За что посадили сахарова
«О злостных хулиганских выходках академика Сахарова»
23 года наблюдения КГБ за великим советским учёным и правозащитником
Сегодня, 21 мая исполнилось 90 лет академику Андрею Сахарову. Трижды Герой соцтруда, лауреат многочисленных государственных премий, отец водородной бомбы, известный физик-ядерщик — он запомнился нам и всему миру именно как академик. Это звание прикрепилось к нему столь прочно, что невольно задумываешься — а как же так получилось, что его правозащитная деятельность осталась за скобками людской памяти? Ведь последние 25 лет своей жизни имя Андрея Сахарова прочно ассоциировалось именно с диссидентской деятельностью.
Сахаров, несомненно, был «фанатиком физики» — как называли его сослуживцы в 1940−50-е годы. Но он не мог не заниматься и политикой. Его дед по отцовской линии был известным кадетом, выборщиком «царской», 2-й Государственной думы и гуманистом — автором суперпопулярной тогда брошюры «Против смертной казни». Предки по материнской линии — греки Софиано, непримиримые борцы с турками за независимость своей родины. Андрей Дмитриевич продолжил многовековую борьбу своих предков за идеалы гуманизма.
Россия до сих пор не определила официального отношения к деятельности Сахарова. С одной стороны, его именем названы улицы. С другой — всё то, за что он боролся — за свободные выборы, свободу слова, диалог с Западом — нынешнее правительство отбросило за ненужностью.
Редакция «Свободной прессы» в этот день тоже решилось воздержаться от оценок правозащитной деятельности академика Сахарова. Вместо этого мы приводим несколько секретных донесений КГБ об Андрее Сахарове. Эти документы хранятся в библиотеке Йельского университета США.
2 октября 1971 года
Комитет Государственной безопасности, 2493- А, товарищу СУСЛОВУ М.А.
Установлено также, что к САХАРОВУ с различными просьбами обращались лица (преимущественно психически больные), в том числе приезжавшие из других городов. Отдельные посетители в беседе с ним допускали враждебные суждения. Так, например, один из визитеров пытался убедить САХАРОВА в том, что Советский Союз переживает экономический кризис, что в СССР отсутствует демократия.
САХАРОВ в ответ заявил собеседнику: «У нас есть экономический рост, но он недостаточно быстрый. Есть ряд очень крупных помех на пути этого роста. Но рост есть. Если бы не было никакого роста, то мы могли бы сказать, что это полное загнивание. Загнивания нет, есть рост. Он идет довольно противоречивым образом: частично демократизируется, частично происходит большой экономический сдвиг. Все это сочетается между собой… И сказать, что коммунистическая демократия не способна двигать экономическими формулами, — нельзя».
В личной жизни САХАРОВА в последнее время произошли изменения. Он вступил в интимную связь с преподавательницей 2-го медицинского училища БОННЭР Л.Г., 1922 года рождения, членом КПСС, родители которой в прошлом репрессировались, а впоследствии были реабилитированы. БОННЭР поддерживает негативные проявления и деятельность САХАРОВА в качестве члена «Комитета», размножает изготовленные его единомышленниками материалы. Намерение САХАРОВА вступить в брак с БОННЭР встретило резко отрицательное отношение со стороны его дочерей, в результате чего в семье возникла напряженная обстановка.
Из полученных материалов видно, что САХАРОВ надеется на встречу с одним из секретарей ЦК КПСС и готовится к ней.
Заместитель начальника управления КГБ Серёгин.
Секретно. Постановление ЦК КПСС «О мерах по компрометации решения Нобелевского комитета о присуждении премии мира САХАРОВУ А.Д.»
1.Поручить отделам науки и научных заведений, пропаганды ЦК КПСС совместно с Президиумом Академии наук СССР подготовить от имени Президиума Академии наук и видных советских ученых открытое письмо, осуждающее акцию Нобелевского комитета, присудившего премию мира лицу, вставшему на путь антиконституционной, антиобщественной деятельности. Указанное письмо за подписью членов Президиума Академии наук СССР и видных советских ученых опубликовать в газете «Известия».
2.Редакции газеты «Труд» опубликовать фельетон, в котором показать, что присуждение САХАРОВУ Нобелевской премии мира в размере 122 тысяч долларов служит подачкой реакционных кругов Запада за постоянно поставляемую им клевету на советский общественный и государственный строй.
3.По линии АПН продвинуть на Запад материалы, раскрывающие тезис о том, что присуждение премии мира человеку, выступающему против разрядки международной напряженности и оценивающему с реакционных позиций события в Чили, Вьетнаме, Камбодже, на Ближнем Востоке, противоречит политике Советского государства и прогрессивных сил мира, направленной на разрядку международной напряженности и разоружение.
5. При возбуждении ходатайства о выезде САХАРОВА за границу для получения знаков Нобелевского лауреата и денежной премии отказать ему в этом как лицу, обладающему особо важными государственными и военными секретами, а в случае возникновения других вариантов указанной процедуры — решить вопрос в зависимости от международной ситуации.
Секретно, 1051-А, ЦК КПСС, «О злостных хулиганских выходках академика САХАРОВА»
В последние года САХАРОВ, открыто попирая действующие в стране законы, встал на путь совершения дерзких уголовных преступлений.
В апреле 1976 года САХАРОВ и его жена БОННЭР учинили хулиганские действия в Омском областном суде, рассматривавшем уголовное дело по обвинению ДЖЕМИЛЕВА в распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. В ответ на требование работников милиции, выполнявших обязанности по поддержанию общественного порядка, прекратить хулиганство, САХАРОВ, выкрикивая: «Вот вам, щенки от академика», ударил по лицу двух работников милиции, вылил в их адрес поток оскорблений. БОННЭР также ударила по лицу коменданта суда, пытавшегося навести порядок.
Будучи доставленными в отделение милиции, САХАРОВ и БОННЭР не только не отрицали совершенного ими, но и подтвердили, что действовали при этом преднамеренно.
В августе 1976 г. САХАРОВ и БОННЭР в присутствии большого числа советских граждан и иностранцев совершили злостные хулиганские действия в Иркутском аэропорту. В ответ на предложение соблюдать установленные правила САХАРОВ и БОННЭР устроили скандал, оскорбили сотрудниц аэропорта, выражались в их адрес нецензурными словами, угрожали.
В октябре 1977 года САХАРОВ учинил дебош в ректорате Московского педагогического института имени В.И. Ленина, избрав поводом для этого отчисление из института за академическую задолжность своего пасынка СЕМЕНОВА. САХАРОВ демонстративно вырвал из рук проректора документы, послужившие основанием для решения вопроса об отчислении СЕМЕНОВА из института, допустил оскорбления в адрес должностных лиц.
В марте с.г. САХАРОВ явился инспиратором провокационной хулиганской выходки группы просионистски настроенных лиц у здания Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами (проспект Калинина, 14). В связи с этим САХАРОВ вызывался в Прокуратуру г. Москвы, где был официально предупрежден о недопустимости противоправного поведения в будущем.
Игнорируя предупреждение органов власти, 19 мая с.г. у Люблинского районного народного суда г. Москвы, где проходил судебный процесс по делу ОРЛОВА, САХАРОВ вновь учинил дерзкие хулиганские действия, в ходе которых несколько раз ударил по лицу работника милиции, пытавшегося предотвратить нарушение общественного порядка со стороны САХАРОВА и его жены БОННЭР.
Действия САХАРОВА задокументированы. Они содержат состав преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 206 и ч. 2 ст. 1911 УК РСФСР (злостное хулиганство и оказание сопротивления работнику милиции или народному дружиннику при исполнении этими лицами возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка, сопряженные с насилием).
Органами милиции решается вопрос об ответственности САХАРОВА. Учитывая изложенное, а также крайне отрицательную реакцию советской общественности в связи с непринятием законных мер в отношений САХАРОВА, систематически допускающего хулиганские действия, считали бы целесообразным довести информацию до сведения Президиума Академии наук СССР для последующего обсуждения его преступного поведения в Академии наук СССР.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ АНДРОПОВ».
26 августа 1980 года
Секретно, ЦК КПСС, 1805-А, «О вновь открывшихся обстоятельствах преступной деятельности академика Сахарова А.Д. и его жены Боннэр Е.Г.»
Комитетом госбезопасности получены данные об ухудшении психического состояния Сахарова, что может повлиять в будущем на активизацию им враждебной деятельности. Особо негативное влияние на Сахарова оказывает его жена Боннэр, совершившая нелегальный выезд в США и встречавшаяся там с лицами, подозреваемыми в связях с ЦРУ.
Комитет госбезопасности в ходе наблюдения за Сахаровым убеждается, особенно в последнее время, в том, что его психическое состояние приобретает четко выраженную тенденцию к ухудшению. Поведение Сахарова зачастую не укладывается в общепризнанные нормы, чересчур подвластно влиянию окружающих лиц, и в первую очередь жены, явно противоречит здравому смыслу. Аномальность прослеживается и в настроениях Сахарова, подверженных резким переходам от отрешенности и замкнутости к деловитости и общительности.
По мнению крупнейших советских психиатров, ему присущи глубокие психические изменения, дающие основание считать его «патологической личностью, нередко встречающейся в семьях с большой отягощенностью шизофренией» (родной брат и дочь состоят на учете как больные шизофренией, сын лечился от неврастении).
С каждым годом поведение Сахарова все труднее поддается объективной логической оценке. С одной стороны, он обуреваем манией величия, возрастающей пропорционально усилиям западных спецслужб по рекламированию его в качестве «всемирного борца за гражданские права», с другой — вынашивает намерение составить завещание о захоронении его праха в Осло. Метаморфозы в поведении Сахарова не исключают, по нашему мнению, в будущем новых не поддающихся прогнозированию враждебных проявлений с его стороны, что учитывается Комитетом госбезопасности в работе по нему.
Принимается также во внимание и то обстоятельство, что Сахаров долгие годы находится под психологическим прессом своей жены и постоянно совершает по ее указке противозаконные действия, наносящие моральный ущерб Советскому государству».
2407-Ч, ЦК КПСС, «О предложениях в отношении Сахарова А. Д».
«Находясь в Горьком, Сахаров вновь вернулся к научной деятельности. В результате в последнее время у него появились новые идеи. Так, например, он высказывает свои соображения в области дальнейшего развития атомной энергетики, по вопросам, связанным с управляемым термоядерным синтезом (система «Токамак»), и по ряду других научных направлений.
Характерно, что в отсутствии Боннэр, находившейся некоторое время в США, он стал коммуникабельнее, охотно вступал в беседы с горьковчанами, в которых критиковал американскую программу «звездных Войн», позитивно комментировал мирные инициативы советского руководства, объективно оценивал события на Чернобыльской АЭС.
Указанным изменениям в поведении и образе жизни Сахарова по-прежнему настойчиво противодействует Боннэр. Она по существу склоняет мужа к отказу от научной деятельности, направляет его усилия на изготовление провокационных документов, заставляет вести дневниковые записи с перспективой издания их за рубежом.
Однако, несмотря на это, представляется целесообразным продолжить усилия по привлечению Сахарова к научной работе, что полезно уже само по себе и может способствовать удержанию его от активного участия в антиобщественной деятельности.
В этих целях представляется возможным в настоящее время решить вопрос о возвращении Сахарова в Москву, так как дальнейшее пребывание его в Горьком может вновь подтолкнуть его к активизацни антисоветской деятельности, если учесть к тому же отрицательное воздействие на него жены и продолжающийся интерес к так называемой «проблеме Сахарова» со стороны Запада.
Их квартира может вновь стать центром всякого рода пресс-конференций с участием иностранных журналистов, местом встреч антиобщественных элементов, выработки заявлений и требований негативного характера. Сам Сахаров вряд ли удержится от участия в делах по так называемой «защите прав человека». Но и при наличии
всего сказанного возвращение Сахарова обойдется в настоящее время меньшими политическими издержками, нежели продолжение его изоляции в Горьком.
Одновременно следовало бы принять решение о досрочном освобождении из ссылки Боннэр путем ее помилования».
23 декабря 1989 года
2588-К, ЦК КПСС, «Американские дипломаты в Москве о кончине А. Сахарова»
Касаясь этого события, американские дипломаты отмечают, что А. Сахаров являлся «крупным и авторитетным в СССР и на Западе представителем общественной мысли второй половины ХХ века, знаменем демократического либерального оппозиционного движения». Согласно их высказываниям, «А.Сахаров был скорее объединяющим символом для разноликой массы демократических сил СССР, нежели реальной политической фигурой». Он пользовался большим доверием на Западе, ему верили многие народные депутаты, представители интеллигенции, им восхищалась студенческая молодежь.
Несмотря на то, что в последнее время А. Сахаров «все более впадал в идеализм в своих политических настроениях и в ряде случаев проповедовал деструктивный радикализм, он пользовался уважением у политических противников, в том числе и в руководстве КПСС».
По оценкам американцев, со смертью А. Сахарова «демократическое оппозиционное движение в лице межрегиональной депутатской группы и других политических формирований попало в нелегкое положение». «Лидеры этого движения не пользуются особым доверием в народе, поскольку, преследуя корыстные политические цели, зачастую используя неблаговидные приемы, они беззастенчиво рвутся к популярности и власти». Причем на Западе кроме Б. Ельцина никто из них практически не известен.
Обсуждая причины смерти А. Сахарова, американские дипломаты высказывают мнение, что она вызвано большими эмоциональными и физическими перегрузками. Этому в определенной степени способствовала вдова академика Е. Боннэр, которая подогревала политические амбиции своего мужа, пыталась играть на его самолюбии.
Читайте новости «Свободной Прессы» в Google.News и Яндекс.Новостях, а так же подписывайтесь на наши каналы в Яндекс.Дзен, Telegram и MediaMetrics.
Жуткие морозы в Якутии и ранние льды на Севморпути могут являться предвестниками сильнейшего «погодного землетрясения»
Крепкие молодые парни не могут встать со стула, у детей наблюдается бешеный пульс
Нищенство миллионов пожилых людей наши миллиардеры в момент могли бы изжить, но жаба душит
Пытки, угрозы, 178 дней голодовки: КГБ против Андрея Сахарова
21 мая — 100 лет со дня рождения выдающегося ученого и правозащитника, лауреата Нобелевской премии мира Андрея Сахарова. Как ученый прошел путь от любимчика советской власти до ее главного оппонента и каким пыткам он был подвергнут со стороны КГБ — в нашем тексте.
«Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах»
«Отец советской водородной бомбы», Андрей Сахаров был обласкан советской властью: в 32 года — самый молодой академик в СССР, к сорока — трижды Герой Соцтруда, лауреат Сталинской и Ленинской премий, огромная зарплата, служебная машина, личная охрана, спецжилье, спецполиклиника, спецпайки — все, что полагается высшей номенклатуре. Правда, к привилегиям Сахаров был равнодушен, от некоторых просто отказался, половину накоплений — около 140 тыс. рублей, заработок рядового советского человека за сто лет, — передал Красному Кресту, другую — на строительство онкологического центра.
Лидер партии и председатель правительства Никита Хрущев гневно бросает: «Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах. Я был бы последний слюнтяй, а не председатель Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров!» После очередных испытаний «чувство бессилия, нестерпимой горечи, стыда и унижения охватило меня, я упал лицом на стол и заплакал», — делился в воспоминаниях Андрей Дмитриевич.
И хоть в 1963 году, в том числе по его инициативе, СССР, США и Великобритания подписывают договор о запрещении испытаний в атмосфере, космосе и под водой, Сахарова уже не остановить: он участвует в «письме трехсот», требуя осудить и запретить «лысенковщину», в письме 25 выдающихся деятелей советской науки, литературы и искусства против начинающегося возрождения культа Сталина; протестует против введения в Уголовный кодекс новых «политических» статей.
В 1968-м, в год подавления Москвой «Пражской весны», Сахаров передает на Запад статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой рассуждает «о сближении социалистической и капиталистической систем, сопровождающемся демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом, как единственной альтернативе гибели человечества». Объемная статья выходит в New York Times и затем перепечатывается по всему миру, издается отдельной брошюрой. Общий тираж статьи — 18 млн публикаций.
Главный инакомыслящий
От миротворческой деятельности Сахаров переходит к правозащитной. В 1970 году он становится сооснователем «Московского комитета прав человека», выступавшего с требованиями свободы узникам совести. На следующий год обращается к генсеку Леониду Брежневу с «Памятной запиской», в которой говорит об острой необходимости защиты прав личности, гласности, свободы политических и религиозных убеждений, о «недопустимости использования в политических целях психиатрии».
С той поры Сахаров воспринимается партийно-советской системой как главный инакомыслящий и внутренний оппонент. Его отстраняют от участия в атомном проекте, Комитет госбезопасности устанавливает неусыпное наблюдение за ним (по описям, к концу Перестройки «дело Сахарова» составляло более полутысячи томов, большая часть оперативных документов была уничтожена).
По сведениям обозревателя газеты «Коммерсант» Евгения Жирнова, лидером советского правозащитного движения Андрея Сахарова сделал сам КГБ: чем значительнее «первое лицо» советских диссидентов и серьезнее вызов с их стороны правящей компартии и государству, тем больше оснований содержать и развивать чекистские структуры, отвечающие за борьбу с инакомыслием. Однако «комитетчки» просчитались: вместо мятежника-марионетки они получили бесстрашного и громогласного подвижника, который всем своим международным авторитетом отстаивал гражданские права, защищал жизни и судьбы инакомыслящих.
«В 1970 году главное место в его жизни заняла Елена Боннэр — лютый враг КГБ, умная, красивая и, главное, волевая. И именно она создала того Сахарова-правозащитника, которого знает и уважает мир, — пишет Евгений Жирнов. — В принципе пятое управление КГБ Сахаров-враг, отстаивавший свои политические убеждения так же самоотверженно, как и свою позицию по ядерным испытаниям, устраивал не меньше, чем Сахаров — глава „карманной“ оппозиции. Партийная элита была настолько напугана нараставшей международной известностью Сахарова, что идеологическая контрразведка вскоре превратилась в одно из ведущих подразделений Лубянки, а ее шеф Филипп Бобков со временем стал первым заместителем председателя КГБ и генералом армии».
«Произошла полнейшая изоляция нас от внешнего мира»
Против Андрея Сахарова развязывается травля: в газетах публикуют многочисленные гневные обращения ведущих ученых (в том числе его коллег по атомному проекту), писателей, композиторов. Открыто в защиту Сахарова выступил только член-корреспондент, впоследствии академик Игорь Шафаревич. В ответ на агрессивные гонения Андрей Дмитриевич все чаще обращается к советскому руководству («Наше общество заражено апатией, лицемерием, узколобым эгоизмом, скрытой жестокостью. Большинство в партийном и правительственном аппарате и в наиболее преуспевающем слое интеллигенции упорно цепляется за свои явные и тайные привилегии»), к главам западных государств, прежде всего к президенту США, охотно общается с иностранными корреспондентами.
С середины 70-х КГБ настаивает на изоляции Сахарова. Но Леонид Брежнев был занят разрядкой отношений с Западом, а там Андрея Дмитриевича недвусмысленно поддерживали: в 1975 году ему присудили Нобелевскую премию мира «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми» и «за мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». Нобелевская лекция, которую на церемонии вручения премии вместо «невыездного» мужа читает Елена Боннэр, заканчивается перечислением имен 126 советских политзаключенных, освобождения которых добивается Сахаров. Сам академик-бунтарь остается на свободе.
Его положение круто изменилось с введением советских войск в Афганистан в 1979 году (уже больному генсеку решение об этом без особого труда навязали министр обороны Дмитрий Устинов, председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Андрей Громыко). Не медля, Сахаров публично, в интервью западным СМИ, осудил вторжение СССР в Афганистан. Воспользовавшись поводом, Андропов представил диссидента Брежневу и Политбюро сумасшедшим: «Комитет госбезопасности в ходе наблюдения за Сахаровым убеждается, особенно в последнее время, в том, что его психическое состояние приобретает четко выраженную тенденцию к ухудшению. Поведение Сахарова зачастую не укладывается в общепризнанные нормы, чересчур подвластно влиянию окружающих лиц, и в первую очередь жены, явно противоречит здравому смыслу. Аномальность прослеживается и в настроениях Сахарова, подверженных резким переходам от отрешенности и замкнутости к деловитости и общительности. По мнению крупнейших советских психиатров, ему присущи глубокие психические изменения, дающие основание считать его патологической личностью. Метаморфозы в поведении Сахарова не исключают, по нашему мнению, в будущем новых не поддающихся прогнозированию враждебных проявлений с его стороны».
На сей раз несдерживаемый дипломатией Леонид Брежнев дает добро на задержание Сахарова. 22 января 1980 года сотрудники ГАИ останавливают служебную машину академика и препровождают его в прокуратуру. Там Сахарову сообщают, что указом Президиума Верховного Совета СССР (то есть внесудебно) он лишается всех государственных наград и немедленно высылается в закрытый от иностранцев город Горький, нынешний Нижний Новгород (также рассматривался вариант Свердловска). Сахарову дали позвонить жене, чтобы сообщить, что на сборы отводится только два часа. Елена Боннэр добровольно отправилась в ссылку вместе с мужем. Багаж Сахарова и Боннэр — две дорожные сумки. Сдавать награды Сахаров категорически отказался. По пути в Горький супругов сопровождал с десяток чекистов во главе с зампредседателя КГБ Семеном Цвигуном. В этом городе Сахаров безвыездно проведет 7 лет.
В Горьком Андрея Дмитриевича с женой поселили в квартире без телефона. Посты круглосуточного наблюдения — возле дома и в подъезде, непосредственно перед квартирой, пропуск к опальному академику (Академия наук, к своей чести, Сахарова не сдала) — исключительно с разрешения КГБ. Постоянное негласное сопровождение, прослушка и перлюстрация переписки, в отсутствие супругов — регулярные обыски жилья, выемка рукописей — научных трудов, дневников, воспоминаний.
Нижегородский автомобильный коллекционер Виктор Горелов рассказывал: «Я часто приезжал в тот дом, где жил Сахаров. Однажды Андрей Дмитриевич вышел на улицу и обнаружил, что кто-то замазал лобовое стекло его „копейки“ мастикой. Он опаздывал на встречу, нервничал и попросил меня подвезти. Я посадил его в свой Fiat Balilla 1936 года выпуска, и мы выехали на проспект Гагарина. Неожиданно очень резко меня подрезала черная „Волга“. Несколько людей в штатском подскочили к моей машине, выволокли из нее Андрея Дмитриевича и швырнули его в „Волгу“».
Сахаров и Боннэр тысячами получают письма от разгневанных граждан, поступают угрозы физической расправы. Но супруги принимают «правила игры» стоически и даже с иронией. Андрей Дмитриевич поигрывал со своими соглядатаями в шахматы, Елена Георгиевна однажды предложила им билеты в кино. Ключ от квартиры Сахаров и Боннэр оставляли снаружи — чтобы облегчить «комитетчикам» проникновение в жилище, наиболее важные из бумаг пришлось носить с собой. Статьи Сахарова, спрятав под одеждой, Боннэр перевозила в Москву — так поддерживалась единственная связь Андрея Дмитриевича с миром, так его тревожный, но уверенный голос продолжал раздаваться по всей планете.
В конце концов «наружке» надоело мотаться за Еленой Георгиевной из Горького в Москву и обратно. Машину угнали и сожгли. Саму Боннэр в мае 1984 года задержали в горьковском аэропорту, затем судили в областном суде за «клевету на советский общественный и государственный строй» и приговорили к ссылке по тому же адресу, где она и так уже четыре года жила с Андреем Сахаровым. «Произошла полная, полнейшая изоляция нас от внешнего мира. После того как меня осудили к ссылке в Горький, любая связь Андрея Дмитриевича с внешним миром была перерезана, то есть практически (как он сам писал о себе) из него сделали живого мертвеца», — писала в мемуарах Елена Боннэр.
«Применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ»
В мае 1985 года Андрей Дмитриевич, требуя отправки жены, перенесшей обширный инфаркт, за рубеж, для операции на сердце, начал третью, самую длительную, 178-дневную, голодовку. Первая, в 1981-м, увенчалась победой: невестке Боннэр разрешили выехать к мужу в США. Вторая, предпринятая в 1984 году против уголовного преследования Елены Георгиевны, эффекта не возымела. «В мае–сентябре 1984 года меня насильственно удерживали в Горьковской областной больнице им. Семашко, подвергали мучительному принудительному кормлению», — вспоминал Андрей Сахаров. Шокирующие подробности Сахаров описал по окончании голодовки и возвращении из больницы, в письме президенту Академии наук Анатолию Александрову, приведем обширную, но красноречивую цитату.
«[Сначала] я сопротивлялся в полную силу, выплевывал пищу и „сдувал“ ее из поднесенной ко рту ложки. В этом случае „кормящие“ применяли болевые приемы (особенно в апреле и июне), кожа щек оказывалась содранной, а на внутренних сторонах щек возникали кровоподтеки, которые потом „заботливые“ врачи мазали зеленкой.
7 мая, когда я провожал жену на очередной допрос, в здании прокуратуры меня схватили переодетые в медицинские халаты сотрудники КГБ и с применением физической силы доставили в Горьковскую областную клиническую больницу им. Семашко. Там меня насильно держали и мучили четыре месяца. Попытки бежать из больницы неизменно пресекались сотрудниками КГБ, круглосуточно дежурившими на всех возможных путях побега.
С 11 по 27 мая я подвергался мучительному и унизительному принудительному кормлению. Лицемерно все это называлось спасением моей жизни. Способы принудительного кормления менялись, отыскивался самый трудный для меня, чтобы заставить меня отступить. Применялось внутривенное вливание питательной смеси. Меня валили на кровать и привязывали руки и ноги. В момент введения в вену иглы санитары прижимали мои плечи. В первый день кто-то из работников больницы сел мне на ноги. До введения питательной смеси мне ввели в вену какое-то вещество малым шприцем. Я потерял сознание (с непроизвольным мочеиспусканием). Когда я пришел в себя, санитары уже отошли от кровати к стене. Их фигуры показались мне страшно искаженными, изломанными (как на экране телевизора при сильных помехах). Как я узнал потом, эта зрительная иллюзия характерна для спазма мозговых сосудов или инсульта.
В моей первой записке после начала принудительного кормления бросается в глаза дрожащее, изломанное написание букв, а также двукратное их повторение во многих словах (в основном гласных — „руукаЕ“ и т. п.). Это тоже очень характерный признак спазма мозговых сосудов или инсульта. В более поздних записках повторения букв нет, но сохраняется симптом дрожания. Записка до начала принудительного кормления (9-й день голодовки) совершенно нормальная. Я очень смутно помню свои ощущения периода принудительного кормления. В записке того периода написано: „Хожу еле-еле. Учусь“.
[Затем] применялся наиболее мучительный и унизительный, варварский способ. Меня опять валили на спину на кровать, без подушки, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот. Когда же я открывал рот, чтобы вдохнуть воздух, в рот вливалась ложка питательной смеси или бульона с протертым рисом. Иногда рот открывался принудительно, рычагом, вставленным между деснами. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглочу. Все же мне часто удавалось выплюнуть смесь, но это только затягивало пытку. Особая тяжесть этого способа кормления заключалась в том, что я все время находился в состоянии удушья, нехватки воздуха (что усугублялось плохим положением тела и головы). Я чувствовал, как бились на лбу жилки, казалось, что они вот-вот разорвутся.
В беседе со мной главный врач Обухов сказал: „Умереть мы вам не дадим. Я опять назначу женскую бригаду для кормления с зажимом, у нас есть и кое-что еще. Но вы станете беспомощным инвалидом“. (Кто-то из врачей пояснил: не сможете даже сами надеть брюки.) Обухов дал понять, что такой исход вполне устраивает КГБ, который даже ни в чем нельзя будет обвинить (болезнь Паркинсона привить нельзя).
27 мая я попросил снять зажим, обещав глотать добровольно. К сожалению, это означало конец голодовки. Я предполагал через некоторое время, в июле или в августе, возобновить голодовку, но все время откладывал. Мне оказалось психологически трудным вновь обречь себя на длительную — бессрочную — пытку удушьем».
Как выяснилось позже, в результате введения психотропных веществ и пыток принудительным кормлением Андрей Дмитриевич перенес микроинсульт. Его мучили сильные головные боли и бессонница, по сильному дрожанию рук Сахарову диагностировали болезнь Паркинсона. Но днем его ни на секунду не оставляли в покое постоянно меняющиеся «соседи по палате» из числа сотрудников КГБ, вели с ним «разъяснительные беседы».
«В августе мой вес начал быстро падать и достиг минимального значения — 62 кг 800 г (при предголодовочном весе 78–81 кг). С этого дня мне стали делать подкожные (в бедра на обеих ногах) и внутривенные вливания в дополнение к принудительному питанию. Всего мне было сделано в августе и сентябре 25 вливаний. Каждое вливание длилось несколько часов, ноги болезненно раздувались; весь этот, а иногда и следующий день я не мог ходить — ноги не сгибались».
«Я не верю в естественность смерти Сахарова»
И все-таки жертвы были не напрасны. В декабре 1985 года Кремль и Лубянка (с апреля генсеком был уже Михаил Горбачев) выпустили Елену Боннэр за границу, в Италию и США, на встречу с родственниками и для проведения операции на сердце. В конце «зарубежной командировки» она побывала у британского премьера Маргарет Тэтчер, президента и премьер-министра Франции Франсуа Миттерана и Жака Ширака, с которыми обсуждала освобождение супруга.
Комитет госбезопасности упрямо сопротивлялся освобождению Сахарова и Боннэр. Но Михаил Горбачев приступил к очередной «международной разрядке» и был непоколебим.
Повествует автор книги «Горбачев. Его жизнь и время» Уильям Таубман: «15 декабря 1986 года, в десять часов вечера, в дверь позвонили, — вспоминал потом Сахаров. — Для почты слишком поздно, а больше никто к нам не ходит… Это были два монтера-электрика, с ними гэбист. „Приказано поставить вам телефон“. Перед уходом гэбист сказал: „Завтра около 10 вам позвонят“. Звонок раздался не утром, а в три часа дня.
— С вами будет говорить Михаил Сергеевич, — произнес женский голос.
— Я слушаю, — ответил Сахаров.
— Я получил ваше письмо, — сказал Горбачев, имея в виду очередное письмо, которое Сахаров отправил ему в октябре 1986 года с требованием выпустить на свободу всех ‚узников совести. — Мы его рассмотрели, посоветовались… Вы получите возможность вернуться в Москву… Принято также решение относительно Елены Боннэр [он неправильно произнес ее фамилию — с ударением на последнем слоге]… Вы сможете вместе вернуться в Москву… Возвращайтесь к патриотическим делам!»
За неделю до нового, 1987 года Андрей Сахаров и Елена Боннэр вернулись в Москву. Вскоре он был избран почетным председателем советского общества «Мемориал», которое ныне объявлено властями «иностранным агентом». В 1989 году был избран народным депутатом СССР, стал одним из лидеров демократического крыла советского парламента, участвовал в разработке новой Конституции. И 14 декабря того же года, в возрасте 68 лет, скоропостижно скончался от сердечного приступа.
В интервью «Московскому комсомольцу» вдова Собчака Людмила Нарусова пояснила: «Один знакомый Собчака — ученый-химик, очень известный человек, — сказал ему, что, по его мнению, к Сахарову было применено отравляющее вещество, вызывающее остановку сердца и не оставляющее следов». На вопрос о загадочных обстоятельствах смерти ее мужа Людмила Борисовна ответила: «Официальный диагноз такой же: сердечная недостаточность… Кстати, его статья, напомню, называется „Сахаров, Старовойтова — кто следующий?!“. Она писалась практически сразу после убийства его близкой подруги — Галины Старовойтовой (в ноябре 1998 года. — Ред.). Он чутко уловил эту тенденцию: не просто выдавливание демократических лидеров из политики, а их физическое устранение. Следующим, увы, оказался он сам. А потом настала очередь Бориса Немцова».
А вот главврач горьковской больницы им. Семашко Олег Обухов ушел из жизни, перешагнув 90-летний рубеж, Народным врачом СССР, почетным гражданином Нижнего Новгорода, членом партии «Единая Россия».