За что посадили довлатова
Довлатов оказался «под колпаком» у ФБР
В сопроводительной записке из ФБР указывается, что там изучили по запросу 101 лист документов из следственного дела Довлатова в нью-йоркском представительстве бюро и решили рассекретить 63 из них. При этом уточняется, что рассматривалось только досье самого Довлатова, а упоминания о нем в других делах в расчет не принимались, поскольку «по опыту известно, что такие упоминания, как правило, содержат информацию, схожую со сведениями в основном деле». Почти все имена и значительная часть текста в документах вымараны цензурой.
В том же 1982-м некий «источник, поставлявший в прошлом надежную информацию», позволил себе дать развернутую характеристику человеку, которого «знал в основном по репутации, без личного знакомства». Насколько типичен этот отзыв, судить невозможно; во всяком случае, в рассекреченных документах он единственный в своем роде. Согласно ему, Довлатов «пользовался большим уважением в эмигрантском сообществе, хотя его многие недолюбливали из-за эгоизма и высокомерия» (в документе мнение приводится в настоящем времени). Источник подтвердил, что не слышал «слухов или домыслов» о связи «объекта» с советской разведкой, но при этом утверждал, что «объект почти не проявлял заинтересованности в адаптации к американскому образу жизни, держался поближе к эмигрантской общине». Так ли это было на самом деле, задним числом скорее всего не понять. Хотя то, что приживался Довлатов в Новом Свете с большим трудом, видно из его собственных книг и газетных публикаций.
На этом архивная подборка по сути обрывается. В последнем документе на одном листе, датированном 25 апреля 1985-го, текст почти полностью вымаран. Не понять даже, посвящен ли этот отчет целиком Довлатову или он в нем просто упоминается. Обрывки фраз свидетельствуют о «поэтических чтениях, состоявшихся в книжном магазине «Черное море» на Брайтон-бич», о чьей-то поездке «на чехословацкий курорт Карловы Вары».
24 августа 1990 года Сергей Довлатов умер в Нью-Йорке от сердечной недостаточности по пути в больницу. Я, кстати, был тогда корреспондентом ТАСС в Нью-Йорке и передавал в Россию известие о его кончине. На ленту вышла заметка размером буквально в четыре фразы, но я тогда был рад и этому. 3 сентября нынешнего года ему исполнилось бы 70 лет.
Сергей Довлатов, как ни кощунственно, может быть, звучит такое панибратство, — едва ли не самый сексапильный из русскоязычных писателей прошлого века. Косая сажень в плечах, разбойничья борода, рубленые черты лица и столь же брутальная одежда: тренч, бандитская кепка, расстегнутая на волосатой груди рубашка с погончиками. Пока зрители нового байопика о Довлатове пытаются понять его как личность, «Лента.ру» исследовала писателя как стилевой феномен.
Жизнь секонд-хенд
В биографических (а биографические, так или иначе, у него они все) книгах Довлатова постоянно в разных вариациях проходит очень русское, очень алкогольное и очень блаженное (чтобы не сказать блажное) явление или свойство, которое наши мудрые предки называли самоуничижением паче гордости. Особенно этим полон, во всех смыслах, довлатовский «Чемодан», в котором впопыхах захваченные писателем в эмиграцию вещи «рассказывают» историю его жизни. Там писатель прибедняется, в отдельных местах возносясь до мармеладовщины, — мол, вещный мир никогда его не влек: «Стараюсь избегать ненужных забот. Стригусь, когда теряю человеческий облик. Зато — уж сразу под машинку. Чтобы потом еще три месяца не стричься».
Материалы по теме
Портной и блатной
На самом деле в первооснове этого забавного, на первый взгляд, и невротического — на второй — самоуничижения, скорее всего, лежит уязвленное тщеславие ребенка и подростка из небогатой семьи, не наигравшегося в красивые игрушки и не «наносившегося» модных вещей. Вся довольно пространная в «Чемодане» история про засаленную и истасканную вельветовую заграничную куртку художника Фернана Леже на самом деле посвящена не куртке и даже не художнику, кстати, члену французской компартии, а тому, что Сережа Довлатов был сыном «малозначительного театрального деятеля» и «рядовой актрисы» (к тому же разведенных), а его детский приятель Андрюша Черкасов — сын великолепного артиста Николая Черкасова (лауреата Ленинской премии и исполнителя театральных и киноролей Невского и Грозного). Благодаря или по вине случайности рождения у Андрюши все было, а у Сережи — ничего не было.
Если верить довлатовским текстам, практически весь гардероб его был из вторых рук, по принципу «что увидел, то надел»: меховую шапку он раздобыл после пьянки где-то и с кем-то, лыжную — тоже после пьянки, но дома с друзьями. Ремень — после армейской драки, перчатки — в костюмерной на «Ленфильме», а ботинки (у него был циклопический для военного поколения вечно недоедавших детей 47 размер) в бытность свою подмастерьем у скульптора-монументалиста и вовсе украл у ленинградского партийного бонзы.
При этом первая жена Довлатова Ася Пекуровская в мемуарах о нем «Когда случилось петь С.Д. и мне» упоминает как раз о ботинках: «Ботинки этого размера поступали к Сереже, хоть и слегка поношенными, но зато от самого Черкасова, который предварительно хаживал в них по сцене Пушкинского театра, представляясь то Иваном Грозным, то Александром Невским, и с семьей которого Сережина мама издавна приятельствовала. При этом трофей выставлялся на стол, и Сережа ревностно следил за тем, чтобы каждый из гостей в полной мере поучаствовал в ритуале всеобщего любования».
Не так уж, очевидно, был спокоен демонстративный циник (причем не только в смысле своей литературы, но и в философском смысле — от первого равнодушного к быту циника Диогена) Довлатов к обуви, одежде и иным предметам материального мира, если хвастался пожертвованными ему великолепными, без сомнения, ботинками народного артиста: вряд ли тот носил ленинградский «Скороход», которым было проще подбить глаз, нежели поразить публику. Скорее всего, показное пренебрежение к одежде, «халат в пятнах», в котором он встретил свою вторую жену, и прочие подобные детали были все же от того, что паче гордости.
Фарцовкин блюз
В пользу подобного предположения говорит и «фарцовая история» Довлатова про «двести сорок пар одинаковых креповых носков безобразной гороховой расцветки», уфарцованных у заезжих финских спекулянток. Носки носками, и тому, что бедняга писатель не знал, куда их деть, когда они потеряли свою стоимость на советском черном рынке, можно только посочувствовать. Но сам факт, что студент университета занялся вполне себе противоправной и грозящей зоной деятельностью ради заработка, на который он первым делом, по собственным словам, оделся прилично, достаточно красноречив.
Пекуровская, за внимание которой писатель, кстати, чуть было не был принужден сразиться с самим Бродским (тот, к счастью, вовремя уехал в Среднюю Азию и освободил «поле боя»), рассказывает, что по университету он ходил в «уникальном в своей единственности твидовом пиджаке». Конечно, пиджак был единственный, но зато твидовый. Скромный траурный двубортный костюм «восточногерманского производства» и конвенционального советского вида, полученный писателем, если верить его собственной байке из «Чемодана», в качестве премии за «сотрудничество» с КГБ, Довлатова не устраивал как раз своей конвенциональностью. Впрочем, квазибиографической довлатовской прозе, как бы правдоподобна она ни была в своих бытописательных и чуточку стыдных подробностях, никогда нельзя верить до конца.
Материалы по теме
Старые черти
Фотографии писателя его эстонского периода тоже не выдают в нем человека, которому директор Пушкинского заповедника якобы говорил: «Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест» (кстати, сам директор Пушкинского заповедника, Семен Гейченко, одеждой, как сейчас бы сказали, особо не заморачивался). На фотографиях того времени Довлатов одет в черную рубашку и пиджак, в модный «хемингуэевский» или «альпинистский» свитер крупной вязки, стеганую болоневую куртку (тоже, видимо, из стран соцлагеря), на голове — отнюдь не истасканная лыжная шапочка, а модная кепка из искусственной кожи, по тем временам самый шик. На другом снимке на нем плащ-тренч — чем-то подобным он, по его словам, успел пофарцевать, назвав это мероприятие «операцией с плащами «болонья»».
В своей нарочитой небрежности (при вполне себе положительном отношении к материальным вещам) Довлатов был, что называется, в тренде. «В советское время в Ленинграде в пиетете всегда была особая мода — во-первых, более небрежная, чем в Москве, более вольная, — комментирует писатель Владимир Березин. — А щегольству ленинградской богемы способствовала близость источников фарцы — с финнами и прочими туристами, что могли приезжать на день и быстро делать бизнес».
Американская история
В 1978 году, едва успев эмигрировать после диссидентской отсидки и временно (как, кстати, и Бродский) обосновавшись в Италии, Сергей Донатович приобрел себе «на гонорары из русских журналов» новые вещи. Причем, судя по описанию, вполне импозантные: «голубые сандалии, фланелевые джинсы и четыре льняные рубашки». В этом выборе чувствуется вкус: советские люди мужского пола, особенно в солидные по тем временам 35+, голубым сандалиям предпочитали суровые черные, коричневые, в крайнем случае — серые или бежевые.
В Америке жизнь Довлатова и его отношение к собственному внешнему виду лучше всех, пожалуй, описал Лев Лосев.
Я видал: как шахтер из забоя,
выбирался С.Д. из запоя,
выпив чертову норму стаканов,
как титан пятилетки Стаханов.
Вся прожженная адом рубаха,
и лицо почернело от страха.
Ну а трезвым, отмытым и чистым,
был педантом он, аккуратистом.
В более, нежели перестроечный СССР, гуманном, но все же живущем по определенным правилам благопристойности американском эмигрантском мире Довлатов, переваливший за сорокалетний рубеж отец четверых уже к тому моменту детей от трех женщин (младший сын родился уже в Штатах), пытался как-то систематизировать свой быт, ограничивать порывы своих страстей. На выступления перед читателями и журналистами он надевал именно рубахи, как в лосевском стихотворении. С модными в те времена погончиками и накладными карманами с клапанами, расстегнутые на груди так, чтобы была видна маскулинно-лохматая грудь.
Смешил всех вокруг, но сам страдал от депрессии. К 80-летию Сергея Довлатова
Родился в семье беспартийной творческой интеллигенции
Семья уехала в эвакуацию из Ленинграда в Уфу в самом начале войны. Мама, Нора Сергеевна, была актрисой, но в силу нехарактерной для людей этой профессии объективной самооценке решила оставить это ремесло, стала корректором в «Лениздате» и посвятила себя воспитанию сына. Довлатов коротко вспоминал свое детство: «Толстый застенчивый мальчик… Бедность… Мать самокритично бросила театр и работает корректором». От мамы Сергей унаследовал удивительное чувство языка, что впоследствии и определило его профессиональный выбор.
Отец, Донат Исаакович, был режиссером, а затем стал администратором в Александринском театре. После возвращения в Ленинград в 1944 году родители развелись, всю дальнейшую жизнь Сергей мало общался с отцом, да и то больше посредством писем.
Сергей Довлатов (слева) в пионерском лагере. Фото: из архива Д. Дмитриева
Был наполовину евреем, наполовину — армянином
Фамилия, перешедшая Довлатову от отца, — Мечик. После развода родителей Сергей взял себе более благозвучную фамилию мамы, Норы Довлатян, изменив ее на русский лад.
Был отчислен из университета
Руководство Ленинградского университета рассталось со студентом отделения финского языка филологического факультета после двух с половиной лет обучения за систематические прогулы, неуспеваемость и «аморальное поведение». По мнению его приятелей, Довлатов поступал туда не случайно: в Ленинград регулярно ходили финские автобусы, поэтому знание языка давало возможность устроиться гидом и между делом спекулировать иностранными вещами.
«Раза четыре я сдавал экзамен по немецкому языку, — вспоминал Довлатов. — И каждый раз проваливался. Языка я не знал совершенно. Ни единого слова. Кроме имен вождей мирового пролетариата. И, наконец, меня выгнали. Я же, как водится, намекал, что страдаю за правду. Затем меня призвали в армию. И я попал в конвойную охрану. Очевидно, мне суждено было побывать в аду…».
Боролся с Бродским за внимание девушки
Утонченная и изысканная студентка Ленинградского университета Ася Пекуровская в конце концов выбрала Довлатова. Бродский вспоминал: «Это была зима то ли 1959, то ли 1960 года. И мы осаждали тогда одну и ту же коротко стриженную миловидную крепость, расположенную где-то на Песках. По причинам слишком диковинным, чтобы их тут перечислять, осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию. Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала».
Ася Пекуровская и Сергей Довлатов
Сергей женился на Асе, но семейная жизнь была недолгой: студент едва сводил концы с концами и не мог обеспечить запросов возлюбленной, привыкшей к красивой и эффектной жизни, много и часто брал взаймы и в итоге был оставлен своенравной девушкой в одиночестве.
Прослужил три года в охране исправительных колоний в Республике Коми
Армейские воспоминания подробно изложены в повести «Зона», главный мотив которой сводится к простой мысли: никакой принципиальной разницы между охранниками и заключенными нет. Видимо, именно в то время Довлатов перестал делить людей на хороших и плохих, окончательно осознав, что в любом человеке много чего намешано независимо от должностей, профессии и национальности. Этот максимально не-черно-белый взгляд на человеческий мир он перенес и в свою литературу. По словам Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма: со свитком рассказов и некоторой ошеломленностью во взгляде».
После армии выбрал путь журналиста
Закончил отделение журналистики филфака ЛГУ. Параллельно с учебой начал печататься в самых разных изданиях, стал членом Союза журналистов.
Лев Лурье вспоминал: «Надо было писать про передовиков, давались совершенно комические задания, которые, надо сказать, он выполнял с необычайной виртуозностью. Я помню смешной фельетон… о недостаточном качестве супа в столовой кораблестроительного института».
Долго и безуспешно пытался стать членом Союза писателей СССР
Членство давало одну, но неоспоримую привилегию: неприкосновенность от преследований по статье «тунеядство». В 1967 году Довлатов вместе с Бродским, Гординым, Битовым участвовал в вечере молодых литераторов. Во время выступления Сергея зал падал от смеха — успех был ошеломительным.
Но через несколько дней в партию поступила жалоба бдительного литератора: «Грубый антисоветский сионистский шабаш, который прошел в Доме Союза писателей, свидетельствует о том, что в стране распространяется ползучая контрреволюция». Путь в Союз писателей для Довлатов закрылся. С 1967 по 1972 годы все тексты, отправленные им в различные издания, возвращались назад.
Работал кочегаром, чтобы получить таллиннскую прописку
В Эстонию Довлатов переехал в 1972 году в поисках относительной свободы. Действительно, по сравнению с Ленинградом, в Таллине дышалось гораздо легче. Довлатов начал работать в газете «Советская Эстония» и «Молодежь Эстонии», много писал. В одном из эстонских изданий даже обещали выпустить его книгу «Пять углов». Но по несчастному стечению обстоятельств при обыске у одного рьяного антисоветчика обнаружили «Зону» Довлатова. Сотрудники госбезопасности забеспокоились. Писателя выгнали из «Советской Эстонии», уже набранные «Пять углов» отложили на дальнюю полку, а писатель вынужден был вернуться в Ленинград.
Водил экскурсии по Пушкинским горам
Устроиться гидом его подтолкнули нелегкие обстоятельства — работы почти не было, его рассказы не печатали. Сам Довлатов любил рассказывать байку, что в бытность экскурсоводом частенько показывал «филологической молодежи» настоящую могилу Пушкина. Разумеется, за отдельную плату. Именно в это время параллельно Сергей Довлатов начал печататься за границей, передавая свои материалы в журналы «Континент», «Время и мы».
Довлатов проводит экскурсию в Михайловском
Довлатов пил более 30 лет
Были, конечно, перерывы, но фактически он всегда находился в «красной зоне». Это пагубное увлечение началось еще в юности, а его первый брак уже омрачался «утечкой» семейного бюджета: как вспоминала Ася Пекуровская, он каждый день пропивал ровно 2,5 рубля в культовом ресторане «Восточный», а закусывал деликатесами, стянутыми с соседних столиков у ушедших потанцевать посетителей.
В 60–70-е годы в литературных, интеллигентских кругах пили много и буднично (как, впрочем, и вся страна), но Сергей Донатович делал это беспощадно. Периодически он яростно боролся с этой страстью, но сам признавался, что даже в периоды полной «завязки» помнил о водке «с утра до ночи».
Но про Довлатова нельзя сказать, что он «страдал» алкоголизмом. Пить — это был его сознательный страшный выбор. В этом акте спаивания самого себя даже не было характерной для русского человека обреченности, принесения себя в жертву этой сложной жизни, а скорее какой-то грубый самоубийственный порыв.
Лев Лосев иронично вспоминал:
Я видал: как шахтер из забоя,
выбирался С.Д. из запоя,
выпив чертову норму стаканов,
как титан пятилетки Стаханов.
Вся прожженная адом рубаха,
и лицо почернело от страха.
Ну а трезвым, отмытым и чистым,
был педантом он, аккуратистом,
мыл горячей водой посуду,
подбирал соринки повсюду.
На столе идеальный порядок.
Стиль опрятен. Синтаксис краток.
Довлатов в Америке
В 1978 году эмигрировал в США, жил в Нью-Йорке
Достаточно быстро стал ошеломляюще популярным среди читателей и получил высокую оценку западной критики. За годы эмиграции издал двенадцать книг, которые вышли в Америке и Европе на пяти языках.
Был грустным человеком
Приятели Довлатова вспоминали, что несмотря на искрометный юмор, пронизывающий все его рассказы, сам Сергей был очень сдержанным человеком и попросту не умел радоваться и быть счастливым. Даже живя в Нью-Йорке, где он, казалось, получил все, что только можно желать, Довлатов страдал от одиночества и непреодолимой депрессии. «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются. Я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, первого ребенка, минимальных денег, а сейчас все произошло и ждать больше нечего», — писал Довлатов.
Удостоился похвалы Курта Воннегута
Одним из самых очевидных признаний таланта Довлатова за рубежом стала публикация его рассказа в журнале The New Yorker. Кроме него такой чести удостоился только один русский писатель — Владимир Набоков. После этой публикации Довлатову написал Курт Воннегут: «Я тоже люблю вас, но Вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал The New Yorker. А теперь приезжаете Вы, и — бах! — Ваш рассказ сразу же печатают. Что-то странное творится, доложу я вам… Я многого жду от вас и от вашей работы. У вас есть талант, который вы готовы отдать этой безумной стране. Мы счастливы, что Вы здесь».
Курт Воннегут, Лев Штерн, Сергей Довлатов, 1982 г.
Несмотря на долгожданный успех и востребованность, скучал по родине
«Я этнический писатель, живущий за 4 000 километров от своей аудитории. Как выяснилось, я гораздо более русский человек, чем казалось. Не дай тебе Бог узнать, что такое жить в чужой стране, пусть даже в такой сытой и прекрасной, как Америка», — сказал как-то Довлатов.
Одна из улиц Нью-Йорка названа в честь Сергея Довлатова
В конце 2013 года поклонниками писателя была подана петиция о добавлении его имени на улице в Нью-Йорке. На сайте change.org было собрано 17 тысяч подписей. В июне 2014 года, не дожидаясь сбора необходимого числа подписей (20 тысяч), городской совет Нью-Йорка рассмотрел и одобрил законопроект. Решение было утверждено мэром города. 7 сентября 2014 года состоялось торжественное открытие улицы Сергея Довлатова Sergei Dovlatov Way.
Сергей Довлатов скончался от сердечной недостаточности 24 августа 1990 года в Нью-Йорке в возрасте 48 лет
Его смерти предшествовал продолжительный запой, во время которого писатель скрывался от родных. Еще ранее у него диагностировали цирроз печени. Он производил впечатление сильного, здорового мужчины, но на самом деле изнутри был изъеден алкоголем и постоянными стрессами.
Похоронен на еврейском кладбище Маунт-Хеброн в нью-йоркском районе Куинс.
Сергей Донатович Довлатов
Фото Все
Видео Все
«Наблюдатель». Сергей Довлатов
Сергей Довлатов — биография
Сергей Довлатов – советский и американский писатель, журналист, произведения которого были в СССР под запретом. Однако в настоящее время в сотню книг, которую Министерство образования России рекомендовало для самостоятельного чтения, входят и четыре произведения Довлатова. Сейчас Довлатов — самый читаемый советский писатель второй половины XX века, его произведения разобраны на цитаты и ушли в народ.
Детство и юность
Сергей Довлатов родился в Уфе 3 сентября 1941 года. Его родители были ленинградцами, которым удалось своевременно, вместе со своим театром, эвакуироваться из блокадного города. Отец мальчика, Донат Мечик, служил режиссером-постановщиком, мама, Нора Довлатова, была актрисой. После завершения актерской карьеры она занимала должность корректора в издательстве.
В 1944 году родители Сергея возвращаются в родной город, но их семейная жизнь не сложилась, они расстались. Впоследствии писатель и сам говорил, что его семья была не очень дружной. Мальчик остался с мамой. Детство и юность будущего писателя прошли в северной столице. В раннем возрасте он очень любил мечтать и фантазировать, отличался ярко выраженным пристрастием к гуманитарным предметам, писал стихи. По тем предметам, которые его мало интересовали, учился на «тройки».
Сергей Довлатов в молодости
В газете «Ленинские искры» в 1952 году опубликовали сразу четыре его стихотворения. Маленькому поэту на тот момент было только одиннадцать лет. Три стихотворения он посвятил животным, а четвертое – великому вождю, товарищу Сталину. Когда Сергей стал постарше, у него появился другой кумир – Эрнест Хемингуэй. Юноша просто зачитывался его произведениями.
После окончания средней школы молодой человек поступает в Ленинградский университет. Он учится на филологическом факультете, на отделении финского языка.
Юноша не отличался большим старанием в учебе, по этой причине на третьем курсе его отчислили за неуспеваемость.
За годы учебы он очень сдружился с начинающими поэтами: Евгением Рейном, Иосифом Бродским, Анатолием Найманом.
После отчисления бывшего студента сразу же призвали на действительную службу. Он попал в войска системы охраны исправительно-трудовых лагерей, служил на севере Коми АССР. Впечатления от этой службы были самыми мрачными, они способствовали появлению и укреплению диссидентского настроения у будущего писателя. Довлатов видел собственными глазами, насколько бодрые лозунги, звучащие по телевидению и радио, расходятся с реальной жизнью людей.
Через три года срок службы закончился, Довлатов вернулся в родной город. На службе он не терял времени даром и, совсем как молодой Лев Толстой, привез с собой целый свиток рассказов и изменившееся мировоззрение. Мечтатель и фантазер, познакомившийся с реальной жизнью, стал совершенно иным, более выдержанным и серьезным. Молодой человек вновь поступает в Ленинградский университет. Но теперь он выбирает другой факультет – журналистику. Через некоторое время Сергей становится репортером питерской газеты «За кадры верфям».
Сергей Довлатов в армии
Он много общается со своими коллегами из группы прозаиков «Горожане», дружит с Владимиром Марамзиным, Борисом Вахтиным, Игорем Ефимовым. Писательница Вера Панова предложила Сергею стать ее личным помощником, и некоторое время он занимался этой работой. К тому моменту Довлатов еще не успел определиться со своим собственным путем. По этой причине журналист, по приглашению своих знакомых, становится сотрудником Комбината живописно-оформительского искусства. Освоив профессию камнереза, он зарабатывал хорошие деньги.
Через некоторое время Довлатов уезжает в Прибалтику. Здесь он служит во многих издательствах, среди которых — «Советская Эстония», «Вечерний Таллин», «Моряк Эстонии». Чтобы прописаться в Таллине, Довлатову пришлось в течение нескольких месяцев работать кочегаром. После этого он переезжает в село Михайловское Псковской области, где работает экскурсоводом. В музее-заповеднике А.С. Пушкина писатель прожил два летних сезона.
Затем Сергей возвращается в Ленинград. В 1976 году он был сотрудником молодежного журнала «Костер». В 70-х годах это издание пользовалось большой популярностью у советских читателей. Главным редактором «Костра» в то время был Святослав Сахарнов. Он оказывал покровительство и поддержку детским писателям и «взрослым» авторам – Виктору Драгунскому, Виктору Голявкину, Юрию Ковалю, Евгению Рейну, Булату Окуджаве, опальному Иосифу Бродскому. Но у Довлатова только один рассказ был напечатан в этом журнале, и самому автору эта работа не слишком нравилась.
Литературным трудом Сергей Довлатов зарабатывать не мог, его просто не печатали. Его произведения были интересны тем людям в редакциях и издательствах, которые их читали, но их публикация для редакторов в то время было сродни самоубийству. Поэтому талантливый писатель, или рассказчик, как он сам себя называл, оставался не у дел. Он нашел выход, в 70-х годах его рассказы и повести активно печатаются за рубежом, в эмигрантских периодических изданиях. Но когда об этом узнали специальные службы, за писателем с диссидентскими замашками стало усиленно следить КГБ. За мелкое хулиганство он даже отсидел в спецприемнике. Сергей понял, что его не оставят в покое, в 1978 году он эмигрирует в Соединенные Штаты.
Эмиграция была вынужденной, тоска по родине не покидала Довлатова. Он так и не сумел стать настоящим американцем, ему не нравился английский язык, и сам стиль жизни за рубежом.
В Нью-Йорке он получил должность главного редактора еженедельной газеты «Новый американец», работу на радиостанции. Кроме этого, Довлатов продолжал заниматься литературным трудом, писал повести и рассказы на русском языке и о русских людях. Он стал востребованным и состоятельным человеком, но не переставал скучать о покинутой России. Довлатову не суждено было дожить до развала СССР, если бы все сложилось иначе, он бы обязательно вернулся в обновленную страну.
Литература
Юный Сережа Довлатов легко писал стихи. Но в период армейской службы он стал писать прозу. Его не печатали, при этом ни один из издателей или редакторов не сказал Сергею, что его литературный труд никуда не годится. Дело было в другом – слишком глубокие мысли о жизни и событиях высказывал молодой писатель, и многие из этих высказываний были крамольными.
Сергей Довлатов в США
Он стал печатать свои произведения в «Самиздате», в эмигрантских журналах «Время и мы», «Континент» других изданиях. Подобная практика в Советском Союзе была под запретом. Наказание последовало незамедлительно, писателя исключили из Союза журналистов. Тем самым ему запретили работать по специальности. Это были не все последствия «опрометчивых» поступков писателя.
Престижные журналы Partisan Review и The New Yorker дали ему возможность добиться признания читателей. После этого стали издаваться и полноформатные книги писателя. Через некоторое время выходит его первое произведение о жизни в Соединенных Штатах. Это повесть «Иностранка», история о русских эмигрантах третьей волны.
Главная героиня книги – Маруся Татарович, уехавшая из СССР в Штаты. Никаких видимых причин для эмиграции у нее не было, на женщину просто действовали настроения, царившие в обществе. В поисках лучшей доли она оказалась за океаном, стала встречаться с латиноамериканцем Рафаэлем. Но положительных перемен в жизни Маруси не последовало, хаос и бессмысленность преследуют ее и за границей. Это был тот самый случай, который мудрые люди характеризуют одной фразой – от себя убежать невозможно.
Сергей Довлатов на работе в Нью-Йорке
Повести, романы, сборники новелл Довлатова выходят с завидной регулярностью. Его сборники рассказов под название «Чемодан», «Компромисс», «Наши», «Соло на ундервуде: Записные книжки», «Зона: Записки надзирателя» пользовались особой популярностью. В эмиграции писатель прожил 12 лет. Он успел написать дюжину книг, которые стали популярными не только в США, но и в Европе. Российские читатели тоже получили возможность знакомиться с произведениями Довлатова, слушая Радио «Свободу». Здесь Сергей вел авторскую программу «Писатель у микрофона».
Личная жизнь
Ходили слухи, что Сергей Довлатов большой ловелас, и имеет неисчислимое количество любовниц. Это был настоящий миф, сдержанному писателю с трудом давались любые контакты, особенно это касалось женщин. На самом деле у него было три жены, с двумя из них он состоял в официальном браке. Никаких других женщин в его окружении не было, по крайней мере, доказать их наличие просто невозможно.
Сергей Довлатов и Ася Пекуровская
Его первой супругой стала Ася Пекуровская. Молодых людей связывало большое чувство, они познакомились еще во времена студенчества. Пара прожила вместе восемь лет, пока Ася не увлеклась Василием Аксеновым. Этот писатель был гораздо удачливее Довлатова, и молодая женщина предпочла его. Когда развод уже состоялся, выяснилось, что у Аси будет ребенок.
Сам момент расставания прошел так, что его надолго запомнил и сам Довлатов, и Ася. Новостью об уходе к Аксенову мужчина был сражен наповал.
Через некоторое время бывшая жена родила дочь Марию. Ася больше никогда не встречалась с Довлатовым, ее дочь Мария Пекуровская живет в Соединенных Штатах, является вице-президентом рекламного отдела кинокомпании Universal Pictures.
Сергей Довлатов с Еленой Ритман
Следующий брак Довлатов заключил с Еленой Ритман. Именно этой женщине, обладающей крутым мужским характером, он обязан своей известностью. Они поженились, когда Сергей вернулся из армии, прожили несколько лет, воспитывая совместную дочь Катю. Когда любовь пошла на убыль, Елена эмигрировала вместе с дочкой в Америку. Через несколько лет Сергей увлекся Тамарой Зибуновой, у них был гражданский брак и совместная дочь Саша. Отношения с Тамарой были недолгими.
Сергей Довлатов с Тамарой Зибуновой
Над писателем тогда нависла угроза ареста, он эмигрировал в Америку, где вновь женился на своей бывшей супруге Елене Ритман. В США родился сын Довлатова, его назвали Николас Доули. Елена во всем помогала мужу. Она занималась корректировкой черновиков, заставляла перерабатывать не слишком удачные фрагменты, была настоящим менеджером по продажам, поскольку именно она продвигала его первые произведения.
Причина смерти
В Советском Союзе талантливый Сергей Довлатов был настоящим неудачником, он не мог заработать здесь ни денег, ни славы. Все это угнетало писателя, чтобы побороть депрессию, он стал злоупотреблять алкоголем. Его пристрастие к крепким напиткам никуда не делось и в США, но пил он здесь гораздо меньше. Довлатов бывал на медицинских осмотрах у многих врачей, и все они в один голос заявляли – у прозаика отличное, редкое, отменное здоровье.
Могила Сергея Довлатова в Нью-Йорке