За что посадили константина котова
Мосгорсуд объяснил вину активиста Константина Котова
Мосгорсуд объяснил, что деструктивный характер поведения активиста Константина Котова представляет реальную угрозу общественным ценностям. Об этом говорится в мотивировочной части приговора, который получила 20 мая адвокат Котова Мария Эйсмонт. Обезличенная версия приговора также опубликована на сайте суда, но из нее изъяты некоторые существенные детали, например лозунги «Путин вор!», «Долой Путина!», которые скандировал Котов, – эти лозунги, по мнению суда, свидетельствуют о деструктивном поведении активиста.
Котов стал вторым человеком, осужденным по ст. 212.1 Уголовного кодекса, которая позволяет посадить на срок до пяти лет тех, кто более трех раз за полгода был административно наказан за нарушение правил митингов. До этого по аналогичной статье был осужден активист Ильдар Дадин, но Конституционный суд (КС) признал приговор противоречащим Основному закону, и вынесенный Дадину приговор был отменен. В январе КС потребовал пересмотреть и приговор, вынесенный Котову. Суд напомнил о сформулированной им ранее по делу Дадина позиции: под уголовную ответственность подпадает не просто неоднократное нарушение порядка организации митингов, а только такое, которое стало причиной причинения вреда здоровью, собственности и общественной безопасности либо создало угрозу причинения такого вреда. Тверской суд, вынесший приговор Котову, такую угрозу не доказал, говорилось в определении КС. Однако Мосгорсуд с Конституционным судом не согласился и оставил Котова за решеткой, снизив ему срок лишения свободы с четырех лет до полутора.
По мнению Мосгорсуда, очевидно, что «такое массовое количество участников (более 1500 человек. – «Ведомости»), будучи объединенными деструктивной идеологией, было способно причинить существенный вред охраняемым законом правам и интересам как иных лиц, так и самих участников несогласованной акции».
Активист Константин Котов останется в тюрьме за участие в митинге
Поведение Котова было деструктивным, объясняет суд, потому что он скандировал лозунги, «направленные по своему содержанию на подрыв авторитета и дезорганизацию государственной власти в России», а также провокационные призывы к свержению президента России, «к нарушению действующего законодательства, которые по своей сути были направлены на подрыв конституционного строя».
При этом «избранное для несогласованной акции общественное публичное место – непосредственно около администрации президента, а также большое количество участников дополнительно свидетельствуют о деструктивности как поставленных организаторами незаконной акции целей, так и использованных ими методов».
Также, по мнению Мосгорсуда, «важное значение для оценки как реальности угрозы причинения вреда, так и существенности этого вреда, наряду с прочим, имеет и заведомость деликтного поведения участников незаконной акции, в том числе Котова, избравших изначально поведенческую модель вне правового поля (в частности, несогласованность акции, пренебрежение к праву и интересам других лиц)».
Таким образом, констатирует Мосгорсуд, «установленные в ходе судебного разбирательства обстоятельства свидетельствуют о том, что проводимое мероприятие не имело мирного характера вследствие нарушения порядка его проведения, создавало реальную угрозу причинения существенного вреда общественному порядку, общественной безопасности, правам и свободам граждан, конституционно охраняемым ценностям».
При этом сама по себе надлежащая работа сотрудников правоохранительных органов по минимизации причиненного ущерба и охране правопорядка не может преуменьшать степень имевшейся в инкриминируемых обстоятельствах угрозы перерастания публичного мероприятия в центре столицы России, утратившего мирный характер, в массовые беспорядки. Таким образом, делает вывод суд, привлечение Котова к уголовной ответственности «соответствует общеобязательному конституционно-правовому смыслу данной статьи, выявленному Конституционным судом», говорится в приговоре.
Прокуратура нашла ущерб в действиях активиста Константина Котова
Адвокат Котова Эйсмонт заявляет, что ей «крайне трудно» комментировать это решение, «не выходя за рамки приличий». «Невозможно всерьез отвечать на формулировки из 30-х гг. [XX в.] про деструктивные действия, – говорит она. – Вынося вот это именем Российской Федерации, они вынуждают нас спорить с очевидным бредом – ну, например, что действия Котова нарушили право граждан на свободу передвижения и выбор места жительства. »
Текст апелляционного приговора приводит к двум важным выводам, констатирует доцент Российского государственного университета правосудия Ольга Кряжкова. Во-первых, проблема со ст. 212.1 УК – не в ее неправильном применении судами, как могло показаться после дела Дадина в КС, а в самом существовании уголовной ответственности за неоднократные нарушения на митингах. Эта статья создана для того, чтобы применять ее формально, оставляя на усмотрение суда лишь выбор меры наказания, что мы и наблюдаем в деле Котова, говорит Кряжкова. «Реальную угрозу причинения существенного вреда конституционно охраняемым ценностям» или «утрату публичным мероприятием мирного характера», что с точки зрения позиции КС по делу Дадина должно обязательно учитываться в суде, возможно обосновать чем угодно, продолжает Кряжкова. Например, если сказано, что, раз публичные мероприятия, в которых участвовал Котов, не были согласованы, они уже не могут считаться мирными, а могут оцениваться только как находящиеся за рамками правового поля. С этой логикой приговора, конечно, никак нельзя согласиться, считает юрист.
Во-вторых, добавляет Кряжкова, следует наконец признать, что правозащитный потенциал постановления КС по делу Дадина сильно переоценен. У постановления было два последствия: отмена приговора Дадину, что, безусловно, хорошо, и сохранение в силе ст. 212.1 УК, что, безусловно, плохо. В итоге дело Котова и оказалось возможным и, возможно, оно не будет последним, считает Кряжкова.
Константин Котов вышел на свободу. Он был осужден за участие в мирных акциях протеста
Константин Котов сразу после освобождения / Фото: Виктория Одиссонова для «Новой газеты»
Александр Литой
Сегодня из ИК-2 города Покров Владимирской области освободился гражданский активист Константин Котов. Его осудили на четыре года лишения свободы за то, что он участвовал в протестных акциях, которые носили исключительно мирный характер. Благодаря тому, что дело Котова получило широкий резонанс и огласку, срок сократили до полутора лет, но отменять приговор суд не стал. С самого начала Константина Котова защищали адвокаты от ОВД-Инфо.
Константина Котова отпустили в 6:43 утра — возможно, чтобы его не встречала толпа сочувствующих под стенами колонии. В результате встретили Котова фигуранты «московского дела» Даниил Беглец и Владислав Барабанов. Всего встречать Котова приехали порядка 60 человек.
Дело против Котова по «митинговой» статье 212.1 УК стало одним из многих в череде репрессий, которые последовали за мирными протестными акциями лета 2019 года против недопуска независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму. Во многих случаях эти дела расследовались в рекордно короткие сроки.
Чтобы стать фигурантом дела по статье 212.1, нужно более двух вступивших в силу административных протоколов по статьям о нарушении правил участия или организации акций в течение полугода. Котов стал третьим активистом за 2019 год, против которого возбудили дело по этой статье, и первым обвиняемым, которого по ней отправили в СИЗО до суда.
В обвинении пять эпизодов:
Большинство задержаний Котова зафиксированы на видео — можно убедиться, что он не совершал никаких противоправных действий и не сопротивлялся. Это значит, что его осудили в нарушение требования Конституционного суда о том, чтобы уголовная статья 212.1 УК применялась только в случае, если действия многократно задержанного представляли общественную опасность.
По мнению координатора юридической помощи ОВД-Инфо Аллы Фроловой, если другие статьи УК могут применяться для политических преследований, 212.1 УК — политическая по своей сути.
«Статья наказывает за то, что человек выходит на улицу высказать свое мнение. Мирно, без оружия», — отмечает координатор юридической помощи ОВД-Инфо Алла Фролова.
Николай Рекубратский, товарищ Котова, вспоминал, что познакомился с Константином на пикетах в поддержку Олега Сенцова, который в то время держал голодовку. «Жизнь складывалась так, что появлялись все новые какие-то события, несправедливости, и Костя не мог на них не реагировать. Принимал участие в пикетировании, был неоднократно задержан», — рассказывал Рекубратский.
Константин Котов работал программистом, а в свободное время администрировал телеграм-канал «#СтопФСБ», который рассказывал о деле «Сети» и деле «Нового величия». Также он поддерживал активистку « Открытой России» Анастасию Шевченко и обвиняемого по уголовной статье выпускника мехмата МГУ Азата Мифтахова.
Константина Котова задержали 12 августа 2019 года в Москве. «Налетели сзади, повалили на землю, выкручивали руки, спрашивая при этом: „Константин, какие ваши политические взгляды?“», — писала о задержании адвокат Котова от ОВД-Инфо Мария Эйсмонт. В тот же вечер возбудили уголовное дело, ночью у него дома прошел обыск. Утром ему предъявили обвинение, а 14 августа уже арестовали. На следующий день следователи заявили, что уже закончили расследование дела — за два с половиной дня.
Находясь в СИЗО, Котов женился на Анне Павликовой — фигурантке еще одного громкого дела с политической подоплекой — дела «Нового величия». Ее мама рассказывала: «Костя был, наверное, первым человеком, который очень сильно поддержал Аню. Он писал ей письма в СИЗО, носил передачки. Доходило до того, что я передавала что-то Ане, а он приезжал мне помочь, потому что знал, что мне очень тяжело. Даже когда я просила: „Костя, не надо, я справлюсь“, — он приезжал. Пока Аню не отпустили [под домашний арест], мы периодически пересекались с ним в Матросской тишине. Он очень сильно нас поддерживал. Каким-то очевидным вещам — передачкам и прочему — мы учились вместе с Костей, путем проб и ошибок».
Константин Котов и Анна Павликова после освобождения / Фото: Юлия Павликова
Адвокат от ОВД-Инфо Мария Эйсмонт, защищающая Котова, рассказывала, что никто из ее коллег за всю свою практику не сталкивался с такой скоростью расследования уголовного дела — обычно это занимает месяцы. Адвокат пересказывала и слова следовательницы, которая сама впервые видела, чтобы следствие закончили за два с половиной дня. Все следственные действия по сути свелись к предъявлению обвинений, вручению постановления о возбуждении дела и знакомству с двумя следственными группами.
5 сентября Константина Котова приговорили к 4 годам колонии. Процесс по делу Котова прошел за два дня: судебное следствие, прения сторон, последнее слово и приговор.
«Это был показательный процесс: если ты будешь выходить, защищать других людей, права человека — огребешь по полной», — в беседе с ОВД-Инфо Котов объясняет, почему получил такой срок.
Апелляцию по делу Котова по статье 212.1 УК подавали 14 адвокатов по соглашению с ОВД-Инфо, каждый из них — за символический гонорар в 212 рублей 10 копеек. Мосгорсуд оставил приговор в силе.
От четырех до полутора
В колонии во Владимирской области, куда этапировали Котова, ему уже в январе 2020 года объявили выговор — за то, что на прогулке Котову дал перчатки другой заключенный. При том, что отправленные отцом перчатки Котову не выдавали более месяца. Наличие выговора снижало шансы на условно-досрочное освобождение.
«Мои адвокаты сделали огромную работу. В апелляционном суде, который ничего не дал, они все же показали, что будут добиваться моего оправдания. Конституционный суд принял спорное решение, но четко сказал, что мой приговор должен быть [пересмотрен]. Максимум, на что они пошли, — это скостили срок, я же буду добиваться полного оправдания», — рассказывает Котов.
Константина Котова поздравляют с освобождением / Фото: Фото: Юрий Белят, МБХ медиа
Во владимирской колонии Константина Котова в июне 2020 года посадили на десять суток в штрафной изолятор, за то, что он якобы не поздоровался с сотрудником колонии. В ноябре 2020 Котову отказали в УДО, но ходатайство рассматривали меньше, чем за месяц до окончания срока.
«Администрация держала меня под полным контролем — ни шага влево, ни шага вправо. Осужденные относились нормально. Все, кому ни рассказывал, сочувствовали: потому что ни за что получил реальный срок заключения», — рассказывает Котов.
«Котов — единственный обвиняемый по 212.1 УК, который во время следствия был под стражей. Как его арестовали 13 августа 2019 года, и он только сейчас вышел на свободу. Котов — человек, которому попросили больше всего [по этой статье]. Хотя в процессе юридической борьбы с четырех лет нам удалось снизить до полутора. И Котов — первый человек, который по 212.1 УК отбыл срок полностью. Мы называем 212.1 УК „дадинской статьей“, но Ильдар Дадин — реабилитирован, получил компенсацию от государства. Котову же еще грозит какая-то профилактика», — говорит координатор юридической помощи ОВД-Инфо Алла Фролова.
Константина Котова, осужденного по «дадинской» статье, арестовали на 9 суток за организацию акции, которую он не организовывал
Бывшего фигуранта «московского дела», активиста Константина Котова арестовали на девять суток по обвинению в организации несогласованного мероприятия. Он был задержан 25 ноября по дороге от Верховного суда, где рассматривалось дело о ликвидации правозащитной организации «Международный Мемориал». Решение об аресте вынес Пресненский районный суд Москвы, сообщает пресс-служба «Мемориала».
Котов рассказал, что его задержали и в дальнейшем арестовали несмотря на то, что на слушании по «Мемориалу» он был в качестве представителя СМИ. После слушания к нему подошли представители полиции и потребовали предъявить документы. Он отказался, после чего был доставлен в отделение полиции. Ночь перед судом он провел в отделении.
Как пояснили The Insider юристы, Котов был осужден реально, а не условно, отбыл весь срок и не имеет административного надзора, и нынешнее привлечение его к административной ответственности по ст. 20.2 может повлиять только на возможное будущее осуждение по той же «дадинской» статье — в том случае, если оно будет неоднократным, то есть, если он получит еще два административных протокола, все три вступят в силу, а на четвертый раз ему вменят ту саму статью 212.1 — о «неоднократном нарушении правил проведения акций». По словам юристов, власти вменяют статью об организации акции даже просто за пост в соцсети. В то же время, о том, что активисты будут выходить с одиночными пикетами во время заседания по ликвидации «Мемориала», было общеизвестно.
Константин Котов — второй обвиняемый по «дадинской» статье, которого отправили в колонию. Его задержали 12 августа, после того как он вышел из полиции после задержания на акции 10 августа. 13 августа ему предъявили обвинение. Поводом для уголовного дела стали три вступивших в силу решения суда по нарушению правил проведения митинга. Котова привлекали к административной ответственности 7 марта, 13 мая, 27 июня, 15 июля и 24 июля этого года, а 10 августа он принял участие в несогласованной акции протеста. 5 сентября 2019 года был осуждён на 4 года колонии общего режима. 20 апреля 2020 года Московский городской суд сократил Котову срок с четырёх лет колонии до одного года и шести месяцев. Правозащитный центр «Мемориал» признал активиста Константина Котова политическим заключенным.
Ранее на 25 суток был арестован активист Алексей Беленкин, который вышел с одиночным пикетом в поддержку «Международного Мемориала» 25 ноября.
Первым человеком, которому в России дали реальный срок по статье о «неоднократном нарушении правил проведения акций» (ст. 212.1 УК), стал Ильдар Дадин. В декабре 2015 года Дадин был приговорён к 3 годам лишения свободы и в связи с этим был признан узником совести международной организацией Amnesty International. 26 февраля 2017 года он вышел на свободу, пробыв в местах лишения свободы 1 год и 2 месяца.
Константин Котов получил четыре года колонии за три митинга
Тверской суд Москвы приговорил активиста Константина Котова к четырем годам колонии общего режима за неоднократные нарушения закона о митингах. Котов стал вторым осужденным по статье 212.1 УК РФ, известной как «дадинская».
Оснований для менее строгого наказания суд не нашел. Гособвинитель просил приговорить Котова к четырем с половиной годам лишения свободы.
Дело Котова было расследовано в рекордные сроки: 13 августа ему предъявили обвинение, а уже 15-го Следственный комитет России объявил об окончании следственных действий. Рассмотрение дела в суде заняло два дня.
Люди, пришедшие на суд над Котовым, после вынесения приговора какое-то время оставались на улице и скандировали «Позор!» и «Свободу Котову».
Три митинга
«Дадинская» статья, названная по имени активиста Ильдара Дадина, предусматривает уголовное наказание для тех, кто в течение полугода более двух раз привлекался по административным статьям о нарушении правил проведения акций протестов.
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
Конец истории Подкаст
Кроме того, Котов 15 июля в «Фейсбуке» призывал выходить на Трубную в поддержку независимых кандидатов в Мосгордуму (на него составили протокол об организации несанкционированного мероприятия), а 10 августа был задержан после митинга на проспекте Сахарова.
Митинг за честные выборы, прошедший 10 августа на проспекте Сахарова, был согласован с властями. Однако прогулку в районе Китай-города, на которую после него отправились несколько сотен участников, власти сочли несанкционированной акцией. Тогда полиция задержала около 250 человек (по данным «ОВД-Инфо»), в том числе и Котова.
Защита Котова просила приобщить к материалам дела видео с камер наблюдения в районе Китай-города, доказывающих, что 10 августа он не пришел к памятнику героям Плевны вместе с другими протестующими, как утверждали полицейские, а вышел из метро. Однако судья отклонил это ходатайство.
Автор фото, Getty Images
По мнению обвинения, Котов, до этого привлекавшийся к административной ответственности, продолжил нарушать законодательство «не сделав должных выводов, презирая конституционно охраняемые ценности, демонстрируя тем самым свое пренебрежительное отношение к органам государственной власти Российской Федерации и обществу».
«Дадинская» статья
Статья 212.1 УК РФ применяется в том случае, если человек в течение полугода более двух раз привлекался по административным статьям о массовых мероприятиях. Она получила название «дадинская», поскольку до сих пор единственным осужденным по ней оставался активист Ильдар Дадин.
Его приговорили к трем годам колонии в 2015 году, однако в январе 2017 года Конституционный суд России потребовал пересмотреть приговор, а в феврале того же года Верховный суд России отменил его и Дадин вышел на свободу.
В постановлении Конституционного суда говорилось, что уголовная ответственность может применяться только в том случае, если действия митингующего повлекли за собой вред гражданам, общественной безопасности или другим ценностям.
В течение двух лет после решения КС дела по «дадинской» статье не заводились, однако в 2019 году она вновь начала применяться.
«Методы исправления, которые применяют в колонии, не должны существовать в XXI веке»
Интервью Константина Котова, отсидевшего полтора года по «дадинской статье»
В 2019 году 34-летнего москвича Константина Котова приговорили к четырем годам колонии за участие в нескольких протестных акциях и пост в фейсбуке. В апреле этого года приговор смягчили, снизив срок до полутора лет. Утром 16 декабря Котов вышел на свободу из колонии во Владимирской области. Он рассказал «Холоду», как изменилось его представление о системе ФСИН и почему он считает важным дальше участвовать в протестах. А адвокат Котова Мария Эйсмонт объяснила, почему нужно добиваться отмены «дадинской статьи».
Дело в отношении Константина Котова по статье 212.1 УК возбудили 12 августа 2019 года — спустя два дня после его появления на акции в защиту свободных выборов в Москве. В тот же день его задержали, а уже 20 августа СК объявил о том, что передал уголовное дело в суд. Уголовное наказание по этой статье назначают за четвертое за 180 дней административное правонарушение по статье о нарушении порядка проведения массовых акций. До этого Котова привлекали к административной ответственности за участие в акциях в поддержку арестованного аспиранта МГУ Азата Мифтахова, фигурантов дела «Сети», «Нового величия» и журналиста Ивана Голунова. Кроме того, в июле 2019 года Тверской суд арестовал Котова на 10 суток из-за поста в фейсбуке с призывом выйти на митинг в поддержку незарегистрированных кандидатов в депутаты в Мосгордуму.
Судебный процесс над Котовым длился два дня: 3 сентября прошло первое судебное заседание, а уже 5 сентября Тверской районный суд Москвы приговорил Котова к четырем годам колонии. При этом суд отказался рассмотреть ключевое доказательство — запись с камер видеонаблюдения от 10 августа. На кадрах видно, что Константин Котов не успел поучаствовать в акции — его задержали спустя 30 секунд после выхода из метро. В октябре апелляционный суд оставил приговор в силе.
17 октября 2019 года в СИЗО «Матросская тишина» Котов женился на осужденной по делу «Нового величия» Анне Павликовой. Мать Павликовой Юлия Виноградова рассказала, что Константин Котов поддерживал Анну все время, пока она находилась под домашним арестом, писал ей письма и «приносил всякие передачки».
Константин Котов — второй россиянин, получивший реальный срок по статье о неоднократных нарушениях правил проведения массовых акций. Первым осужденным по этой статье был Ильдар Дадин (именно поэтому статью называют «дадинской»), которого 2015 году приговорили к трем годам колонии, однако в 2017 году приговор отменили и признали за Дадиным право на реабилитацию.
— Адвокаты просили суд отпустить вас по УДО на 9 дней раньше, но вам такой возможности не предоставили. Это решение вас расстроило или это было предсказуемо? Для вас эти 9 дней были долгими?
— Я думал, что так и будет, потому что суд в первую очередь смотрит на то, как меня характеризует колония (Котов отбывал срок в исправительной колонии №2 в городе Покров Владимирской области — прим. «Холода») — а она характеризовала меня отрицательно. Я получил шесть выговоров за время всего заключения, с таким списком мало шансов выйти [по УДО].
Я бы не сказал, что эти дни тянулись долго, они прошли достаточно обыденно. За те месяцы, которые я провел в колонии, я уже привык к этому режиму, распорядку. Один день похож на другой, а вот ощущение, что я свободен, у меня, наверное, только вчера начало появляться.
— По поводу трех выговоров вы подавали иск. Писали, что из-за того, что вы не поздоровались с сотрудником колонии, вас посадили в ШИЗО. За что были выговоры?
— Первые — за то, что один из осужденных дал мне перчатки, потому что у меня их не было и мне их не выдавали. Потом за то, что не поздоровался, и за то, что у меня была расстегнута пуговица, когда я находился в штрафном изоляторе. Вот такие злостные правонарушения.
— В одном интервью вы говорили, что есть осужденные, с которыми вы познакомились в колонии и хотели бы продолжить общение. Кто эти люди?
— Там совершенно разные люди. Некоторые сидят по 159-й, мошеннической статье, потому что у них отнимают бизнес. Некоторые действительно что-то совершили, например, кражу, но им дают два-три года. Я считаю, что не должно быть такого сурового наказания: человек может исправиться в более нормальной обстановке, а не в режимной колонии.
— Как складывалось ваше общение с людьми в колонии? Ваш адвокат упоминала, что в колонии был негласный запрет на общение с вами.
— Изначально, когда я туда приехал, со мной фактически никто не разговаривал. Явно мне никто об этом не говорил, но, как я понимаю, всем осужденным сказали «с ним не общаться, иначе будут применены какие-то санкции». Это было психологическое давление на меня, ведь я таким образом находился в изоляции, и, наверное, администрация хотела, чтобы до меня ничего не дошло о том, [как устроена система] в колонии.
Но последние месяцы со мной стали общаться нормально — как я понимаю, запрет сняли. То есть они поняли, что я скоро выхожу, и необходимости продолжать такие действия уже не было. Я со многими людьми познакомился. Некоторые, я надеюсь, тоже скоро выйдут на свободу. И я, конечно, обязательно с ними встречусь. Но первым делом напишу им письмо, чтобы знали, что я о них не забыл.
— В апреле Мосгорсуд смягчил вам приговор до полутора лет. Вы тогда ожидали такого решения? Как вы его восприняли?
— Я все же ожидал немного другого. Потому что Конституционный суд явно высказал свою позицию по моему делу (в постановлении Конституционного суда говорилось, что в случае Котова нельзя назначать наказание в виде лишения свободы. — Прим. «Холода»). Я надеялся, что московский суд примет эту позицию к сведению. К сожалению, случилось не так. Фактически они ее проигнорировали и просто изменили мне наказание, оставив те же самые обвинения.
Виктория Одиссонова / «Новая газета»
— Суд объяснил приговор вашим деструктивным поведением. А как вы думаете, почему они все-таки решили оставить реальный срок в качестве наказания?
— Я думаю, что изначально меня посадили и возбудили уголовное дело против меня, потому что им был нужен показательный процесс. И им просто уже нельзя было отступить — нужно было довести начатое до конца. Поэтому, несмотря на все усилия моих адвокатов и на решение Конституционного суда, максимум, что они готовы были сделать, — это уменьшить срок.
— Кто вас поддерживал? Много людей вам писали письма?
— Мне писали очень много людей, и когда я находился в изоляторе в Москве, где есть электронная переписка, и в колонию — обычные бумажные письма. Все мои знакомые, с которыми я дружил и занимался гражданским активизмом на свободе, мне писали. Много людей из-за рубежа и из разных концов страны меня поддерживали.
— Вы с кем-то подружились по переписке?
— Да, я узнал много людей, с которыми я тоже надеюсь продолжить общение более удобным способом. Может, даже встретимся лично.
— Что для вас было самым тяжелым?
— Самыми тяжелыми были первые месяцы, когда я приехал в эту режимную колонию. Я не знал, что да как, и увидел, что происходит. Режим формально действует в любых местах заключения, но в московских изоляторах за ним особенно не следят. Ты встаешь утром, а дальше день принадлежит тебе. Ты в камере можешь делать что хочешь. Можешь смотреть телевизор, отжиматься, приседать, есть — ты никак не ограничен. А в колонии ты не остаешься наедине с самим собой. У тебя нет личного времени. Что администрация захочет, то ты и делаешь. Захочет, чтобы ты целый день смотрел телевизор, скажут, что такой внутренний распорядок, и ты будешь этим заниматься. Это главное отличие — каждый твой шаг регламентирован.
Конечно, для меня это было шоком после достаточно свободного заключения в московских изоляторах. Но в первую же неделю я получил письма, встретился с адвокатом — это очень помогло. Я видел, что я не один, что у меня есть какая-то поддержка, и это придавало мне сил выстоять.
— С чем было особенно трудно свыкнуться, были ли какие-то положительные моменты?
— Например, тот запрет на разговоры — в результате ты находишься в полной изоляции. Еще — поверки. Мы каждый день утром в девять часов и вечером в четыре часа стояли на поверке. То есть ты выходишь в локальный сектор — это небольшое пространство перед отрядом — и стоишь где-то в течение часа, пока сотрудник не придет и не проведет перекличку. Стоишь, не шелохнувшись, руки за спиной, в любую погоду, кроме дождя, изо дня в день. Для меня это было совершенно дико. И таких моментов там было достаточно много. А положительное — это те люди, с которыми я познакомился. Там, конечно, люди разные, есть и совершившие преступления, но я увидел и много поддержки, много солидарности. Мне там действительно помогали. Большое им спасибо.
— Какое у вас за время отбывания срока сложилось мнение о системе ФСИН?
— Я считаю, что методы исправления, которые они применяют, не должны существовать в XXI веке. Я не думаю, что дисциплина и армейский порядок исправляют. Они просто дают возможность держать всех в изоляции и делать так, чтобы люди не знали, что происходит внутри [системы]. А задача исправления осужденных не ставится и не решается. Это основное, что я там увидел.
— Как ваше заключение повлияло на жизнь ваших близких? Оно вас сплотило?
— Тут мне тяжело говорить. Но да, я женился (в октябре 2019 года Котов и осужденная по делу «Нового величия» Анна Павликова поженились в изоляторе «Матросская тишина». — Прим. «Холода»), семья моей жены и мои родители стали общаться — естественно, это сплачивает. Ты покупаешь продукты для передачки, привозишь их в колонию — конечно, они друг другу помогали.
Константин Котов вместе с женой Анной Павликовой и друзьями. Фото: Юрий Белят
— Почему вы решили расписаться в СИЗО, не дожидаясь освобождения?
— Потому что была совершенно непонятная ситуация: ей тоже светил приговор, а я уезжал в колонию. Вот мы и решили расписаться в следственном изоляторе, потому что так будет возможность видеться во время заключения. Это было как раз перед моим этапом. Потом у нее был домашний арест, соответственно, она не могла ко мне приезжать, и, только когда его сняли четыре месяца назад, она приезжала ко мне на короткие свидания. Мы виделись через стекло, других возможностей не было. За четыре месяца она смогла два раза приехать, потому что разрешают всего лишь одно свидание в два месяца.
— Какие у вас ближайшие планы сейчас, после освобождения?
— Прийти в себя. Сегодня меня встретило много друзей, знакомых, еще нормально пообщаться не удалось. А дальше буду думать, чем заниматься.
— Собираетесь ли вы вернуться к прежней работе?
— Меня поддерживали мои коллеги, товарищи с работы писали письма в суд, что они могут принять меня на работу в любой момент. Так что в этом плане у меня все нормально. Но мне надо просто подумать, чем заниматься в дальнейшем. Посмотрим, все-таки прошло больше года.
— Как заключение изменило ваши взгляды на протестную деятельность? Вы собираетесь продолжить заниматься активизмом?
— В какой-то мере да, потому что те проблемы, против которых я выступал, никуда не делись. Людей до сих пор сажают, люди до сих пор находятся в местах заключения за свои взгляды. Поэтому, да, надо каким-то образом пытаться изменить эту ситуацию. Каким образом — надо подумать, вопрос непростой. Тем более, насколько я вижу из новостей, сейчас идет постоянное ужесточение законодательства, различные меры принимаются, и государство, разумеется, никого не хочет видеть [протестующими] ни на улице, нигде.
— Рискнете ли вы выходить на митинги и пикеты?
— Я подумаю, естественно, но из методов протестной активности просто ничего другого не остается. Хотя я сейчас читал статью о том, что на пикетную очередь требуется согласование. То есть сейчас максимально сужают поле протеста. Значит, будем думать, потому что я не нарушал закон и нарушать его не собираюсь. Я считаю, что нужно действовать в рамках существующего законодательства.
— Хотите ли вы теперь заниматься правозащитной или политической деятельностью?
— Конечно, ко мне приходили мысли заняться деятельностью, которой мы занимались в качестве хобби, более организованно. Но посмотрим, сейчас пока сказать ничего не могу.
— Сейчас по «дадинской» статье возбудили дело против Юлии Галяминой.
— Я ее как раз сегодня видел, она приехала меня встречать и писала мне в колонию со словами поддержки. Естественно, это все тоже полный беспредел. Я обязательно приду на ее суд и буду всячески ее поддерживать. Надо эту статью каким-то образом уничтожать: отменять приговор относительно меня, чтобы не было прецедентов, что за мирную деятельность людей осуждают на реальные сроки, а дальше путем общественного давления каким-то образом пытаться что-то делать.
— Вы чувствуете, что изменились за время заключения?
— Да, конечно. Это серьезное испытание, после которого ты, естественно, не остаешься прежним. Я многое увидел и переосмыслил. Как минимум, добавилось больше стойкости, потому что без этой стойкости, без внутреннего стержня все непросто переносить: можно сорваться и попасть в еще в более плохую ситуацию, чем та, в которой ты уже находишься.
Комментарий Марии Эйсмонт, адвоката Константина Котова:
— Нужно ли добиваться отмены «дадинской» статьи, и как это можно сделать?
— Добиваться отмены этой статьи абсолютно необходимо. Она не нужна уголовному кодексу, поскольку, как мы видим, она применяется исключительно в отношении оппонентов действующей власти. Но к сожалению, есть ощущение, что случаев применения статьи будет больше. В Хабаровске уже одно дело по этой статье возбуждено, и учитывая, сколько людей там задерживают практически ежедневно, есть все основания предполагать, что таких дел может быть больше. И по всем делам по статье 212.3, которые до сих пор были возбуждены, дошли до суда и закончились приговором или находятся в стадии вынесения приговора, нет ни одного реального потерпевшего. Это очень показательно. Конституционный суд сказал, что нельзя просто применять эту статью в отношении тех, кто три-четыре раза был привлечен к административной ответственности — этого недостаточно. Нужно, чтобы их действия несли в себе ущерб здоровью, имуществу, общественному порядку и так далее либо реальную угрозу такого ущерба. Но ущерба нет ни в одном деле, а вместо реальной угрозы они рассматривают гипотетическую: «Собралось много людей, но могло же что-то случиться. Вот они вышли на проезжую часть — а вдруг бы машина поехала».
Само по себе не согласованное с органами власти (а на практике его невозможно согласовать по крайней мере в Москве) массовое присутствие людей на улицах в пешеходных зонах трактуется именно как такая вот реальная угроза и возможность для возбуждения уголовного дела с возможным сроком до 5 лет лишения свободы.
Поэтому статья эта, конечно, не нужна. Она, с моей точки зрения, совершенно не конституционна. Конституционный суд ее признал соответствующей Конституции, но наложил серьезные ограничения в ее применении, а поскольку его позиция сейчас игнорируется, то, по-хорошему, Конституционный суд должен был бы уже ее признать неконституционной. Поэтому что так называемый конституционно-правовой смысл, который КС выявил в постановлении по делу Дадина, игнорируется всеми правоприменителями — это мягко говоря.
С другой стороны, будучи реалистом, живя в России и обладая какими-то минимальными аналитическими способностями, я, к сожалению, на сегодняшний день не вижу у людей, которые находятся у власти, политической воли что-либо делать с этой статьей и снижать репрессии по поводу мирных собраний. Напротив, мы видим их намерение ужесточать законодательство, касающееся мирных массовых акций протеста. Эту статью можно декриминализировать, и я должна сделать все для этого: собирать подписи, создавать петиции, кричать об этом на каждом шагу и так далее. Мы сейчас готовим доклад по поводу того, как применяется статья, чтобы наглядно это показать с материалами уголовных дел, которые были возбуждены. Но это очень трудная задача: власти боятся мирных протестов и всячески пытаются еще больше усложнить для граждан возможность высказывать свое мнение.
— Вы много писали о нарушениях в колонии, где находился Константин Котов. Какие были самыми вопиющими?
— Я никода не забуду день, когда в первый раз туда приехала и я увидела его. Надо понимать, что к этому моменту он находился в колонии меньше суток — мне удалось оперативно понять, куда его этапируют. И на меня произвело очень сильное впечатление, как человек может измениться меньше, чем за сутки пребывания: он практически все время смотрел в пол. Я спросила: «Костя, что с тобой, тебя бьют?». Он говорит: «Нет, меня не бьют». Я говорю: «А что? Кого-нибудь бьют?». Он говорит: «Ну, при мне никого не били. Впрочем, я же не смотрю по сторонам, потому что мне нельзя смотреть по сторонам». Это произвело на меня сильное впечатление.
Виктория Одиссонова / «Новая газета»
Мне тут же принесли заявление от него, что он просит своего адвоката проходить без мобильного телефона. А нам сказали, что Верховный суд разрешил адвокатам в исправительных учреждениях входить с мобильными телефонами. В частности, это сделано для того, чтобы адвокаты могли [запечатлеть следы] повреждений и вообще общее состояние осужденного. А мне сказали, что мой подзащитный не хочет, чтобы я зашла с мобильным телефоном. Я им сказала, что я [заявление] не буду брать в руки, даже если оно написано почерком моего подзащитного. Даже мой собственный муж не может мне указывать, должна ли я брать свой телефон с собой куда-то, где я имею право его брать. Моя задача была показать, что они вообще не могут давить на Котова, что бессмысленного давить на него, чтобы надавить на меня. И я все равно пронесла телефон и сделала фотографии, которые я видела потом на многих плакатах, потому что эти фотографии производили впечатление — человек действительно находился в очень стрессовом, тяжелом состоянии. Хотя сразу хочу сказать, что Костю Котова в колонии не били ни разу, это правда.
И правда также заключается в том, что я знаю, что при предыдущем начальстве в этой колонии очень много били людей. К сожалению, многие люди, с которыми я разговаривала, настолько были напуганы, что они, рассказывая мне об этом шепотом, категорически не хотели ни писать заявления, ни идти в прессу. Но при нынешнем начальнике этот ужасный, жестокий, пыточный режим сильно смягчился и людей перестали избивать. Но психологическое давление безусловно было, мы это чувствовали. Впрочем, за время нахождения там Кости ситуация изменилась, и он признается, что последние месяцы довольно спокойно сидел. Никто его не трогал, не дергал, не давил, и он просто ждал своего освобождения.
— Давление проявлялось в выговорах?
— Не только и не столько в выговорах, сколько в создании такой обстановки — Костя должен сам вам об этом рассказывать, потому что он был свидетелем, а я видела только результат этого, — когда ты полностью лишен свободного времени. Я думаю, это влияет [на психику], потому что человек никогда не находится в одиночестве. Для меня тоже было шоком, когда он сказал, что его чуть ли не в туалет сопровождают люди. Даже не можешь в туалет сходить самостоятельно. Поэтому я думаю, что это очень жесткий режим, при котором в конце концов сложно оставаться спокойным и сохранять самообладание. Вообще сложно никогда не быть самому по себе и все время выполнять какие-то бессмысленные режимные требования.
Насколько я понимаю, там специально создавали такую психологическую обстановку, в которой человек просто подавлен. Наверное, их задача была в том, чтобы люди были послушными и ими было легче управлять. Или чтобы они чувствовали, как там ужасно, и больше никогда не совершали преступлений. То есть я не очень понимаю, для чего это делалось, но это безусловно была такая система.
Меня спрашивали: это потому, что Костя политический? Мое мнение: нет, в этой колонии такой режим был для всех. Единственное, что отличало Костино положение — это запрет на общение с ним. Вот здесь, я думаю, сыграло роль, что он политический [осужденный]. Создали ли они этот запрет, потому что им было важно, чтобы с Костей не общались, или они боялись, что он распространит свои политические идеи на остальных, — этого я не знаю. Но очевидно, что запрет на общение с Костей был.
При этом многие благодарны нынешнему начальнику за то, что там перестали избивать людей. Мне очень хочется, чтобы то, что там происходило раньше, стало публичным, но это будет зависеть исключительно от того, найдутся ли люди, которые будут об этом рассказывать. Те, кого встречала я и кто рассказывал об этом мне, категорически не хотели это делать.