Цветаева и ее мать: как одна трагичная история родительства перетекла в другую
Дочь, не оправдавшая надежды
Марина Цветаева придавала много значения именам и символам. Еще в юности она решила, что выйдет замуж за человека, который угадает ее любимый камень. И когда в Коктебеле Сергей Эфрон подарил ей сердоликовую бусину, найденную на пляже, Марина поверила: вот он — человек, предназначенный для нее! Нравилось поэтессе и созвучие фамилии Эфрона с Орфеем — персонажем ее любимой античной мифологии.
Поженились они в 1912-м, в том же году на свет появился первая дочь — Ариадна, или, как ее звали близкие, Аля. Она оказалась под стать своим одаренными родителям: с ранних лет сочиняла стихи, вела дневники, высказывала свою точку зрения — часто весьма неординарную — по разным вопросам. Марина ее обожала: «Она, конечно, будет поразительным ребенком. Вообще я ни в ее красоте, ни уме, ни блестящести не сомневаюсь ни капли. » — писала она об Але.
«Легкий» и одаренный первенец заставил Марину поверить: все ее дети будут исключительными. И потому рождение совершенно обычной Ирины в 1917 году Цветаеву расстроило. По сравнению с талантливой сестрой Ирочка казалась не просто заурядной: Марина считала малышку недоразвитой. Девочку она игнорировала, и доходило до странного. Например, гостям о существовании Ирины просто не рассказывали. Как-то Вера Звягинцева провела у Эфронов всю ночь, и лишь на рассвете заметила, что в кресле, заваленном тряпками, лежит младенец.
В 1919 году Цветаева осталась в Москве одна: Эфрон отправился воевать в Добровольческую армию. «Я больше так жить не могу, кончится плохо», — писала Марина о тех днях. Не было ни муки, ни хлеба, женщина и ее дети питались одной картошкой или ходили обедать к друзьям и родственникам. И тогда Марина приняла нелегкое решение: по совету приятеля оставила детей в Кунцевском приюте. Цветаева стыдилась своего поступка: она выдала детей за сирот и строго-настрого запретила им признаваться, что у них есть родная мать. Во время разлуки Марина писала пронзительные стихи — конечно же, посвященные Ариадне.
Маленький домашний дух, Мой домашний гений! Вот она, разлука двух Сродных вдохновений! Жалко мне, когда в печи Жар, — а ты не видишь! В дверь — звезда в моей ночи! Не взойдешь, не выйдешь!
Однако в сам приют Цветаева не ездила и потому понятия не имела, что там происходит. Изменилось всё, когда она случайно узнала от девочки, приехавшей вместе с заведующей в Москву, что Аля плачет и тоскует. Женщина бросилась домой, покидала в грязный передник игрушки, которые попались под руку — сломанную машинку, пустую клетку для белки, и помчалась к Ариадне.
Нашла заведующую, принялась ее расспрашивать, как живут «сироты». И обрадовалась, услышав от кого-то еще: Ирина — «определенно дефективный ребенок», которого надо отдать в «специальное заведение». А вот Аля — совсем другое дело: «Это очень хорошая девочка, только чрезмерно развита. Это не семь лет, а 12. Ею, видно, очень много занимались».
Жизнь в приюте
С тех пор Марина стала постоянно приезжать в Кунцево. И очень быстро поняла: она совершила ошибку. Умереть у девочек в приюте было столько же шансов, сколько с ней, если не больше. Врач, утверждавший, что кормить будут и рисом, и шоколадом, врал. На первое подавали суп — воду с ошметками капусты на дне тарелки. На второе — ложку чечевицы: дети ели ее по зернышку, чтобы растянуть удовольствие. Хлеба не давали вовсе. Помещения не топили, одеяла и подушки были рваными и грязными, полы — черными, как сажа. Ни докторов, ни лекарств, ни прогулок, ведь теплых вещей у воспитанников тоже не было.
С тех пор Цветаева начала говорить Ариадне, что скоро заберет ее. Ирине она этого не обещала, а в дневниках отзывалась о младшей дочери пренебрежительно и едва ли не с ненавистью. Заведующая рассказала, что двухлетняя малышка постоянно кричит от голода, а в записной книжке Цветаевой появились слова: «Ирина, которая при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее гнусность!» Работница приюта заметила, что сахаром Цветаева угощает только Ариадну и попросила дать хоть немного Ирине, а мать лишь разозлилась: «Господи! Отнимать у Али!»
«Дефективную» воспитанницу не любил никто в приюте. Сотрудники терпеть не могли ребенка, который каждую ночь ходил под себя — горячей воды нет, как стирать простыни? Другие дети дразнили и издевались. Даже сестра в письмах жаловалась: «Ирина сегодня ночью обделалась за большое три раза! Ирина отравляет мне жизнь». Брошенная девочка начала без конца повторять одни и те же слова, могла упасть на пол и биться об него головой. Глядя на это во время визитов, мать даже не пыталась ее поднять.
Вскоре оба ребенка заболели. Алю лихорадило, она кашляла кровью, постоянно жаловалась на головные боли. Ирина не ходила: в столовую ее носили на руках. В январе 1920 года Цветаева увезла старшую дочь к себе в Москву. Младшая осталась в Кунцево. Сестры Эфрона Вера и Лиля предлагали забрать девочку на время или насовсем, но Цветаева, которая была с ними в ссоре, ответила категорическим отказом. В феврале Ирина умерла в приюте от голода, не дожив до трехлетия двух месяцев. На похороны Марина не поехала: объяснила, что не могла бросить Ариадну, у которой поднялась температура.
Статья о духовной близости и судьбоносном предназначении двух гениев рус.
Давно, углублённо и с увлечением занимаясь изучением жизни и творчества Марины Ивановны Цветаевой – «первого поэта России ХХ века» (эти слова принадлежат лауреату Нобелевской премии по литературе Иосифу Бродскому), мне посчастливилось опубликовать в научно-культурологическом журнале «Релга» (в разделе «Культура») пять посвящённых ей статей. Это: «Три эссе из жизни Марины Цветаевой» (в № 1 за 2013 г.), «Цветаева и Пушкин. Вольные этюды» (в № 3 за тот же год), «Различные ипостаси женщины в поэзии Цветаевой» (в № 10 за тот же год), «Цветаева-мыслитель. Одоление страстей» (в №11 за 2015 г.) и «Поэтический диалог в виртуальном пространстве времени» (в № 7 за 2016 год).
А двумя десятками лет до этого в журнале «Юность» (№ 9 за 1995 год, стр. 70-75) увидела свет моя статья «Попытка проникновения: мать и сын». Она посвящена Марине Цветаевой и сыну её – Георгию Эфрону, которого родители ласкательно называли «Мур».
В своих цветаеведческих исследованиях я касалась не только трагической судьбы Мура, но и не менее трагических судеб дочерей Марины Ивановны – Ариадны и Ирины.
В данной статье я хочу затронуть ещё и историю жизни мужа Цветаевой – Сергея Яковлевича Эфрона. Он родился 1893 г. в Москве в интеллигентной семье крещёного еврея Якова Константиновича Эфрона и русской дворянки Елизаветы Петровны Дурново. Они, будучи романтиками, стали членами революционной организации «Народная воля», радевшими за лучшую долю россиян, в первую очередь – крестьян, под лозунгом «Чёрного передела», то есть наделения крестьян требующейся им землёй.
Серёжа Эфрон получил прекрасное гуманитарное образование в престижной Поливановской гимназии, по окончании которой стал студентом историко-филологического факультета московского университета. Сергей, как и его родители, тоже был романтиком. Писал стихи, выпускал студенческий литературный журнал, выступал в самодеятельном драм-театре.
В 1911 году студент Эфрон провёл свои каникулы в знаменитом Коктебельском пансионате литератора Максимилиана Волошина в Крыму. Сюда охотно съезжались поэты и художники. На пляже Коктебеля Сергей познакомился с начинающей поэтессой Мариной Цветавой. Она, как и Сергей, была из интеллигентной семьи. Высокообразованная (она училась в Москве, Лозанне и Фрайбурге), знала несколько европейских языков. Стихи писала на русском, французском и польском языках.
Эфрон стал романтическим героем Цветаевской поэзии. Она посвятила ему свыше двух десятков стихотворений, которые мало похожи на любовную лирику полным отсутствием в них элементов эротики. Отношения Цветаевой с Эфроном строились на родстве преимущественно их душ, а не тел.
Самое впечатляющее из посвящённых ею Сергею стихов – это «Лебединый стан». Надо было иметь мужество и смелость, чтоб в то тревожное время сравнить полк белогвардейских офицеров со станом плывущих по небу лебедей.
Марина Ивановна, полностью отдавая себе отчёт в опасности её творения, в духовном своём завещании разрешила печатать эти стихи лишь после двухтысячного года. Тем самым она с абсолютнлй точностью лишь полвека отпустила на сохранение советского строя.
Спустя год после возвращения из Крыма в Москву, Цветаева и Эфрон обвенчались. В 1913 году у них родилась дочь, наречённая Мариной античным именем Ариадна.
В 1914 году, в самом начале Первой Мировой войны, патриотически настроенный Эфрон прервал учёбу в университете и записался добровольцем на фронт. Но поскольку по слабости здоровья ему отказали в строевой службе, он добился зачисления себя «братом милосердия». Марина одобрила его решение. Он самоотверженно выполнял непростые функции фронтового санитара (тащил на себе раненых с поля боя и т.д.) Сергей настойчиво стремился стать боевым офицером. В конце концов он добился зачисления себя в юнкерское училище и по окончании его был произведен в офицеры. В развернувшихся событиях октября 1917 года Эфрон принял активное участие в боях с большевистскими вооружёнными отрядами. Но превосходящие в силе «красные формирования» одержали победу. Эфрон вступил в Добровольческую армию генерала Алексеева.
Сергей Эфрон в белой армии
Марина благословила Сергея на путь «добровольца». В её сознании он превратился в «Белого Рыцаря». Такова история вступления Сергея Яковлевича в белогвардейский офицерский полк под командованием генерала Маркова. В обращённом в этот период к нему стихотворении Цветаева написала:
На кортике своем: «Марина»
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни….
Марина Ивановна упорно хранила надежду, что он остался в живых.
Эфрон был мужественным солдатом, но мало приспособленным к жизни в бытовом отношении. В Париже, куда они переехали из Чехии, он не мог найти работу, чтобы обеспечить семью. Сергей пытался издавать журналы, сниматься в кино, но все эти начинания не приносили особых результатов. Поэтому Марине Ивановне приходилось браться за любую работу.
В 1927 г. Марину в Париже с кратким визитом проведала прибывшая туда из Москвы её младшая (младше – на два года) сестра – Анастасия, тоже писательница.
Цветаева была человеком страстей. Отдаваться с головой урагану своих страстей для неё было необходимостью, воздухом её жизни и творчества. Кто являлся возбудителем этого урагана – не имело значения. Череда её влюблённостей сводилась к эпистолярию (переписке) с объектами своих страстей, а не к встречам с ними.
Хоть муж и не смог избавить Марину от нужды, Цветаева дорожила своим супругом. К тому же он снисходительно относился к её сложному характеру и сквозь пальцы смотрел на её многочисленные увлечения. Марина была далеко не идеальной хозяйкой, но и к постоянному беспорядку в квартире Сергей относился терпимо.
После принятия Сергеем решения возвратиться в Россию, Марина, хоть и была против этого решения, понимая, что ничего хорошего их на родине не ждёт, тём не менее последовала за мужем. Она надеялась так же встретиться на родине с сестрой своей Анастасией. Но встрече не суждено было состояться, поскольку Анастасия Ивановна Цветаева с 1933 года находилась в Гулаге.
Через три месяца после возвращения на родину Марины и Сергея с детьми была арестована Ариадна, а вслед за ней забрали и Сергея. Эфрону, несмотря на важные услуги, оказанные им Наркомату внутренних дел СССР, не простили его белогвардейского прошлого. Он был расстрелян в октябре 1941 года.
Она была полностью реабилитирована в 1956 году (так же как и Сергей Эфрон и Анастасия Цветаева). После обретения свободы, Ариадна Сергеевна прожила ещё двадцать лет, проявив себя в нескольких ипостасях – поэтессы, переводчицы поэтическмх и прозаических произведений, литературо- и искусствоведа, хранительницы творческого наследия матери и наконец – художницы. Воистину, «яблоко от яблони недалеко падает…».
Георгий Эфрон («Мур») около двух лет скитался по стране, в нужде и лишениях, после гибели матери. В 1943 году (ему в этот год исполнилось 18 лет) он был призван в Красную Армию.Участвовал в боях за освобождение Белоруссии. Второго июля 1944 года он погиб, получив смертельное ранение. Похоронен в братской могиле в городке Брацлав Витебской области. Опубликованы его мемуары, охватывающие период с марта 1940-го по август 1943 года.
Возвращаясь к более ранним событиям, приведу известный факт: когда Марина Цветаева узнала о гибели Александра Блока, она заявила, что будь она в то трагическое время возле Блока, он бы не умер…
«Мы не имеем права осуждать Марину Цветаеву. Она сама предавала себя суду»
Беседа о поэте с историком литературы, писателем Натальей Громовой
Марина Цветаева — поэт, творчество и судьба которой никого не оставляет равнодушным. Ее либо страстно любят, либо просто не переносят на дух. Ее исследователи говорят, что в нашем обществе сложилось немало стереотипов в восприятии Марины Цветаевой. Кто-то называет ее «дамским» поэтом, выдергивая из обширного наследия отдельные стихи. Кому-то не дает покоя ее бурная личная жизнь и поведение в роли матери и жены. Обо всем этом в преддверии 77-летия со дня ухода Цветаевой в Елабуге (31 августа) «Реальное время» пообщалось с историком литературы Натальей Громовой.
«Для Цветаевой Россия потеряла уходящую расу, людей с чувством собственного достоинства»
— Прошло уже 77 лет со дня ухода Цветаевой. Почему ее творчество до сих пор остается притягательным для нас?
Следующий этап — очень значительный. Он начинается после разрыва с Софьей Парнок, когда Цветаева ощутила себя человеком свободным и сложным. Ее стиль становится откровенным и резким. И она уже известна не только в московском поэтическом кругу, но и в петербургском.
После 1917 года у нее происходит резкий перелом в ощущении времени и города, который для нее это время олицетворяет. В ее стихах «К Москве», написанных ранее, она воспела этот город, его душу. Но после расстрелов юнкеров в ноябре 17 года, после того, как вся знакомая молодежь, в том числе ее муж, бежит в Белую армию, она пишет уже о черных куполах, красной Москве и обращается к Иверской Божьей матери со страшными словами о том, что Та не спасла, не уберегла Своих сыновей. Рождается поэт-бунтарь, бросающий вызов времени, мирозданию, Богу.
«Первые книги Цветаевой стали своеобразным поэтическим дневником. Это сразу выделило ее среди других. Ее расслышал, в частности, Максимилиан Волошин»
После Лермонтова, пожалуй, только Маяковский дерзал на это, но Цветаева, конечно, была гораздо последовательнее. Это цветаевское отречение от революции, от кровавого нового времени — пролог ее будущему отказу от мира «нелюдей», развязывающих войны, уничтожающих культуру.
Затем у нее вырастает тема, на мой взгляд, мало оцененная — о гибели России. Она называет новый сборник «После России» — не только из-за своего отъезда, но и потому, что после 1917 года России больше не стало. Для Цветаевой эта страна потеряла уходящую расу, людей с чувством собственного достоинства. Она недаром писала о Сергее Волконском, Стаховиче, она сразу опознавала в них людей с особой осанкой, породой и глубиной. Для нее порода была, конечно, не чем-то внешним, а тем, что называют честью. И сегодня мы можем видеть дефицит того, о чем она говорила, — из России ушло это ощущение чести.
Ее последние стихотворные циклы в конце 30-х, посвященные войне, Чехии, в том числе стихи про читателей газет, поэма «Крысолов» — в них описан тот пошлый мещанский мир с той точки зрения, который и позволил случиться тому, что одна цивилизация стала уничтожать другую. Ведь на какой мир она отвечает отказом в своем знаменитом стихотворении? На тот, который взорвала, уничтожила Германия, ее любимая Германия, которая стала топтать ее любимую Чехию. Для Цветаевой это цивилизационная катастрофа. Для нее все это стало концом света, финалом цивилизации.
Я уже не говорю о ее «Поэме конца», которую в 1941 году Цветаева читала Ахматовой, и которая Ахматовой была не принята…
Цветаева до сего дня остается поэтом непонятым и непрочитанным. Люди часто реагируют на ее звук и ритм, очаровываются ее формой. Но смыслы цветаевских стихов остаются скрытыми.
— То, что вы говорите, важно, потому что часто из Цветаевой выдергивают отдельные стихи, делая ее чуть ли не дамским поэтом…
— Это абсолютно неверно. Она поэт гигантского масштаба, говорящий на новом языке. Языке, рожденном небывалой эпохой. И это остро чувствовали ее современники: Пастернак, Маяковский, те люди, которые переписывали ее стихи в Москве в 20-х годах. Но именно из-за этого языка она была не понята за границей. В эмиграцию она приехала с «Лебединым станом» и Поэмой о расстреле царской семьи, которую мы не видели (существует только отрывок, но целиком она пропала). Эти темы, как ей казалось, были близки эмиграции. Но ее ритм и слог были трудны для публики, которая привыкла к Блоку, Мережковскому, Бунину и другим. И даже закрадывается подозрение, что переход к ностальгической прозе был продиктован пониманием, что она будет более понятна и ее легче будет напечатать, чем стихи.
— Цветаева считала, что поэзия «осуществляется» только в талантливом читателе. В таком, который способен к активному сотворчеству и готов к усилиям, подчас утомительным. Это же относится в полной мере и к стихам Цветаевой, особенно поздней?
— И Мандельштама, и Пастернака сложно читать. Это совместный труд и опыт. Когда читаешь Цветаеву в 18 лет, то ее «Любите меня за то, что я умру» или «Прохожий» в общем понятны. Но чем дальше, тем сложнее. Она растет стремительно. Она очень разная. Есть «У меня в Москве купола горят», этими понятными стихами Цветаева была знаменита. А есть «Поэма конца» или «Новогоднее». И с этими стихами все гораздо сложнее.
Я тоже очень многое не понимаю в стихах Цветаевой. Для этого нужно иметь опыт и что-то пережить. Когда ты видишь неожиданное сочетание слов, в котором открывается новый смысл, притягивающий к себе другое слово, и через который этот смысл получает дополнительное измерение. Это очень сложные сочинения. Как она сама сказала: чтобы читать поэта, надо быть ему вровень. Поэт, тем более такой силы, как Цветаева, вправе не открываться каждому.
«В книге Марии Белкиной «Скрещение судеб» присутствует очень честный взгляд на время, Цветаеву, ее сына и дочь Ариадну». Фото gornitsa.ru
«Выходит много «желтой» литературы о Цветаевой. К сожалению, даже библиотекари покупают такие книги»
— Что вообще происходит сегодня в цветаевоведении?
— Происходят отдельные филологические разборы ее произведений, но каких-то серьезных значимых трудов о ее творчестве не выходит. Ирина Шевеленко, пожалуй, автор одной из самых умных книг о Цветаевой как о поэте. Конечно, были замечательные биографии — Анны Саакянц, Ирмы Кудровой, Виктории Швейцер, Марии Белкиной. Работы Льва Мнухина и других.
Но не откомментирована подробно цветаевская проза, записные книжки и сводные тетради.
Меня же больше волнует биографический момент. До 90-х годов Цветаеву в институтах не изучали. Была книга Марии Белкиной «Скрещение судеб», в которой присутствует очень честный взгляд на время, Цветаеву, ее сына и дочь Ариадну. Потом по крупицам информацию собирали всякие подвижники, люди зачастую смежных профессий — геологи, физики, математики. Сейчас у нас есть собрание сочинений Цветаевой, Елена Коркина доделывает летопись жизни, Екатерина Лубянникова работает над биографией и нашла очень много интересного. Но, делая выставку, комментируя тексты, я находила огромное количество белых пятен, не проясненных биографических сюжетов. При этом выходит много «желтой» литературы о Цветаевой. К сожалению, даже библиотекари часто покупают такие книги и выставляют их, не понимая, что их лучше выбросить, потому что они наполнены сплетнями или слухами.
— Какие белые пятна остались в биографии Цветаевой?
— Их немало. Например, ее происхождение и польская ветвь. Открыли немного про семью Бернадских, про ее бабушку, которую не знали ни она, ни ее мать, и чей портрет висел в Трехпрудном. Сама Цветаева случайно встретилась с двумя сестрами своей бабушки, то есть своим двоюродными тетками, в Сент-Женевьев-де-Буа в доме престарелых. Она об этом пишет, упоминает портрет женщины со «своими» глазами. Но больше ничего не известно. Очень мало информации о ее деде по материнской линии А.Д. Мейне, которого она знала до девяти лет. Что было в его юности, как он попал в Москву?
Много непонятного про ее жизнь в 1920 году. Есть записные книжки, известно, где она работала. Но большой круг людей остается неизвестным: кто эти люди, что происходило днями и неделями? Практически каждый год жизни Цветаевой для ее биографов — это проблема. Мария Иосифовна Белкина расспрашивала людей, общавшихся с Цветаевой в Москве в 1939—1940 годах, и, как говорила Белкина впоследствии, это был не весь круг Цветаевой этого времени. Некоторые документы, хранящиеся в РГАЛИ, до сих пор не опубликованы. Например, письма, в которых она просит о помощи. Я уж не говорю о письмах людей, которые пересекались с Цветаевой и косвенно упоминали ее в своей переписке.
«Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака»
— Понятно, почему Цветаева вынуждена была эмигрировать в Европу вслед за белогвардейцем-мужем. Но почему все-таки она вернулась в Россию? У биографов есть единое понимание этого?
— Да. В начале 1937 года в СССР из Парижа уезжает дочь Ариадна, которая мечтала жить в Союзе. И она, и ее отец, муж Цветаевой Сергей Эфрон, состояли в организации, официально называемой «Союз возвращения на Родину». Неофициально же Сергей Яковлевич был агентом НКВД. Он шел к этому семь лет, на протяжении всех 30-х годов писал своим сестрам, что живет только в надежде вернуться в Россию.
Цветаева этого никогда не хотела. Но она была человеком слова. Ее представления о чести в первую очередь относились к ней самой. И в 1921 году, когда ее муж пропал без вести во время Гражданской войны, она написала: «Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака».
«Цветаева была человеком слова. Ее представления о чести в первую очередь относились к ней самой. И в 1921 году, когда ее муж пропал без вести во время Гражданской войны, она написала: «Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака». Фото persons-info.com
Но давайте себе просто представим, какой после этого могла быть ее жизнь с уже взрослым 15-летним сыном Муром (это домашнее прозвище, мальчика звали Георгием, — прим. ред.) в Париже. С ней не общается эмиграция. Ей надо как-то есть и пить. Она не может отречься от мужа. В течение двух лет советское посольство время от времени вызывало Цветаеву и давало ей какие-то деньги на проживание. Все это время ее не пускают в Советский Союз.
Но она была вынуждена — с точки зрения понимания своего долга и обстоятельств — последовать за своей семьей в СССР. Ее сын находился под влиянием отца, как мы видим по его дневникам, он ходил на все встречи Сергея Яковлевича с самыми разными людьми. Он был в курсе событий больше, чем его мать. И он рвался в Советский Союз. Ситуация простая и страшная.
— Почему такой разумный человек, как Сергей Яковлевич Эфрон, прекрасно зная, что происходило в Советском Союзе в те годы, все-таки рвался туда?
А дальше происходит первый акт этой драмы. Она как личность крупнее, сильнее и глубже. Он прекрасный юноша с прекрасными глазами и огромным желанием кем-то стать. Не больше. И он учится, пишет и сам издает неплохую книжку «Детство», где есть глава и про Марину, но это книжка узкого семейного круга. Он становится журналистом, играет на сцене Камерного театра. Но нигде он не первый и даже не десятый. И спустя два года их семейной жизни в 1914 году рядом с Мариной появляется сильная и властная женщина — поэт Софья Парнок, которая была старше ее на семь лет.
1914-й — начало Первой мировой войны. И следуя образу рыцаря без страха и упрека, созданному Мариной, Сергей Эфрон рвется на фронт. И здесь его тоже ждет неудача. Его не берут, потому что у него белый билет, он туберкулезник. Но он все равно идет туда санитаром, потому что оставаться дома для него нестерпимо. Он не знает, как преодолеть целый ряд трагедий в своей жизни. Он и Марина — это дети, рядом с которыми не оказалось взрослых.
Из санитаров он все-таки попадает в юнкерское училище, становится юнкером в 1917 году, в ужасные осенние месяцы, когда юнкеры — единственные, кто защищает Москву от большевиков. Он попадает в гущу событий, когда обстреливают Кремль и когда мальчики-юнкера ложатся на пути большевиков и умирают, не в силах защитить город. Сергею Яковлевичу тогда еще было не совсем ясно, какая власть борется с какой. Он просто выполняет свой долг военного. После этого он присоединяется к Белому движению. Для Цветаевой все это было естественно. А для него, как потом выяснилось, это было противоестественно. Потому что, оказавшись в Праге, несмотря на все пережитое в армии Врангеля, он близок к сменовеховцам, которые тяготели к тому, что выбор народа — это и есть большевизм, что народ выбрал Ленина и все должны принять его выбор. И у Сергея Яковлевича начинаются метания: как он, сын революционеров и народников, попал в белую эмиграцию? Это была его личная драма.
«1914-й — начало Первой мировой войны. И следуя образу рыцаря без страха и упрека, созданному Мариной, Сергей Эфрон рвется на фронт. И здесь его тоже ждет неудача». Фото dommuseum.ru
Он оказался совсем не там, где хотел бы быть. А Цветаева, напротив, считала, что это очень правильно, что это и есть свидетельство его высочайшего благородства. И когда они встретились сначала в Берлине, а потом в Праге, спустя два года разлуки, это были два разных человека, которые друг друга совсем не понимали. И он написал страшное письмо к Волошину: «Мы так жаждали этой встречи, но мы чужие люди». И это было связано не только с их любовным сюжетом, но и с тем, что они по-разному видят ход событий.
В жизни Цветаевой победила логика его жизни. Она всегда знала, что ее жизнь — это драма античного рока. Казалось бы, она сильнее, она делала столько самостоятельных поступков, но она идет за его жизнью, а не за своей. Хотя у нее появляются разные возлюбленные, определит ее судьбу все равно муж, которого она глубоко чтит по жизни. Она считает, что их общие дети — это, в первую очередь, его дети, и полностью отдает ему власть над ними. В результате Ариадна, их старшая дочь, сложилась в Париже как абсолютно верная отцовским идеалам коммунистка. То же самое было и с сыном.
— А позднее Ариадна Эфрон, которая отбыла срок в советских лагерях и знала о расстреле отца и доведенной до самоубийства матери, изменила свои взгляды на коммунизм?
— Как ни странно, она была чем-то похожа на старых большевиков. Она ненавидела Сталина и Берию, считала, что все зло произошло от них. Но советскую идею она не отрицала никогда. Я много говорила с людьми, которые ее знали. Они объясняли это тем, что она просто обожала своего отца, больше, чем мать, и для нее представить, что его жизнь была отдана ни за что, было невозможно. Думаю, что это лишь одно из объяснений. Нужно представить, в каких условиях она провела свою юность. Общество «Союз возвращения на родину» в Париже занимало целый этаж в здании. И это было место, куда постоянно приходили эмигранты, в том числе Ариадна, они смотрели советские фильмы, читали советские газеты, ставили советские пьесы, они жили как в какой-то резервации с утра до вечера. У нее там была работа. Париж был для нее чужим, хотя там у нее было много друзей.
Ей ужасно хотелось, чтобы все, что произошло с ее семьей, было просто какой-то ошибкой. Приведу один из самых ярких примеров. Ольга Ивинская сидела в тюрьме после смерти Пастернака. Ариадна любила ее очень сильно, как родную дочь. И она пишет Ивинской в тюрьму такую фразу: «Ты только там посмотри, чтобы она не общалась с националистами и антисоветчиками, чтобы она не набралась там от них дурных идей». Это пишет человек, который провел 18 лет в лагерях и тюрьмах! После пережитого ужаса с Пастернаком! Это невозможно и непонятно.
«Ариадна была чем-то похожа на старых большевиков. Она ненавидела Сталина и Берию, считала, что все зло произошло от них. Но советскую идею она не отрицала никогда». persons-info.com
«Она идет по улице и, если видит луковку, хватает ее, чтобы сварить суп».
— Вы говорили о биографических клише в отношении Марины Цветаевой. Одно из них, наверное, такое, что ей была в тягость семейная жизнь, обязанности матери и жены. Это показано и в единственном художественном российском фильме о ней «Зеркала», где она мечется от стола к корыту с бельем и то и дело жалуется на невозможность писать.
— Мы должны понимать, что Цветаева происходила из семьи, где были горничные, кухарки и так далее. В 1914 году они с мужем купили дом в Борисоглебском переулке. У них там была кухарка, которая приносила в столовую суп, у Ариадны была няня. Цветаева при этом любила свою дочь и общалась с ней. Многие всегда при этом забывают, что Анна Андреевна Ахматова быстро передала своего сына Льва на руки свекрови и писала. У Цветаевой другой сюжет. Так получилось, что ни бабушек, ни дедушек у ее детей не было, но она никогда никого не отпускала от себя.
И вот человек немногим более двадцати лет с достаточно устроенным бытом оказывается в ситуации войны и голода. В октябре 1917 года у нее рождается второй ребенок, дочь Ирина. Возможность держать прислугу пропадает. Ей не на что есть и жить. Они переезжают в одну комнату и обивают стены чем только возможно, чтобы в ней было не холодно. Она получает селедку и мерзлую картошку в Доме писателей на Поварской. Желать, чтобы эта юная женщина сразу же превратилась в сильную, мощную в бытовом плане личность, немножко наивно. Люди, которые об этом пишут и говорят, психологически ничего не понимают про жизнь.
Сергей Яковлевич уходит в Белую армию. Она должна решать все проблемы одна. При этом она не может перестать писать. Назвать ее идеальной матерью, конечно, язык не поворачивается. Она даже из своей старшей дочери делает себе подругу. У них вообще было так заведено в семье, что они друзья-товарищи, обращающиеся друг к другу по имени, а не «мама» или «дочка». Истовой матерью Цветаева станет, когда родится ее сын Георгий.
— А что о ее второй дочери Ирине, которая рождается в 1917 году и умирает в 1920-е, будучи сданной Цветаевой в приют?
Единственное, в чем в этой ситуации можно увидеть вину Цветаевой как матери, так это в том, что летом 1920 она отказала Елизавете Яковлевне Эфрон, сестре мужа, которая просила отдать ей Ирину в деревню. Но Цветаева никогда не отпускала от себя детей. Она была очень тоталитарной матерью, хотела, чтобы дети были рядом с ней. Возможно, Елизавета Яковлевна, будучи бездетной, смогла бы эту девочку выходить.
Ее сложное материнство гениально описано в «Скрещении судеб». Мария Иосифовна пишет про Марину Цветаеву, которая идет по улице и, если видит луковку, хватает ее, чтобы сварить суп. Это происходит в Париже и где угодно. Есть куча фотографий, где она стирает белье. Бытом она была очень сильно нагружена. Она вовсе не дама с маникюром, которая сидит за столом и, приложив руку к голове, что-то сочиняет. Такого совсем нет в воспоминаниях. Она ищет еду, она ее готовит, она вяжет Але в тюрьму бесконечные рейтузы, пишет ей: «Алечка, я больше всего боюсь, что ты застудишь себе почки».
В отличие от моей любимой же прекрасной Анны Андреевны, которая всегда полулежала на кровати и писала стихи, будучи человеком, совсем не приспособленным к жизни в быту, Цветаева несла на себе груз бытовых обязанностей. Поэтому с Цветаевой, на мой взгляд, поступают несправедливо. Это человек, последние два-три года живший только ради своего ребенка. Сама себе она была уже не нужна.
«Цветаева никогда не отпускала от себя детей. Она была очень тоталитарной матерью, хотела, чтобы дети были рядом с ней». Фото izbrannoe.com
«Цветаева и ее муж были существами особого порядка. Это связывало их гораздо сильнее, чем постель и отношения на стороне»
— В тех самых «желтых» книгах и статьях о Цветаевой из раза в раз публикуются истории о ее бесчисленных изменах мужу — как реальных, так и «по переписке». Это формирует представление о поэте как человеке безнравственного поведения, что опять же показано в фильме «Зеркала». Какова была реальная ситуация, как складывались отношения Цветаевой с мужем?
— Мы уже немного начали об этом говорить. Давайте всегда будем брать за точку отсчета то, что они поженились в очень юном возрасте. Это люди, которые жили в мире литературных образов — и он, и она. Поэтому отец Цветаевой и поэт Волошин, который их познакомил, очень нервничали. Они не хотели, чтобы те женились в таком юном возрасте. Но в этой истории есть важный момент. Цветаева, несмотря на то, что она кажется изменчивой и непостоянной, через всю жизнь пронесет верность своим словам, сказанным в самом начале о своем избраннике — о его рыцарстве, о том, что он для нее человек высочайшей чести. И когда в полицейском участке в Париже ее спрашивали о муже, она отвечала, что он человек чести и не мог совершить ничего дурного. Читаешь и не веришь своим глазам. Но через три года она напишет в письме Берии те же самые слова, что ее муж сидит в тюрьме, но это человек чести, это благороднейший человек, он не мог совершить ничего дурного, потому что он служил своей правде и идее. Она не лгала, она так думала. И Эфрон знал, что она о нем так думает. И это их связывало гораздо сильнее, чем, извините, любая постель и любые отношения на стороне. Они были друг для друга существами особого порядка.
Сначала о ее романе с Софьей Парнок еще в Москве, до революции. Цветаева в 11 лет потеряла мать. Отец был занят всецело музеем. Она, как и Эфрон, была человеком осиротевшим, и это их подтолкнуло друг к другу еще сильнее. И ее сиротство, и отсутствие в ее жизни старшей женщины сыграло ключевую роль в отношениях с Парнок. Парнок была сильнее. Кроме того, она была поэтом и вводила ее в круг петербургской поэзии. Отношения, которые между ними возникли, были для Цветаевой еще и элементом свободы, которой все тогда дышали. Прежде чем говорить о нравственности и безнравственности, нужно понять, что поэты, чтобы что-то написать, ставят на себе очень жестокие эксперименты. Вся литература Серебряного века — это был путь постоянных проб именно на нравственном поле, на поле любви и разрывов. Из этого рождалась густая атмосфера литературы, живописи, театра. Там были люди разных ориентаций. Вспомните Дягилева, Нижинского. Но из этого раствора вываривалось некое абсолютно новое искусство. Это было, конечно, и страшно, и прекрасно, как бывает в такие эпохи.
Появление Парнок стало для Сергея Яковлевича травмой. И он «сбежал» на войну. Но во всех письмах он за Цветаеву боится и уважает ее свободу и волю. Меня всегда поражало, что все претензии в их отношениях появятся потом, тогда как начальное время их жизни — это пространство, в котором каждый волен поступать и выбирать, что хочет, и это не влияет на их отношения.
Я понимаю, что все претензии к Цветаевой проистекают из того факта, что она делала все это, будучи замужней женщиной. Но она всегда говорила, что любит одного Сережу… И при этом любит этого, того и другого. Это ее мир. И его можно принимать или нет.
В 1924 году Сергей Яковлевич написал об этом самое жестокое письмо Максимилиану Волошину. Он уже с ней встретился, она уже пережила любовь к Вишняку, уже начался роман с Родзевичем. Письмо Эфрона поражает своим пониманием. Он пишет, что Марина — это человек, который использует людей, как дрова, чтобы разжигать свои чувства. Что он уже не может быть этими дровами, что он измучен этой ситуацией. Что он хотел уйти, но, когда она об этом узнала, то сказала, что не сможет без него жить.
«Давайте всегда будем брать за точку отсчета то, что они поженились в очень юном возрасте. Это люди, которые жили в мире литературных образов — и он, и она»
В этой истории, как в античной драме, есть все на свете. Она абсолютно не однозначная.
«Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года»
— Есть несколько трактовок причин самоубийства Цветаевой. Самая расхожая — что ее пытался завербовать НКВД. Вы подробно изучали последние дни Марины Ивановны в Елабуге. Где же правда?
Надо понимать, что собой представляла Елабуга в сентябре 1941 года. Там возник первый лагерь пленных немцев. И с ними нужно было общаться, нужны были переводчики. Из небольшого числа эвакуированных в Елабугу образованных людей только Цветаева знала немецкий язык. Ей могли предложить такую работу в НКВД. Поэтому даже если она туда пошла, скорее всего, дело было именно в этом. Потому что если бы она понадобилась НКВД для других целей, то за годы, которые она провела в Москве, возможностей ее арестовать и завербовать было полно. Вербовать ее в Елабуге было просто смешно. Кроме нее, там было еще три эвакуированных семьи, и все эти люди не представляли интереса для властей. Скорее, их могли вербовать, чтобы следить за Цветаевой.
Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года. Ее последнее стихотворение посвящено Тарковскому. Она жила только своим сыном. И оказалась она в Елабуге, потому что начались бомбежки в Москве, ее сын должен был собирать «зажигалки» на крыше их дома на Покровском бульваре, где они снимали комнату. Цветаева панически боялась, что он погибнет в трудармии. Поэтому она несется в первой волне детской неорганизованной и еще неустроенной эвакуации. Все ее время и жизнь заняты только спасением сына.
Ее сын — он прекрасен внешне, высок, красив, умен, невероятно образован, знает несколько языков. Но у него абсолютно, как она сама говорила, не развита душа. Он холодный, эгоистичный. Сначала он как-то пытался социализироваться в советских школах, в советском мире. Но очень быстро понял, что он там чужой. И у него начался кризис, и все свои проблемы он вываливал на голову матери, уже сильно ослабевшей от всех ударов судьбы. Поэтому ее слова о том, что «где бы ни находилась, ищу глазами крюк», свидетельствовали о том, к чему она идет. Но до последнего момента она жила, потому что считала себя нужной своему сыну.
«Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года». Фото newsland.com
Они оказались в Елабуге 31 августа. Мальчик хотел идти в школу 1 сентября в городе Чистополе, куда она уже съездила, но решила, что там не нужно жить, потому что было непонятно, на что там жить: в Елабуге они к чему-то были прикреплены, им были положены карточки. А там ничего не было. Но он об этом ничего не хотел знать. И у Цветаевой возникает ощущение, что без нее сын будет пристроен, что она тяготит мальчика, мешает ему.
Все выстраивают эту историю через нее. Но эта история уже не про нее, а про него. Она уже часть этого юноши, который хочет свободы и самоопределения. И после скандалов, которые все чаще и чаще случаются между ними, Цветаева все больше убеждается в том, что является обузой для сына, преградой на его пути.
То есть она считала, что советская власть отнесется к нему более благосклонно, если у него за спиной не будет матери-эмигрантки с непонятной судьбой, которую нигде не печатают и которая никому не нужна. И после ее смерти он тут же кинулся доказывать, на что способен. Он тут же поехал в Чистополь, поехал в Москву, ел пирожные, гулял по городу.
Цветаева самоустранилась и освободила ему дорогу. Это соединилось с ее глубокой депрессией. Для Цветаевой и война, и все последующие события были предвестником грядущего Апокалипсиса. Ее могила утеряна, что очень символично, так как всякой телесности она противопоставляла свободную жизнь души.
— Есть ли у Цветаевой ученики или последователи? Это возможно в принципе?
— У крупных поэтов с последователями сложно. У них может быть много эпигонов, но это сразу видно. Можно назвать последовательницей Беллу Ахмадуллину, но у нее своя история, свой голос, свое время. И слава Богу, что это так. Потому что творчество Цветаевой невозможно продолжить точно так же, как невозможно продолжить ее судьбу и прожить ее жизнь.
— А Цветаева уже стала брендом, как Пушкин? Ведь под ее именем уже проводятся какие-то мероприятия. Как вы относитесь к «Цветаевским кострам», например?
— Я это не очень люблю. Есть такое шуточное определение: народное цветаевоведение. Я боюсь, что мои слова будут восприняты как высокомерие и снобизм, но это своего рода камлание вокруг большого человека. Эти костры — это стихи по поводу Цветаевой в большом количестве. Можно любить Цветаеву, соприкасаться с ней, говорить о ней. Но лучше быть самими собой. Вообще, проблема в том, что создать вокруг нее какое-то действо, равнозначное ее силе, сложно.
Но проблема не только в Цветаевой. А в том, что само время понято плохо. Что такое 1917-й год, что такое 1920-й год, что такое Первая мировая война? Про это только позавчера начали разговаривать. Я уж не говорю про ее судьбу с чекистом-мужем, это все надо понять глубоко, как античную трагедию, а не как одну из плоских историй.
Поэтому как Пушкина осознавали, так и Цветаеву будут понимать еще столетия. Но пока это все достаточно наивно, это первые подходы.
«Ее жизнь — это очень большой и сложный объем. Чтобы его передать, нужно самому быть очень глубоким и умным человеком. Поэтому все, что есть сейчас, это только приближение». Фото theoryandpractice.ru
«Цветаева не какая-то истерическая изломанная женщина, которая пишет стихи и все время со всеми живет»
— То есть Цветаева будет оставаться объектом внимания?
— Она не просто объект внимания, она нервирует, она раздражает. Например, в «Фейсбуке» ко мне раз в три месяца приходят люди и просят объяснить, что она не ненавидела детей, не ела их, была хорошим человеком. Я уже много раз все это объясняла. Но меня снова просят. И это происходит регулярно. Обсуждают Цветаеву люди самых разных культурных слоев. Люди не могут успокоиться.
— Но ведь другие люди, в том числе известные, совершают поступки много хуже тех, за которые судят Марину Ивановну. Почему к Цветаевой предъявляются такие высокие требования?
— Потому что это открытые люди, они жили нараспашку. Это как с дневниками Толстого. Его часто обвиняли в том, что он такой-сякой. Открытых легко взять. И потом говорят: «Что он может тут нам писать, если он так же мал, как мы, так же низок, как мы?»
А также это тоска по идеалу. Но я считаю, что идеальной жизни нужно ждать не совсем от поэтов. Поэты формулируют. Надо понимать, что в высокой древней античной традиции поэт — это человек, который улавливает звуки неба, но при этом он сам может быть слепой, как Гомер, не только в буквальном, но в переносном смысле. Так в исторической традиции воспринимался поэт. В России поэт превратился в нечто большее, потому что в нашей стране на какой-то момент литература заменила все, с нее начали спрашивать, как с Библии.
— Как вы относитесь к песням на стихи Цветаевой и художественному чтению ее стихов? Есть что-то интересное?
— Я человек стародавний. Мне нравится Эва Демарчик, польская певица, она в 60-е годы пела «Бабушку» Цветаевой. Пожалуй, еще Елена Фролова. Дальше все ниже. Я даже к чтению Цветаевой отношусь осторожно. Я слушала Наталью Дмитриевну Журавлеву, ее научил папа, который сам слушал Цветаеву вживую. Это интересно. Понимаете, это должно не забивать стихи, должно быть тонко и умно. Цветаева не какая-то истерическая изломанная женщина, которая пишет стихи и все время со всеми живет. Когда из ее жизни вырывают какой-то кусок, это всегда не про нее. Ее жизнь — это очень большой и сложный объем. Чтобы его передать, нужно самому быть очень глубоким и умным человеком. Поэтому все, что есть сейчас, это только приближение.
Справка
Наталья Громова — историк литературы, прозаик, литературовед, драматург, журналист, педагог, музейный работник, научный сотрудник. Автор исследований о Марине Цветаевой и ее окружении «Цветы и гончарня. Письма Марины Цветаевой к Наталье Гончаровой», «Дальний Чистополь на Каме», «Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах». Старший научный сотрудник Дома-музея М. И. Цветаевой в Москве до 2015 года. Ведущий научный сотрудник Дома-музея Бориса Пастернака в Переделкино до 2016 года. Ведущий научный сотрудник Государственного Литературного музея (дом Остроухова). Премия журнала «Знамя» (за архивный роман «Ключ»), финалист премии «Русский Букер», лауреат премии Союза писателей Москвы «Венец». Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской», «Ключ», «Ольга Берггольц: смерти не было и нет») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.
