Иерусалим книга о чем

Алан Мур «Иерусалим»: взгляд на мир через магическую линзу

«Иерусалим» делится на три части, сюжет которых так или иначе возвращается к двум персонажам — Мику и Альме Уоррен. Он обычный работяга, она — малоизвестная художница, занимающаяся комиксами и обложками для научно-фантастических книг. Именно выставка Альмы станет фокусом романа, узловой точкой истории. В детстве Мик подавился драже от кашля, чуть не задохнулся и чудом вернулся к жизни. Много лет спустя, ударившись головой, он начинает вспоминать странные и чудесные события, произошедшие с ним на грани жизни и смерти. Мик переживает, что сходит с ума, поскольку в его семье это случалось не раз, и делится своими воспоминаниями с Альмой. Художница использует видения брата для своих картин, и в ночь накануне её выставки большинство линий и основных персонажей наконец сходятся воедино.

Alan Moore
Jerusalem
Роман
Жанр: социальная фантастика, магический реализм
Выход оригинала: 2016
Художник: Р. Пепин
Переводчик: С. Карпов
Издательство: АСТ, 2021
Серия: «Великие романы»
1328 стр., 6000 экз.
Похоже на:
Чайна Мьевиль «Город и город»
Джеймс Джойс «Улисс»

Сюжет этого романа одновременно очень прост и очень сложно поддаётся описанию. Ведь подлинный главный герой книги — рабочий район английского города Нортгемптона под названием Боро. А ещё здесь сотни персонажей — знаменитые политики, мыслители, писатели, поэты, ангелы и демоны. Причудливо перемешанные и действующие в рамках вселенной, которая в равной степени основана на магических и научных теориях, они образуют сложную и довольно безумную мозаику.

Назвать роман эпическим — значит несколько недооценить его размах. Через линзу Нортгемптона «Иерусалим», по сути, показывает всю историю человечества. Излагают её десятки персонажей, которых объединяет только общее географическое местоположение. Собственно, на ранних этапах «Иерусалим» можно спутать со сборником рассказов: в каждой главе действует новый герой, часто даже в новой эпохе. Поначалу вникнуть в эти зарисовки очень сложно, и пройдёт немало времени и страниц, прежде чем Мур начнёт связывать все события друг с другом.

Вторая часть, хотя она уже больше напоминает сюжетный роман, немногим проще для восприятия. Сам автор назвал её «сказкой в духе обезумевшей Энид Блайтон» — это детский приключенческий детектив в мрачной интерпретации Мура. Здесь он потихоньку переходит от панорамного вида на историю Нортгемптона к более сфокусированной, камерной картине. И к третьей части читатель начинает понимать, к чему, собственно, ведёт автор.

«Иерусалим» — действительно серьёзная литература. Его сравнивают с книгами Джойса, Уильяма Берроуза, Данилевского и даже Толстого. Мур написал роман на 1300 страниц («Больше Библии», — радостно сообщает нам автор) и сполна использовал этот объём для творческих экспериментов. Здесь есть главы с потоком сознания, пьеса, стихотворение, жанровые игры, подражания классикам модернизма и, наконец, собственная, крайне запутанная мифология Мура. В некотором роде «Иерусалим» — игровая площадка писателя, возможность исполнить все свои творческие мечты под одной обложкой.

И это было бы грустной новостью для читателей, если бы книга этим и ограничивалась. Однако Мур — бесконечно изобретательный автор. Не все его эксперименты и подражания удачны, но там, где у него получается, оторваться от романа совершенно невозможно. Да и сама грандиозная структура и задумка книги скрадывает слабые места, заставляя простить писательские игрища и не бросать этого бумажного бегемота.

В «Иерусалиме» много тем, и каждый найдёт, на чём сосредоточиться. Алан Мур размышляет о губительности капитализма и денежной системы, о лицемерии современного общества, о том, как даже неизвестная нам история формирует наши личности, о хрупкости разума, об устройстве Вселенной — любую из тем можно при желании назвать центральной. Переплетаясь, они рождают что-то вроде автобиографии авторской души. «Иерусалим» — идеальная книга для тех, кто хочет понять Алана Мура, который привычно наблюдателен, саркастичен, язвителен и, кажется, окончательно отчаялся изменить мир с помощью творчества. Что, разумеется, не мешает ему продолжать попытки.

Слово творца

Я спасла Боро, Уорри, но не так, как спасают кита или Службу национального здравоохранения. Я спасла их так, как спасают корабли в бутылках. Только так и можно. Рано или поздно люди и места, которые мы любим, уйдут, и единственный способ их сберечь — искусство. Для того искусство и нужно. Оно все отбирает у времени.

Источник

Иерусалим книга о чем

Алан Мур. Иерусалим. М.: АСТ, 2021. Перевод с английского Сергея Карпова

На прошедшей недавно ярмарке Non/fiction мы наблюдали забавную сцену. В павильон комиксов пришла посетительница, которая спросила, где ей взять «Иерусалим» Алана Мура.

— Идите на стенд издательства АСТ, — ответили ей.

— Я только что там была, меня сюда отправили.

Забавна эта сцена прежде всего тем, что «Иерусалим» — не комикс, а огромный том самой что ни на есть прозы в виде слов, записанных в строчку. Во-вторых, заведующие стендом АСТ сами об этом по каким-то причинам не знали (возможно, потому, что книга на тот момент еще даже не вышла из типографии, и мы даже сомневаемся, поступит ли она в магазины в день, когда вы читаете эту заметку).

Мораль описанной нами сценки проста, очевидна и в чем-то безрадостна. Заключается она в том, что идейный нонконформист Алан Мур давно превратился из писателя в бренд, под которым можно выпускать что угодно, — и все равно найдутся охотники продемонстрировать себе и миру свои демократические взгляды на литературу, купив очередной муровский том, чтобы поставить его рядом с «V — значит Vендетта», «Хранителями» и «Провиденсом». С такими читателями «Иерусалим» сыграет, пожалуй, еще более злую шутку, чем порнографический опыт Мура «Пропащие девчонки».

Видит Бог — на этом нам хотелось бы поставить точку, поскольку любые поспешные суждения о столь непростом феномене обречены на вульгарную профанацию, но все же мы попытаемся рассказать о наших первых выводах, сделанных после знакомства с «Иерусалимом».

Зададимся предельно школьным вопросом: зачем вообще писать длинные громоздкие романы, когда можно написать роман небольшой и изящный? Если мы не имеем дело с откровенной графоманией, то в каждом случае ответ на этот вопрос будет разный. Многословие «Тристрама Шенди», например, служило специфическому чувству юмора Лоренса Стерна; абсурдный объем «Человека без свойств» Роберта Музиля дополнял абсурдное содержание всего романа; ну а Дэвид Фостер Уоллес «Бесконечную шутку», говорят, написал, чтобы произвести впечатление на девушку, которая ему нравилась — тоже не самая плохая задача. (Еще, конечно, есть то, что можно назвать «комплексом Большого Автора», который не дает писателю спокойно сойти в могилу, не оставив потомкам нравоучительный пылесборник со своим именем на обложке, но это вроде бы сугубо русская болезнь).

Во-первых, «Иерусалим» встает в длинный ряд модернистских романов, главным героем которого оказывается город, разрешающий населить себя многочисленными обитателями. Как в «Улиссе» Джойса или в «Петербурге» и «Москве» Андрея Белого, центральное место отведено улицам и фасадам, на этот раз — родного для Алана Мура Нортгемптона. Этот пафос столетней давности предельно понятен — художник-модернист в своем величии схлопывает целую вселенную до границ одной небольшой территории в сердце Англии. Верным помощником автора в этом деле становится описание. Бесконечное, долгое, детальное и, признаться, усыпляющее описание каждого булыжника в мостовой. Надо заметить, таких долгих бессодержательных периодов не позволял себе даже отец шозизма Ален Роб-Грийе. Что же это такое? Слепое воспроизведение давно устаревшей художественной практики? Или откровенное издевательство над читателями и критиками, которые просто не могут не похвалить Мура за такое мастерство? Мы думаем, что и то, и другое. Мур через призму постмодернистского культа копирования действительно реанимирует труп описательного романа, но делает это настолько изощренно, что редкий читатель избежит соблазна перепрыгнуть через десяток страниц, на которых явно не случится ничего, кроме того, что кто-то закурит сигарету и выразит свое отвращение к окружающему миру.

Во-вторых, «Иерусалим» — это деконструкция семейной саги. Генеалогическая хронология полностью разрушается, прадед и правнук идут нога в ногу каждый в своем времени (а порой и в одном), а одно мгновение становится важнее целой прожитой жизни. И этот пафос тоже предельно ясен — в постмодернистском мире разрушены самые первоосновы человеческого бытия, и наиболее наглядно в этом смысле разрушение семейных уз. Если в одночасье рухнуло то, что выстояло не одно тысячелетие, то кто сказал, что не может быть разрушено то, что априори нерушимо — скажем, время? Но все это уже давно, много раз и с, будем честны, куда большим изяществом реализовали, скажем, такие блестящие писатели, как Петер Надаш или Клод Симон.

Три перечисленных пункта лично нам дают хотя бы подобие ключа к пониманию всего циклопического текста Алана Мура, который нам кажется романом о тотальной ностальгии. Прежде всего — ностальгии по тем временам, когда в искусстве еще был возможен эксперимент. Все-таки становление Мура как автора пришлось на ту эпоху, когда людей еще можно было удивить музыкой (он сам в юности играл в готической группе The Sinister Ducks, где его партнером был Дэвид Джей из Bauhaus), историями (его «Убийственная шутка» мигом перевернула всю вселенную Бэтмена, под завязку наполнив ее нуаром и шок-контентом) или просто образом жизни (ну кого сейчас изумит оккультно-леворадикальное мировоззрение Мура?). Ностальгия по культуре авангарда неизбежно переходит в реакционную ностальгию по собственной жизни и родной территории, неизбежно меняющейся и заполняющейся все новыми и новыми призраками.

Но «Иерусалим» — это еще и то, что мы бы назвали литературой повышенной степени визионерства, литературой, которая подвергает разум читателя настолько массированной галлюцинаторной атаке, что самые гротескные видения, окутанные страшной мглой, обретают плоть и кровь, лишая возможности усомниться в своей реальности. В этом срезе «Иерусалима» наконец проявляется индивидуальное писательское мастерство Мура, практикующего мага, умеющего создавать целые миры, в которых жить не особо хочется, но приходится. Именно дар визионера почти, но не до конца, спасает весь роман, который иначе остался бы вторичной невнятицей, эксцентричным недоразумением в практически идеальной библиографии выдающего писателя. Со временем мир, описанный Муром, наверняка обзаведется фэндомом, адепты которого разберут роман на составные части, отрисуют запутанные схемы повествования и поставят его на одну полку с другими переусложнеными книгами, ставшими культовыми. И все же «Иерусалим», как ни обидно это признавать, — изысканный, мастерски инкрустированный и невыносимо тяжелый камень на могиле художественного метода познания мира.

Напоследок хотелось бы ответить на вопрос, почему роман, действие которого разворачивается в Нортгемптоне, называется «Иерусалим». По этому поводу вспоминается замечательный эпизод из фильма «Бартон Финк».

Заглавный герой, находящийся в творческом кризисе драматург, сталкивается в уборной с карикатурным писателем-модернистом, в образе которого без труда угадывается Уильям Фолкнер. Он спрашивает у более именитого коллеги совета, но последний произносит длинную тираду о том, что ему нужно срочно напиться, и приглашает Бартона Финка зайти как-нибудь в гости. Следующая их встреча начинается с того, что «Фолкнер» швыряет на стол свой новый роман. На обложке поистине огромной книги, упавшей с оглушительным грохотом, написано: «Навуходоносор».

Не знаем, как вы, а мы очень смеялись на этом моменте.

Источник

Иерусалим

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

это и не сделает большого вреда, он все равно был рад, что не хлебнул, не заглянув наперед внутрь. Как-никак, красная охра не единственный элемент, красную краску дающий. Был, к примеру, порошок ртути, и на луговой родине братьев-бенедиктинцев он слыхал о монахах, которые облизывали кисточки с остатками красного пигмента, чтобы смочить их и заострить. День за днем монахи, сами того не зная, отравляли свое тело. Сказывали об одном, чьи кости стали толико хрупкими, что, когда возлег он отойти и на него милосердия ради накинули одеяло, под весом переломились все кости его и монах погиб. Правда это или нет, Петру было неведомо, как неведомо, отравлена ли вода в этом колодце, но все одно он чувствовал облегчение, что не стал ее испытывать, иначе нелепый промах мог бы стать роковым

это и не сделает большого вреда, он все равно был рад, что не хлебнул, не заглянув наперед внутрь. Как-никак, красная охра не единственный элемент, красную краску дающий. Был, к примеру, порошок ртути, и на луговой родине братьев-бенедиктинцев он слыхал о монахах, которые облизывали кисточки с остатками красного пигмента, чтобы смочить их и заострить. День за днем монахи, сами того не зная, отравляли свое тело. Сказывали об одном, чьи кости стали толико хрупкими, что, когда возлег он отойти и на него милосердия ради накинули одеяло, под весом переломились все кости его и монах погиб. Правда это или нет, Петру было неведомо, как неведомо, отравлена ли вода в этом колодце, но все одно он чувствовал облегчение, что не стал ее испытывать, иначе нелепый промах мог бы стать роковым

Но ведь Бенедикт все уже разгадал. Он еще в романтической юности скоропалительно решил, что если ему не быть поэтом, то не быть никем. В то время он и не задумывался об альтернативе – что он вполне может оказаться никем. Но успех, о котором он мечтал в молодости, так и не пришел, и Бен понемногу падал духом. Практически забросил писательство, хотя так сжился с ним, что уже не мог признать, даже перед самим собой, что забросил его. Он притворялся, что бездеятельность – лишь передышка, что он как поле под паром, собирает материал, хотя где-то внутри отлично знал, что собирает только пыль.

Но ведь Бенедикт все уже разгадал. Он еще в романтической юности скоропалительно решил, что если ему не быть поэтом, то не быть никем. В то время он и не задумывался об альтернативе – что он вполне может оказаться никем. Но успех, о котором он мечтал в молодости, так и не пришел, и Бен понемногу падал духом. Практически забросил писательство, хотя так сжился с ним, что уже не мог признать, даже перед самим собой, что забросил его. Он притворялся, что бездеятельность – лишь передышка, что он как поле под паром, собирает материал, хотя где-то внутри отлично знал, что собирает только пыль.

С этой книгой читают

Отзывы 6

Это один из самых амбициозных, сложных, непредсказуемых, оригинальных и невероятных романов англоязычной литературы последних лет.

«Иерусалим» – это смешение литературных форм и стилей: от жесткого реализма до экстравагантной детской сказки, от современной театральной пьесы до высокой мистики.

Источник

«Иерусалим» Алан Мур

Это и есть реальность – мельтешение иллюзий, воспоминаний, страхов, идей и гаданий, неумолчное в шести миллиардах умов.

В книжном море много всякой рыбы и зверя: ходят косяками сорной макрели блестящие и бестолковые любовные романы с разного рода ромфантом; раздуваются пузырями, влекут экзотической раскраской детективы; шевелят щупальцами мрачные антиутопии; и выстреливают чернильные облака каракатицы хорроров. Дружелюбные дельфины по-настоящему хороших книг помогают утопающему в одиночестве или депрессии, и есть еще киты: громадные, прекрасные, непонятные.

Семья Альмы и ее младшего брата Мика в родстве и свойстве со многими заметными городскими персонажами, в частности с кланом Вернеллов, равно известным талантами и сумасшествием. «Прелюдия» отчасти разворачивает перед читателем спутанную, всю в узелках, сеть этих сплетений, которой прекрасной тканью ну никак не назовешь. Но прочна, что да, то есть. Пока младший брат художницы, сорокадевятилетний Мик, не обладающий ни ее талантами, ни амбициозностью, идет на выставку, мы имеем возможность понять, что сквозь ячейки сети истории, которую предстоит узнать, то и дело станут проваливаться персонажи из иных времен и реальностей.

Книга третья «Дознание Верналлов» продолжит историю семьи, вплетенную в историю места и разовьет, раскроет роман как в сути наиболее эзотерический и визионерский, стоящий в этом смысле почти вровень с «Розой Мира» Даниила Андреева. И, как всякая серьезно оккультная вещь, для восприятия эта часть достаточно непроста. Кроме прочего, глава «Ум за разум» имитирующая мышление в острой шизофренической стадии, чудовищно трудна, почти невыносима. Если вчитываться в каждое словосочетание и предложение, это клондайк словотворчества, но на то, чтобы одолеть в подробностях, мне понадобился бы месяц, а читать-слушать подряд физически больно. В общем, примерно половину главы я промотала.

Грандиозная книга, и она сильно перекликается с идеей «воскрешения всех» философии русского космизма

Обидно за этих пропавших людей, недостойных упоминания и непривлекательных для черно-белых ретроспектив. Хочется думать, что их в своем времени и месте обитания обволокло обширное звездное желе времени, что они застыли навсегда с нетронутыми обидами и слабостями,.

Источник

Рецензии на книгу « Иерусалим » Алан Мур

Первая треть книги произвела на меня ошеломительный эффект, никак не ожидал я найти под этой крышкой настолько высококачественную прозу. По уровню автора можно поставить в один ряд с великими. Текст не такой суровый как у Джойса, но масштабы полотна, игра со стилями, смыслами, образами, словами у Мура тоже очень интересна. Это чтение для довольно взыскательной аудитории, чтение надолго и с полным погружением. Походя не получится. Технически, это набор новелл, связанных городом и различными героями. Каждая новая история написана в другом стиле. Меняются времена, меняются, уходят (и в то же время остаются) персонажи, порой встречая тех, кого встретить не должны были. Есть здесь и мистика, и постмодерн, и модерн. Надеюсь, что остальные две трети романа будут не менее сильными. Рекомендую серьезным читателям. Оформление великолепное, бумага хорошая.

Семья Альмы и ее младшего брата Мика в родстве и свойстве со многими заметными городскими персонажами, в частности с кланом Вернеллов, равно известным талантами и сумасшествием. «Прелюдия» отчасти разворачивает перед читателем спутанную, всю в узелках, сеть этих сплетений, которой прекрасной тканью ну никак не назовешь. Но прочна, что да, то есть. Пока младший брат художницы, сорокадевятилетний Мик, не обладающий ни ее талантами, ни амбициозностью, идет на выставку, мы имеем возможность понять, что сквозь ячейки сети истории, которую предстоит узнать, то и дело станут проваливаться персонажи из иных времен и реальностей.

Книга третья «Дознание Верналлов» продолжит историю семьи, вплетенную в историю места и разовьет, раскроет роман как в сути наиболее эзотерический и визионерский, стоящий в этом смысле почти вровень с «Розой Мира» Даниила Андреева. И, как всякая серьезно оккультная вещь, для восприятия эта часть достаточно непроста. Кроме прочего, глава «Ум за разум» имитирующая мышление в острой шизофренической стадии, чудовищно трудна, почти невыносима. Если вчитываться в каждое словосочетание и предложение, это клондайк словотворчества, но на то, чтобы одолеть в подробностях, мне понадобился бы месяц, а читать-слушать подряд физически больно. В общем, примерно половину главы я промотала.

Грандиозная книга, и она сильно перекликается с идеей «воскрешения всех» философии русского космизма
.

Источник