Иным образом участвовать в управлении юридическим лицом что значит
Участвует ли учредитель в управлении юр.лицом?
В июне 2016 завершил дело о банкротстве физ. лица. В 2017 умер родственник и завершал мне предприятие где он был учредителем. Могу ли я по завещанию принять предприятие если в ст. 213.3 ФС о банкротстве физ лиц, говорится что в течении трёх лет банкрот не имеет права участвовать в управлении юр.лицом? Участвует ли учредитель в управлении юр.лицом?
Здравствуйте, Семен. если лицо признано банкротом, оно не может участвовать в течение трех лет в управлении юридическим лицом в качестве должностного лица. вы не можете занимать управляющие должности. но быть учредителем юридического лица вы можете.
Ограничение указано в статье 213.30 ФЗ О банкротстве
Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ
(ред. от 03.07.2016)
«О несостоятельности (банкротстве)»
Статья 213.30. Последствия признания гражданина банкротом
3. В течение трех лет с даты завершения в отношении гражданина процедуры реализации имущества или прекращения производства по делу о банкротстве в ходе такой процедуры он не вправе занимать должности в органах управления юридического лица,иным образом участвовать в управлении юридическим лицом.
Полагаю, оно распространяется на запрет быть учредителем ООО.
Федеральный закон от 08.02.1998 N 14-ФЗ
(ред. от 03.07.2016)
«Об обществах с ограниченной ответственностью»
Статья 8. Права участников общества
1. Участники общества вправе:
участвовать в управлении делами общества в порядке, установленном настоящим Федеральным законом и уставом общества;
С уважением! Г.А. Кураев
Вопрос спорный. В Консультант+ на эту тему есть следующий комментарий:
Согласно ст. 53 ГК РФ юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы. К органам управления юридического лица относятся волеобразующие, т.е. формирующие волю юридического лица исходя из его интересов и определяющие приоритеты его деятельности, и волеизъявляющие (исполнительные), т.е. реализующие указанную волю вовне. Традиционная структура органов управления в юридическом лице закреплена в ГК РФ. В некорпоративной организации органом юридического лица является руководитель, который назначается уполномоченным собственником органом и ему подотчетен (см., например, ст. 113 ГК РФ). В ст. 65.3 ГК РФ указывается, что в отличие от унитарной организации управление в корпорации осуществляется не только единоличным исполнительным органом, но и участниками, вырабатывающими волю юридического лица на собрании. В отличие от унитарных организаций с одноступенчатой структурой органов в корпорации выделяют несколько уровней органов управления: общее собрание участников, единоличный исполнительный орган и коллегиальные органы управления корпорацией. При этом высший орган и единоличный исполнительный орган образуются в обязательном порядке в силу требований императивных норм ГК РФ, а коллегиальные исполнительные органы могут быть созданы (или не созданы) по усмотрению участников ассоциации (союза) или в силу указания специального закона.
В юридическом лице могут создаваться и иные органы, например ревизионная комиссия или ревизор.
Таким образом, банкрот не может участвовать в деятельности ни одного из названных органов. В этом смысле его правоспособность ограничена в силу прямого указания закона. В то же время возможно, что законодатель не имел в виду распространение данного ограничения на участие граждан-банкротов в деятельности общих собраний акционерных обществ или обществ с ограниченной ответственностью, на участие граждан в деятельности собраний пайщиков жилищных кооперативов и т.д. Представляется, что дисквалификация наступает в связи с неспособностью вести оперативную хозяйственную деятельность.
Поэтому разумно было бы распространить запрет занимать должности не во всех органах управления юридическим лицом, а только в исполнительных органах юридических лиц. Признанный банкротом не может быть директором, членом коллегиального исполнительного органа, совета директоров (наблюдательного совета) и т.д. в зависимости от вида юридического лица. Именно такой подход заложен в КоАП РФ.
На мой взгляд, если Вы будете являться единственным учредителем этой организации, то к Вам применимо указанное ограничение. Во избежание подобной ситуации есть смысл передать доли в доверительное управление кому-либо.
КС: В арбитражных спорах допустимо участие иных представителей юрлица, помимо адвоката или юриста
Конституционный Суд вынес Постановление № 37-П/2020 по жалобе ООО «Александра» и его учредителя Константина Бударина на ряд норм АПК РФ, регламентирующих порядок участия в арбитражном судопроизводстве представителей юридического лица.
Повод для обращения в КС и позиция заявителей
При рассмотрении кассационной жалобы общества на судебные акты по оспариванию решения налогового органа арбитражный суд округа не допустил до судебного разбирательства одного из его учредителей и исполнительного директора Константина Бударина в качестве представителя этого юрлица. Отказ суд округа мотивировал тем, что Бударин как не является генеральным директором ООО, так и не имеет высшего юридического образования или ученой степени по такой специальности. В связи с этим в кассационной инстанции интересы общества защищали два его представителя по доверенности, удовлетворяющие квалификационным требованиям.
В жалобе в Конституционный Суд заявители указали, что ч. 3 ст. 59, ч. 4 ст. 61 и ч. 4 ст. 63 АПК противоречат Основному Закону, поскольку не позволяют участнику (учредителю) ООО, являющемуся его исполнительным директором, глубоко осведомленному о специфике его предпринимательской деятельности и до того успешно выступавшему представителем в спорах с участием общества, представлять интересы последнего в арбитражном суде на основании доверенности без юридического образования.
КС проанализировал порядок судебного представительства в ряде отраслей права
После изучения материалов дела высшая судебная инстанция напомнила, что право на судебную защиту не предполагает выбора по своему усмотрению любых ее способов и процедур, а право вести свои дела в суде через самостоятельно избранного представителя не означает возможности участия в судопроизводстве любого лица в качестве представителя. В свою очередь, законодатель уполномочен установить критерии квалифицированной юридической помощи и обусловленные ими особенности допуска тех или иных лиц в качестве защитников или представителей в конкретных видах судопроизводства, но при этом должен обеспечиваться баланс публичных интересов и законных интересов лица.
В рамках арбитражного судопроизводства отступление от принципа диспозитивности при выборе представителя возможно, лишь если установленные законодателем ограничения продиктованы конституционно значимыми целями. При этом подходы, продиктованные, к примеру, спецификой административного судопроизводства с участием граждан по конкретным делам, предметом которых были публичные отношения, не связанные с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности, не могут быть автоматически распространены на любые дела с участием организаций в арбитражном процессе.
Конституционный Суд также отметил, что, в отличие от граждан, организации по своей природе не могут непосредственно участвовать в судопроизводстве, поэтому отсутствие у них возможности иметь представителя для реализации своих прав как участника арбитражного процесса лишало бы их самого права на судебную защиту на основе конституционных принципов состязательности и равноправия сторон. Таким образом, подчеркнул Суд, оспариваемые заявителями нормы устанавливают лишь минимальный стандарт обеспеченности участников арбитражного судопроизводства квалифицированной юридической помощью. Соответственно, они предполагают необходимость того, чтобы в случае ведения лицом дела в арбитражном суде через представителей (за исключением лиц, которые в силу закона, иного правового акта или учредительного документа уполномочены выступать от имени организации) оно гарантированно бы имело профессионального представителя.
При этом, пояснил КС, такие нормы не ограничивают право лиц, участвующих в деле, иметь нескольких представителей. «Такая возможность – когда хотя бы один представитель в силу императивного указания закона должен иметь высшее юридическое образование либо ученую степень по юридической специальности, а иные в силу обусловленной их статусом учредителей (участников) или трудовыми отношениями правовой связи между ними и организацией обладают практическими познаниями и могут довести до суда значимую информацию применительно к тем отношениям с участием данной организации, спор из которых вынесен на разрешение арбитражного суда, – отвечает как цели реализации права на доступ к суду, так и целям достижения процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты, прозрачности осуществления правосудия, поскольку позволяет сторонам разбирательства представить суду свои доводы максимально компетентно, наиболее полно раскрыть детали спорных материальных правоотношений», – отмечено в постановлении.
Следовательно, спорные нормы, требуя, чтобы при наличии у лица, участвующего в деле, нескольких представителей хотя бы один из них (за исключением лиц, осуществляющих представительство в силу закона, иного правового акта или учредительного документа организации) имел высшее юридическое образование либо ученую степень по такой специальности, не возлагают те же квалификационные ограничения на иных представителей данного лица. Такое правило не расходится и с подходами, принятыми законодателем в иных отраслях права (в частности, уголовно-процессуальном).
В налоговых спорах могут участвовать и представители юрлица без высшего юридического образования
«Такой исключительно формальный критерий, как наличие высшего юридического образования либо ученой степени в области права, а равно адвокатского статуса, не дает реальной гарантии оказания представителем эффективной помощи, поскольку многообразие споров, входящих в компетенцию арбитражных судов, сложность в регулировании отдельных правоотношений позволяют утверждать, что даже самый опытный адвокат не может быть достаточно компетентным во всяком арбитражном деле. Во многих случаях о необходимой квалификации для ведения дела может свидетельствовать наличие у лица, вовлеченного в деятельность представляемой организации, не столько юридического, сколько иного специального образования», – отметил КС.
Суд добавил, что отсутствие возможности привлечь в качестве представителей (наряду с адвокатами и другими лицами, имеющими высшее юридическое образование либо ученую степень по юридической специальности) тех лиц, которые связаны с организацией и в силу корпоративного участия, имущественных, трудовых отношений способны оказывать влияние на ее деятельность, несоразмерно ограничивало бы права участвующей в деле организации довести до суда свою позицию в тех случаях, когда организация заинтересована в представлении суду их объяснений.
В рассматриваемом деле, пояснил КС, Константин Бударин был глубоко вовлечен в деятельность общества, а его объяснения могли содержать ценную для суда информацию, так как рассмотрение налоговых споров касается разрешения не только сугубо правовых вопросов, но и правильности ведения бухгалтерского и налогового учета и отчетности, а такой вид деятельности осуществляют бухгалтеры, аудиторы и в целом лица, имеющие финансовое и экономическое образование. При этом в налоговых спорах распространена практика совместного представительства интересов налогоплательщика с участием одновременно профессионального юриста и профильного работника организации (исполнительного директора, главного бухгалтера, бухгалтера), обладающего финансовым или экономическим образованием и сведущего в тех аспектах ее деятельности, которые подлежат судебному исследованию. Следовательно, заявители по делу столкнулись с неоправданным и непропорциональным ограничением права на судебную защиту.
В связи с этим Суд признал оспариваемые нормы соответствующими Конституции и распорядился пересмотреть судебные акты по делу заявителей.
Эксперты «АГ» поддержали выводы КС
Адвокат практики разрешения споров юридической фирмы «Инфралекс» Михаил Гусев отметил, что постановление Конституционного Суда разрешает достаточно спорный вопрос о применении положений АПК РФ, касающихся ограничения участия в деле представителей, не имеющих высшего юридического образования.
По мнению эксперта, позиция Суда представляется обоснованной и логичной, поскольку нормы АПК РФ преследуют прежде всего не цели ограничения права участников споров на судебное представительство, а цель обеспечения представления интересов лиц, участвующих в деле, квалифицированными представителями. «При этом, как верно отметил Конституционный Суд, по отдельным категориям споров (например, по вопросам налогообложения организаций) участникам споров требуется не только квалифицированная юридическая помощь, но и детальное знание и понимание внутренней деятельности организации. Представляется, что изложенный КС РФ подход позволит снизить риск необоснованного отказа в привлечении в качестве представителей по арбитражным делам лиц, непосредственно участвующих в управлении делами организаций. Такой подход при его реализации может привести к рассмотрению судами споров с учетом всех обстоятельств, имеющих существенное значение для дела, включая обстоятельства деятельности отдельно взятой организации», – убежден Михаил Гусев.
Юрист ART DE LEX Александра Козина напомнила, что Законом от 28 ноября 2018 г. № 451-ФЗ введено дополнительное требование для договорного представительства – наличие у представителя высшего юридического образования, при этом оно не предъявляется для органов юрлиц в силу ч. 4 ст. 53 АПК РФ, п. 1 ст. 53 ГК РФ. «Конституционный Суд допустил отход от указанных правил о наличии высшего юридического образования для иных лиц, не входящих в состав органов юридического лица, при наличии следующих критериев: лицо находится в тесной связи с организацией, обладает специальными знаниями, необходимыми для разрешения спора, и кроме него в процессе участвует хотя бы один профессиональный представитель. К таким выводам Суд приходит, выявляя цель введенных в 2018 г. новелл – минимальный стандарт обеспеченности сторон процесса квалифицированной юридической помощью, но стоит отметить, что это весьма вольное толкование императивной процессуальной нормы», – отметила она.
По словам эксперта, Конституционный Суд пытается исправить те отрицательные тенденции судебной практики, которые были выявлены по прошествии почти года с момента вступления в силу поправок в процессуальные кодексы. «Но и с теоретической, и с практической точки зрения Суд делает это неидеально, так как он не отвечает на ряд вопросов, которые, скорее всего, возникнут по ходу применения его позиции. В частности, означает ли, что для введения в процесс штатного сотрудника организации со специальными знаниями всегда необходимо будет привлекать юриста как второго представителя? А если в процессе в качестве представителя выступает руководитель организации? Иными словами, поскольку п. 3 ст. 59 АПК РФ разрешает руководителям организации представлять ее интересы в суде единолично, будет ли достаточно его присутствия для допуска в процесс иных штатных сотрудников по аналогии с делом в фабуле постановления?» – задалась вопросом Александра Козина.
По мнению эксперта, положительный ответ на данный вопрос полностью нивелирует требования п. 3 ст. 59 АПК РФ для организаций. «Это означает, что норма изначально была несовершенной, так как она не отвечает запросам практики. Отрицательный ответ налагает на организации дополнительное бремя по найму юристов для того, чтобы “допустить” в процесс нужного представителя, а это бессмысленные дополнительные издержки. Вне зависимости от ответа указанная проблема обозначила очевидные минусы введения образовательного ценза для представительства в суде. Это отмечает и Конституционный Суд: “…даже самый опытный адвокат не может быть достаточно компетентным во всяком арбитражном деле”. Логичным выводом из этого посыла было бы отдать на откуп организациям выбирать себе представителя из числа штатных сотрудников, если того требуют обстоятельства дела. Если же организация хочет воспользоваться услугами внешнего консультанта, то требование о высшем юридическом образовании не вызывает возражений, о чем Конституционный Суд уже неоднократно высказывался», – полагает юрист.
Александра Козина добавила, что Верховный Суд РФ также стремится скорректировать норму ч. 3 ст. 59 АПК РФ. «Например, в Обзоре судебной практики № 1 от 10 июня 2020 г. Суд допустил представительство без высшего юридического образования по делам о несостоятельности (банкротстве), сославшись на Закон о банкротстве № 127-ФЗ. Остается надеяться, что в скором времени появится разъяснение об объеме процессуальных правомочий, для реализации которых необходимо соблюдение требований ч. 3 ст. 59 АПК РФ. Вызывает много вопросов наличие требования о высшем юридическом образовании, например, для ознакомления с материалами судебного дела», – заключила она.
Вопросы реализации гражданином-банкротом прав участника юридического лица
Отечественное законодательство о банкротстве, основу которого составляет Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»[1] (далее — Закон), включает многочисленные и разноплановые положения, ограничивающие граждан-должников в совершении юридических действий; особый блок при этом образуют рестрикции, прямо или опосредованно затрагивающие реализацию прав участника юридического лица и различающиеся прежде всего исходя из стадии дела о банкротстве.
В рамках реабилитационной процедуры реструктуризации долгов гражданина законодатель прибегает к двум ключевым инструментам «сдерживания» должника от участия в организациях, обладающих гражданской правосубъектностью.
Во-первых, в ходе данной процедуры с предварительного письменного согласия финансового управляющего (арбитражного управляющего, утвержденного арбитражным судом для участия в деле о банкротстве гражданина) должны совершаться сделки по приобретению, отчуждению или в связи с возможностью отчуждения прямо или косвенно, в том числе ценных бумаг (к примеру, акций) и долей в уставном капитале (абз. 2 п. 5 ст. 213.11 Закона)[2].
Мимоходом заострим внимание на неординарности данной согласительной процедуры, выражающейся в том, что отказ финансового управляющего может быть «преодолен» судебным актом (разногласия по поводу совершения сделок, возникшие между гражданином и финансовым управляющим, могут стать предметом разрешения в арбитражном суде, рассматривающем дело о банкротстве, — см. абз. 5 п. 5 ст. 213.11 Закона).
Во-вторых, с даты введения реструктуризации долгов гражданина ему, помимо сказанного, в принципе (т.е. даже при одобрении со стороны финансового управляющего) запрещается:
а) вносить свое имущество в качестве вклада или паевого взноса в уставный капитал или паевой фонд юридического лица;
б) приобретать доли (акции, паи) в уставных (складочных) капиталах или паевых фондах юридических лиц (абз. 6 п. 5 ст. 213.11 Закона), причем вне зависимости от источника оплаты в случае возмездного приобретения перечисленных объектов.
Главный акцент, как мы видим, законодателем резонно делается на ограничении возможностей по совершению действий, ведущих к возникновению, изменению и (или) прекращению участия в организациях как такового (а не реализации уже имеющихся управленческих правомочий). Впрочем, приведенное довольно детальное нормирование следует подвергнуть критике в содержательно-редакционном плане, поскольку среди прочего:
а) имеет место очевидное смысловое пересечение законодательных предписаний (что, конечно, не может не создавать трудностей в процессе правоприменения), причем в неоправданно большом объеме, в частности:
— многие юридические факты (к примеру, договоры, сопряженные с приобретением доли в уставном капитале) охватываются правилами и о согласии на совершение сделки, и о недопустимости их наступления; полагаем, что в настоящее время обозначенную коллизию необходимо решать в пользу более сильной рестрикции (т.е. запрета на осуществление юридического акта);
— внесение имущества в качестве вклада, как правило, производится для приобретения доли участия в юридическом лице (между тем такое внесение и приобретение обособляются в выстраиваемом законодателем перечне запрещенных действий);
б) наблюдается некоторая путаность при определении юридических лиц, применительно к долям участия в которых действуют ограничения, так:
— если о недопустимости внесения имущества заявляется в отношении организаций, имеющих уставный капитал или паевой фонд, то запрет на приобретение долей участия вводится также и для юридических лиц, в которых формируется складочный капитал (в этом нет логики, ибо правила со всей очевидностью должны быть «зеркальными»);
— законодатель «забывает», что в некоторых организациях (частные учреждения, автономные некоммерческие организации и др.) имущественная основа деятельности вовсе не сводится к уставному (складочному) капиталу или паевому фонду; кроме того, вклады могут вноситься в имущество организации не в связи с формированием такого капитала (фонда) (см. ст. 66.1 и п. 2 ст. 67 ГК РФ, ст. 32.2 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах»[3], ст. 27 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»[4]). Однако внесение собственного имущества и в названных ситуациях способно представлять угрозу финансовой устойчивости гражданина-должника, а потому должно подлежать специальному «ограничительному» регулированию.
Введение процедуры реализации имущества гражданина, нацеленной на соразмерное удовлетворение требований кредиторов, естественно, приводит лишь к ужесточению правил совершения сделок должником: в частности, все (включая распорядительные) права в отношении имущества, составляющего конкурсную массу, осуществляются от имени гражданина только финансовым управляющим (с учетом чего регистрация перехода или обременения прав на имущество, к примеру, на бездокументарные ценные бумаги, включая акции, производится исключительно на основании заявления финансового управляющего) (см. п. п. 5, 7 ст. 213.25 Закона).
Более того, рассматриваемая процедура банкротства предполагает кардинальное сужение возможностей гражданина, признанного банкротом, в управлении юридическими лицами, ибо в ходе реализации имущества гражданина права участника юридического лица, принадлежащие гражданину, от имени последнего осуществляет финансовый управляющий (абз. 4 п. 6 ст. 213.25 Закона). Тем самым данная законодательная модель «конструктивно» покоится на двух базовых положениях:
1) имеется в виду не утрата (или переход) статуса участника юридического лица, а реализация по-прежнему принадлежащих гражданину, признанному банкротом, прав участника иным субъектом — финансовым управляющим;
2) указанные права осуществляются финансовым управляющим не от собственного имени, а от имени гражданина. Следовательно, речь, по сути, идет об особой вариации возникновения отношений законного представительства (п. 1 ст. 182 ГК РФ), правда, статус управляющего как законного представителя физического лица — должника отличается значительным своеобразием, ибо арбитражному управляющему рационально вменяется преследование интересов не только должника, но и кредиторов, и общества (см. п. 4 ст. 20.3 Закона).
Обсуждаемые законоположения рассчитаны на обширную область приложения, так как:
Также рекомендуется Вам:
а) они затрагивают осуществление прав участника любого юридического лица — безотносительно к его видовой принадлежности, организационно-правовой форме, сфере деятельности и пр. (но решающее прикладное значение, разумеется, они имеют для корпоративных коммерческих организаций);
б) не закрепляются какие-либо изъятия относительно вида (характера) реализуемых финансовым управляющим прав участника, т.е. правила сориентированы на ситуации осуществления всех прав участника (что, наверное, с позиции сбалансированного обеспечения интересов гражданина-должника и его кредиторов небезупречно).
Особого упоминания (по-видимому, во избежание каких-либо «обходных» толкований) заслужило «корневое» управленческое правомочие — право голоса на общем собрании участников. При этом ограничений в отношении вопросов, по которым финансовый управляющий может голосовать, законом не установлено. Поэтому, помимо прочего, не является основанием для отстранения финансового управляющего его голосование по вопросу досрочного прекращения полномочий генерального директора организации и избрания нового единоличного исполнительного органа (см. Постановление ФАС Северо-Западного округа от 29 сентября 2017 г. по делу N А56-1350/2016)[5].
Представляя гражданина как участника юридического лица, финансовый управляющий может реализовывать и иные права, в частности информационные. Так, он вправе обратиться с запросом о предоставлении необходимой информации о деятельности юридического лица (см. Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 16 января 2018 г. по делу N А70-10273/2017).
Вместе с тем выявленная «универсальность» отстранения гражданина, признанного банкротом, от участия в управлении юридическими лицами кажется не совсем адекватной и справедливой. Думается, что:
— признание компетентности финансового управляющего осуществлять абсолютно любые права участника (в том числе направленные на отчуждение доли участия) создает почву для возможных злоупотреблений (а общей установки относительно необходимости соблюдения финансовым управляющим принципов добросовестности и разумности для избежания этого негативного сценария, пожалуй, недостаточно);
— оправданным было бы прямое наделение гражданина правом участия в высшем органе управления с правом совещательного голоса, а равно сохранение за ним возможности самостоятельной реализации некоторых корпоративных правомочий, прежде всего на доступ к информации о деятельности юридического лица.
Известные сложности на практике вызывает вопрос о последствиях нарушения изучаемых предписаний. Представляется, что личное участие гражданина (а не финансового управляющего) в общем собрании может, в частности, служить поводом для признания недействительными принятых на нем решений (по мотиву участия неуполномоченного лица и, как следствие, отсутствия необходимого кворума). Однако безальтернативность и безусловность такого варианта развития событий встречают «сопротивление» (и, считаем, небеспочвенно) в судебной практике: так, отказывая в удовлетворении заявления финансового управляющего к налоговой инспекции с требованием об аннулировании внесенных в ЕГРЮЛ изменений по поводу лица, имеющего право действовать без доверенности (в силу принятия соответствующего решения на общем собрании, в котором принял участие должник, а не управляющий), суд, помимо прочего, сослался на неуказание заявителем, «каким образом переизбрание руководителя… препятствовало в осуществлении полномочий финансового управляющего…», «каким образом за счет удовлетворения заявленных требований восстановятся права должника и кредиторов, и чем они нарушены» (Постановление Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 3 октября 2017 г. по делу N А07-3082/2017).
Наконец, и после прекращения дела о банкротстве существуют весьма серьезные ограничения для гражданина, признанного банкротом, в сфере его участия в выработке «политики» юридических лиц (при условии, что в отношении гражданина применялась процедура реализации имущества). В соответствии с п. 3 ст. 213.30 и п. 4 ст. 216 Закона гражданин не вправе, во-первых, занимать должности в органах управления[6] юридического лица (и единоличных, и коллегиальных) и, во-вторых, иным образом участвовать в управлении юридическим лицом. Действие приведенных запретов ограничено во времени:
— по общему правилу, они имеют силу в течение трех лет, исчисляемых с даты завершения процедуры реализации имущества или прекращения производства по делу в ходе такой процедуры;
— применительно к органам управления страховой организации, негосударственного пенсионного фонда, управляющей компании инвестиционного фонда, паевого инвестиционного фонда и негосударственного фонда, а равно микрофинансовой компании — в течение пяти лет;
— при банкротстве индивидуального предпринимателя (не считая нижеследующего случая) — также в течение пяти лет;
— касаемо управленческих органов кредитных организаций — вообще в течение десяти лет.
Общий посыл исследуемых норм в целом вполне объясним: «…если человек не может разобраться со своей жизнью и своими долгами… — небезосновательно пишет С.А. Слесарев, — то как ему можно доверять управление юридическим лицом…», при этом «…закон идет по принципу «не буди лихо», прослеживая связь между лично-деловыми качествами гражданина и его банкротством» [3, с. 59 — 60][7].
Вместе с тем стоит констатировать явно недостаточную формально-юридическую проработку законоположений[8]. Так, очевидные интерпретационные затруднения имеет общее (и довольно расплывчатое) указание по поводу недопустимости участия любым образом в управлении юридическим лицом в первую очередь в ракурсе оценки правомерности участия гражданина, признанного банкротом, в работе высшего органа корпорации — общего собрания участников. Многие ученые сомневаются (и не без оснований) в обоснованности отрицания данного правомочия: «…надо полагать, — утверждают В.Ф. Попондопуло и Е.В. Слепченко, — законодатель не имел в виду запрет на участие гражданина в общих собраниях корпоративных организаций» [1]; к аналогичным выводам приходит Ю.С. Харитонова, указывающая, что «…возможно, законодатель не имел в виду распространение… ограничения на участие граждан-банкротов в деятельности общих собраний…», «…разумно было бы распространить запрет занимать должности… только в исполнительных органах» [4]; на взгляд Ю.Д. Жуковой, «…следует все-таки толковать исследуемую норму как не распространяющую свое действие на такую форму участия… как голосование на общем собрании», ибо иначе «…речь пойдет о серьезных нововведениях в плане ограничения права физического лица реализовать свое право на участие в корпоративных организациях» [2].
Соглашаясь с уязвимостью тезиса о целесообразности абсолютного запрета на участие в управлении организациями (тем более что возможность обладания долями участия законодателем совершенно не отвергается), заметим, что многочисленные положения действующего общегражданского и специального (корпоративного) законодательства (см., в частности, п. 1 ст. 65.2, ст. 65.3, ст. 67.1 ГК РФ, ст. ст. 8, 32, 33 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью») все же не дают повода для заключения о нераспространении изучаемого запрета на случаи участия в общем собрании.
В этом контексте особую актуальность приобретают обойденные вниманием законодателя вопросы об учете (либо неучете) соответствующих голосов при определении кворума на собрании и механизмах обеспечения интересов гражданина, признанного банкротом, в аспекте сохранения (хотя бы на будущее) реальной корпоративной власти. Думается, что исключение голосов в процессе установления правомочности собрания означало бы несоразмерное и несправедливое «наказание» гражданина, признанного банкротом (близкое, по сути, к конфискационным последствиям).
Поэтому значимым (особенно при принадлежности должнику доли участия большой величины) оказывается момент определения фигуры лица, способного «заменить» на собрании гражданина, признанного банкротом, и юридических оснований такой «замены». Отрадно, что в судебной практике уже появляются разъяснения на данный счет. Так, Седьмой арбитражный апелляционный суд пришел к заключению, что «…законодатель, предусмотрев ограничения для гражданина-банкрота, являющегося участником общества… дает такому участнику альтернативный способ реализации прав… а именно… возможность участвовать в деятельности общества через доверительного управляющего…» (Постановления от 5 июня 2017 г. по делу N А45-24666/2016, от 15 июня 2017 г. по делу N А45-24665/2016 и от 20 июня 2017 г. по делу N А45-24664/2016). Между тем бесспорной видится потребность в непосредственной регламентации затронутой проблематики в законе.
Библиографический список
1. Попондопуло В.Ф., Слепченко Е.В. Банкротство граждан: материально-правовые и процессуальные аспекты // Законы России: опыт, анализ, практика. 2015. N 9. С. 3 — 10.
2. Правовое регулирование несостоятельности в России и Франции: Сб. статей / НИУ ВШЭ и университет Ниццы — Софии Антиполис. М.: Юстицинформ, 2016. С. 140.
3. Слесарев С. Карающий меч закона, или Забыть о долгах. // Трудовое право. 2015. N 12. С. 55 — 63.
4. Харитонова Ю.С. Ограничение правоспособности гражданина, признанного банкротом // Законы России: опыт, анализ, практика. 2015. N 9. С. 24 — 29.
[1] СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190 (с послед. изм. и доп.).
[2] Предварительное «санкционирование» со стороны финансового управляющего требуется и при совершении целого ряда иных юридических актов (которые, кстати, «объектно» могут быть приурочены и к долям участия в юридических лицах) — по передаче имущества гражданина в залог, по учреждению доверительного управления имуществом гражданина и пр. (см. абз. 1 — 4 п. 5 ст. 213.11 Закона).
[3] СЗ РФ. 1996. N 1. Ст. 1 (с послед. изм. и доп.).
[4] СЗ РФ. 1998. N 7. Ст. 785 (с послед. изм. и доп.).
[5] Здесь и далее примеры из судебной практики приводятся из СПС «КонсультантПлюс».
[6] При этом актуальным является вопрос о правомерности квалификации в качестве собственно органов управления структурных подразделений, призванных осуществлять контроль за финансово-хозяйственной деятельностью (ревизионная комиссия и т.п.). Учитывая нередко проводимое в науке (причем с опорой на законодательство: см., к примеру, ст. 67.1 ГК РФ) разграничение управленческих и контрольных «звеньев», данный аспект нуждается в эксплицитном нормировании.
[7] Любопытно, что, например, в Японии, со слов указанного автора, запрет на занятие определенных должностей вообще распространяется пожизненно (т.е. «…российский законодатель пошел по более мягкому пути…»).
[8] По этой в том числе причине на практике возникает немало неясных моментов. Например, дискуссионным является вопрос о действительности доверенности, выданной от имени организации лицом, которому запрещено занимать соответствующие должности. Нам импонирует подход, в соответствии с которым нарушение обозначенного запрета само по себе не должно приводить к инвалидации уполномочия (такое толкование, заметим, можно встретить в судебной практике: см., в частности, Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 5 декабря 2017 г. по делу N А55-22384/2017).