя не отметить, что Берлинский конгресс не разрешил всех территориальных споров и противоречий, а в некотором смысле даже обострил отдельные геополитические вопросы, заложив тем самым основу для будущего крупномасштабного вооруженного конфликта в континентальной Европе.
Такое активное участие разного рода общественных организаций и неправительственных рабочих групп, возникших с целью урегулирования вопросов политико-территориального устройства послевоенной континентальной Европы, преимущественно апеллировавших к необходимости учета права наций и народов на самоопределение, свидетельствует, о том, что несовершенство юридического обеспечения реализации права на самоопределение подталкивало общество к воспроизводству этих норм.
Рассматривая вопрос национальной самоидентификации следует дать характеристику процессу становления или «вызревания» нации. Нацию характеризует коллективная идентичность, которая подтверждается и воспроизводится ее культурой, общим языком, исторической судьбой, общностью территории и вероисповедания. Нация имеет коллективных врагов, которые, как правило, олицетворяются в соседних этнических группах и других нациях. Что же отличает нацию от народа или этноса, так это политическое свойство нации. То есть нация представляет собой политическую категорию, она располагает политическими амбициями и имеет свое государство или же стремится к созданию такового. Народы и этносы же в большей степени отличаются ощущением общности и чувством коллективности. Мощной основой привязанности к нации служит то, что человек отличается от всех существ своей социальной сущностью и стремлением принадлежать чему-то. Вот почему социальные причины возникновения национальной самоидентификации логично поставить на первое место. Немаловажную роль здесь играет и национальное сознание.
Австрийские марксисты О. Бауэр и К. Реннер в силу специфики национального развития империи Габсбургов, в отличие от классиков, германских и российских марксистов, создали в конце XIX-начале XX вв. оригинальные концепции нации и национализма, в которых стремились представить этническое сообщество людей и культуру в качестве относительно самостоятельных переменных в процессе эволюции наций. Так, О. Бауэр утверждал, что верно понятые социализм и национализм прекрасно совместимы друг с другом. Бауэр оспаривал тезис о том, что победа социализма должна обязательно привести к своего рода плоскому, однообразному космополитизму наций. По его мнению, и нации, и государства складываются исторически, но источником национальных ценностей являются скорее национальный характер и культура, нежели государство. Поэтому в частности историческое призвание империи
Габсбургов заключалось в создании особого каркаса институтов и практик, из которого впоследствии должна была вырасти социалистическая федерация наций.
С приходом капитализма возникает потребность в создании новых принципов хозяйствования, которые бы отвечали новым капиталистическим экономическим тенденциям и способствовали бы эффективному экономическому развитию. Для капиталистического общества характерно крайне широкое разделение труда, в процесс производства социальных благ вовлечено огромное количество людей. Производство выходит
на масштабный промышленный уровень. При капитализме создаваемая продукция приобретает форму товара, все становится предметом купли- продажи. Это происходит в результате развития рынка и возникновения рыночных отношений.
экономического развития рыночных, товарно-денежных отношений, адекватной рыночной конкуренции и наличие социальных гарантий на территории проживания нации. Все это выступает в качестве экономических причин возникновения национальной самоидентификации, что закономерно влечет за собой изменение в законодательстве и вызывает к жизни необходимость надлежащего юридического обеспечения национальных интересов на внутригосударственном уровне.
Роль ориентира для той или иной нации в составе полиэтнического государства начинают играют национальные интересы. Эти интересы, как правило, отражаются в политической деятельности национально
Такая форма государственной власти как абсолютизм, существовавшая в континентальной Европе, подразумевала неограниченную власть монарха над средствами и силами производства. Со временем это стало противоречить потребностям национального развития, а в итоге привело к отрицанию абсолютизма.
В полиэтническом государстве национальная группа сначала осознает свое языковое, культурное, этническое и, возможно, территориальное единство. Затем, высвободившись от религиозного давления, она отрицает абсолютную власть монарха над собой во благо своего успешного экономического развития. Это происходит в эпоху складывания капиталистических отношений: «первые, так называемые большие,
В науке устоялся ряд подходов к процессу формирования нации, среди которых наиболее убедительными представляются: конструктивистский, инструменталистский, примордиалистский и другие.
Сторонники конструктивизма (Б. Андерсон, К. Касьянова,
Инструментализм (Н. Глейзер, Д. Мойнихан, Л. Белл, В.А. Тишков) представляет нацию не просто как конструкт, а как специально созданный инструмент, призванный решать конкретные политические и экономические задачи, стоящие перед элитой. В данном случае этничность помогает населению сплотиться, бороться за власть и разделить рынок. Часто инструментализм и конструктивизм рассматривают как схожие направления.
Примордиалистский подход (П. Ван ден Берге, И.Г. Г ердер, Ю.В. Бромлей, Ю.И. Семенов, В.И. Козлов, К. Гирц, У. Коннор) [167]
представляет этносы как социальные сообщества, тесно связанные с социально-историческим контекстом и с присущим им определяющими чертами: языком, культурой, идентичностью. Примордиалистские трактовки нации признавали ее в качестве органической общности, объединенной общей для людей культурой. При таком подходе к процессу формирования нации особая роль отводится этногенетическим факторам, языковой принадлежности, традициям и обычаям. Внимание акцентируется на общности происхождения людей, факторах кровного родства и духовной солидарности определенной нации. Согласно примордиалистскому подходу, нация есть объективно сложившаяся общность людей, которая обладает определенными интересами и существование которой не зависит от чьих- либо сознательных действий. «В этом смысле нация стала определяться в
В примордиалистском подходе возникло большое количество концепций формирования нации. Так, Л. Гумилев предложил рассматривать этнические (национальные) движения (общности) с точки зрения наличия в них двух форм движения. Одна из них, биологическая, включала в себя воздействия географического ландшафта, культурных факторов, взаимоотношений с соседями и т.п., другая, социальная, предполагала наличие особого источника развития, так называемой «пассионарности», концентрирующей напряженность человеческой энергии
Существует и ряд других подходов к проблеме национальной идентификации. В рамках социобиологических концепций, представителями которых являлись В. Рейнпольдс, В. Фалгер, Я. Вин, Ж. Гобино, развивались в том числе и расистские идеи. Основной акцент делался на расовой принадлежности людей, факторах их кровнородственной близости. В рамках данной концепции утверждался естественно-генетический характер происхождения нации.
Национальные группы подразделялись на те, которые способны к государственной организации (собственно нации), и те, которые еще не готовы к такой организации совместной жизни (народности). По сути, устанавливалась субъективная иерархия наций, которая усиливала социальное неравенство в обществе и закрепляла негласное превосходство представителей одной общности над другими.
Подводя итоги, следует отметить, что основой формирования права наций на самоопределение является национальная самоидентификация, прочное становление которой у ряда народов завершилось в XIX в. Это выразилось в усилении национально-освободительной борьбы, происходившей на фоне обострения цивилизационных противоречий, обусловивших кризис многонациональных империй. Историко-правовой анализ позволил выявить в праве межгосударственных договоров (начиная от Вестфальского мира 1648 г. и заключаемых вплоть до XX в.) определяющих статус религиозных, а затем и этнических меньшинств, не что иное, как политический инструментарий перманентного передела геополитических сфер влияния на европейском континенте. Это отчетливо прослеживается на примере указанных договоров, завершивших Тридцатилетнюю войну и составивших часть Вестфальского мира.
С постепенным ослаблением и отрицанием абсолютизма, и уходом религии на второстепенный план новым механизмом ослабления геополитических соперников стала идея прав сначала этнических меньшинств, а затем народов и наций на территории конкурента. Именно в этот исторический момент и начинается генезис национальной самоидентификации в странах континентальной Европы.
Следует отметить тот факт, что становление такого явления как национальная самоидентификация происходит задолго до распада АвстроВенгерской, Г ерманской, Российской и Османской империй, а также этот и процессы имели место не только в континентальной Европе. Примерами тому могут служить борьба голландского народа за независимость от Испании, противостояние населения Североамериканских колоний и Англии, национально-освободительные движения за независимость в Польше, Греции, испанских колоний в Америке и т. д. Похожими процессами был обусловлен ирредентизм в Италии и Германии в XIX в., т. е. объединение разрозненных земель, на которых проживали представители одного народа, в единое государство.
Большое влияние на рост национальной самоидентификации оказали международные мирные договоры, заключенные после военных конфликтов XIX в. Страны-победительницы, используя «право сильного», принуждали проигравшие государства к изменению политического статуса ряда принадлежащих им территорий, нередко фиксируя его без учета волеизъявления проживавшего там населения (Заключительный акт Венского конгресса 1814-1815 гг.; Парижский трактат 1856 г.; Сан-Стефанский прелиминарный договор 1878 г; Берлинский трактат 1878 г. и др.).
Распад крупнейших империй, обусловленный Первой мировой войной и революционными потрясениями начала XX в., ускорил дальнейший рост национальной самоидентификации и открыл обширные возможности для реализации права на самоопределение.
Многообразие подходов к проблеме национальной самоидентификации в основе своей имеет разность воззрений на механизм создания или причины генезиса нации. Однако сущность его обусловлена стремлением к сплочению, более эффективной организации процесса производства и распределения социальных благ и материальных ценностей, что закономерно предполагает изменение законодательства, с целью создания возможности более эффективной организации ведения хозяйства и максимально возможного достижения благополучия.