За что репрессировали жену молотова
Май 1937 года. Атлантик-Сити, США.
— Аллилуйя. — отчаянно крикнул худенький иссиня-лиловый негр в ярком жёлтом костюме, и тотчас же зал роскошного Clicquot Club взорвался медным грохотом лучшего джаз-бэнда на всём Восточном побережье. Денди-фрачники со своими девушками в сверкающих блёстками платьях рванулись танцевать свинг на зеркальном полу. Но Сэма Карпа, который в своём двубортном пиджаке и шёлковом галстуке был похож на типичного итальянского гангстера, музыка не интересовала — он ловко пробирался сквозь толпу, а следом, нервно озираясь, шёл посол Александр Трояновский, прижимая к себе потёртый чемоданчик.
— Сюда, — метрдотель провёл их в отдельный кабинет на веранде второго этажа.
За столом уже сидел молодой человек в сером деловом костюме, которого все представители вашингтонского истеблишмента называли самым влиятельным подполковником морской пехоты в мире — Джеймс Рузвельт, сын президента США, который стал его основным советником по всем рабочим вопросам.
— Принесли? — Джеймс Рузвельт не любил терять времени на пустые разговоры.
Трояновский открыл чемоданчик, в котором лежало пять тугих пачек тысячедолларовых банкнот, перехваченных банковской лентой.
— Пятьсот тысяч. Но какие у нас гарантии, мистер Рузвельт? Понимаете, моё начальство в Москве крайне обеспокоено.
— Никаких гарантий нет, — усмехнулся Рузвельт-младший. — Просто следите за сообщениями газет.
Рузвельт закрыл чемоданчик и быстро вышел из кабинета.
Трояновский нервно схватил Карпа за лацкан пиджака:
— Слушайте, вы даже не представляете, что с нами сделают, если эти деньги пропадут.
«Гонка линкоров»
«Гонка линкоров» началась ещё в начале 30-х годов — сразу же после Лондонской конференции по разоружению 1930 года, на которой ведущие мировые державы заключили ничего не значивший на практике договор по ограничению военно-морского флота по тоннажу. И хотя в 1930 году Гитлер со своей партией только пробовали силы на выборах в Рейхстаг, генералам стало ясно, что новой мировой войны не избежать. Правда, в те годы представлялось, что новая война разразится не в Европе, а на море — казалось, что вот-вот Великобритания, Япония и США вцепятся друг другу в глотки в борьбе за передел сфер влияния в Атлантике и в Тихом океане.
Американцы и были лидерами по программе перевооружения флота. Сначала они ввели в строй два линкора — «Северная Каролина» и «Вашингтон» — в дополнение к тем 15 линкорам, которые остались в США после Первой мировой войны. За ними последовали четыре линкора серии «Южная Дакота», которые обладали на тот момент самым мощным вооружением и бронированием.
Лорды британского Адмиралтейства, решив не отставать от бывшей колонии, заложили на верфях сразу пять линкоров типа «Король Джордж V».
Япония решила взять не количеством, а качеством — два заложенных линкора «Ямато» и «Мусаси» должны были стать самыми большими в мире кораблями с самым мощным в мире бронированием.
Самыми же крупными из европейских кораблей были французские линкоры «Ришелье» и «Жан Бар», построенные для завоевания господства в Средиземном море. Также в составе французского флота были два линкора («Дюнкерк» и «Страсбург»), предназначенных для боевых действий в Атлантике.
В пику французам Муссолини приказал строить сразу четыре линкора.
Самой же скромной была программа перевооружения ВМФ Германии, где было заложено только два линкора — «Тирпиц» и «Бисмарк». Впрочем, германские адмиралы, не желая открыто нарушать Лондонский договор, пошли на уловку и построили ещё и два линейных крейсера, отличавшихся более слабым вооружением.
Линкор японского императорского флота времен Второй мировой войны типа «Ямато». Фото: © wikipedia
Советский Союз в этой «гонке линкоров» поначалу не принимал никакого участия — тогда в составе ВМФ СССР насчитывалось всего три устаревших линкора, чудом уцелевших от некогда мощного флота Российской империи.
Но в 1936 году Совнарком утвердил «Программу крупного морского судостроения» на 1937–1943 годы, в соответствии с которой планировалось построить восемь линкоров — по два на каждый советский флот, а также 16 линкоров, 20 крейсеров, 128 эсминцев и свыше 300 подводных лодок.
Сразу же возник вопрос, кто всю эту армаду будет проектировать и строить, ведь за годы революции и гражданской войны страна фактически утратила как все корабельные верфи в Прибалтике (например, верфи в Гельсингфорсе, в Риге и в Ревеле, нынешнем Таллине), так и большую часть флотских инженеров.
И тогда технологии решили купить — в США.
Сотрудники «Амторга» обратились на верфи компании Bethlehem Steel с просьбой продать им новейший линкор «Северная Каролина» проекта «Южная Дакота». И тут же услышали ледяной ответ из Вашингтона: американский флот не намерен продавать кому бы то ни было свои военно-морские технологии.
Свой человек в США
Решить вопрос с разрешением Белого дома на покупку линкора взялся некий Сэм Карп — бизнесмен средней руки из города Бриджпорт в штате Коннектикут, где была зарегистрирована его фирма Carp Export and Import Co.
Самуил и Перл Карповские появились на свет в Екатеринославской губернии в семье бедного еврейского портного. С раннего детства они работали подмастерьями на местной табачной фабрике, а в 1911 году Карповские, проникнувшись идеями сионизма, эмигрировали в Палестину, которая тогда принадлежала Османской империи.
В 1918 году их пути разошлись — Перл с поддельным паспортом на имя Жемчужиной отправилась в охваченную революцией Россию, вступила в РКП(б) и в Красную армию, стала политработником в частях 12-й армии, участвовала в боях на Северном Кавказе и в Донбассе.
Самуил же уехал в США, где он первое время перебивался с хлеба на воду, работая разнорабочим, а затем маляром. Потом дела пошли в гору, и он занялся нефтяным бизнесом — стал владельцем нескольких бензоколонок. Однако с приходом Великой депрессии бизнес стал прогорать, и в 1933 году, как рассказывал Карп, ему пришлось продать бензоколонки за бесценок. И тут он узнал, что его сестра Перл стала женой главы советского правительства.
Жемчужина Полина Семёновна ( первоначальное имя Перл Семёновна Карповская). Фото: © wikipedia.org
Разумеется, это надо было использовать в свою пользу. В 1934 году Самуил, ставший уже Сэмом Карпом, списался с сестрой. Сначала она приехала в США — как глава советского треста заводов жировой промышленности «для изучения постановки дела в институтах красоты и на заводах парфюмерии». Затем уже сам Сэм Карп приехал в Москву, чтобы познакомиться с Молотовым и другими видными большевиками, которым он предложил свои услуги как лоббиста, имеющего хорошие связи с сионистами на самом верху.
Причём Сэм Карп если и врал, то только отчасти — отсутствие контактов с вашингтонскими политиками вполне компенсировал его пробивной характер и способность протиснуться в любой кабинет.
С таким же энтузиазмом Сэм Карп взялся решить и вопрос с линкором.
Взятка для президента
Первым делом в ноябре 1936-го Сэм Карп вышел на отставного американского адмирала Марка Бристоля, принимавшего участие в спасении евреев и христиан с острова Смирна, где в 1922-м турецкие войска устроили резню по приказу Ататюрка.
Марк Бристоль вывел Карпа на Уильяма Гиббса, основателя конструкторской компании «Гиббс энд Кокс», который прославился на весь мир строительством больших и быстрых пассажирских лайнеров. Во второй половине 30-х годов Гиббс увлёкся созданием военной техники, разработав проект «корабля будущего» — гибрид линкора и авианосца. Это был огромный мощный корабль, превосходящий размерами все когда-либо построенные военные суда мира. Правда, американские военные не оценили проекта Гиббса, и с тех пор конструктор обивал пороги военных ведомств, тщетно пытаясь найти финансирование для своего «Голиафа».
Также адмирал Бристоль познакомил советских товарищей и с адмиралом Джозефом Кингом, членом Генерального совета Морского министерства США, который и начал лоббировать вопрос о разрешении продажи в СССР планов и чертежей линкоров.
Адмирал Джозеф Кинг. Фото: © wikimedia.org
Адмирал Кинг, командовавший когда-то морской пехотой, вышел на подполковника Джеймса Рузвельта, сына президента США, который фактически работал в Белом доме на должности президентского секретаря.
Джеймс согласился поговорить с отцом, а вскоре передал Карпу ответ Рузвельта-старшего, что американцы готовы продать СССР готовый линкор серии «Южная Дакота» со всеми чертежами, но только с одним условием: этот линкор должен быть построен в США на той верфи частных подрядчиков, на которую укажет Морское министерство. Ничего странного в таком подходе не было — в то время все государственные верфи были забиты заказами Морского ведомства США, и Рузвельт на случай войны решил подготовить и частных подрядчиков к постройке кораблей для военно-морского флота. Причём за счёт СССР.
В мае 1937 года руководство «Амторга» отправило в Москву шифровку: «Разрешение американского правительства на продажу нам проекта линейного корабля с центром управления артиллерийского огня уже имеется. Для того чтобы это разрешение он получил, ему требуется израсходовать 500 000 долларов на компенсацию соответствующих лиц».
Среди получателей денег значились видные члены Национального комитета Демократической партии, к которой принадлежал и президент Рузвельт, несколько адмиралов, люди из аппарата Госсекретаря США, а главное — сам Джеймс Рузвельт.
В Политбюро подумали и решили согласиться. Деньги в тысячедолларовых купюрах были отправлены Карпу дипломатической почтой — в сопровождении советского полпреда Трояновского.
И снова санкции
Но сделка сорвалась. Казалось бы, интересы дела требовали, чтобы процесс получения разрешений и раздачи вознаграждений за услуги шёл как можно более неприметно. Однако, как выяснилось, Сэм Карп куда больше денег жаждал славы и признания. Нет, он не собирался довольствоваться ролью теневого скупщика вооружений, он уже мнил себя полноправным конкурентом «Амторга», легко решающим закулисные интриги мировой политики. Он решил через газеты объявить о сделке с линкором, показав тем самым, что «Амторг» больше не обладает монополией на торговлю с Советским Союзом — дескать, теперь и Сэм Карп может договариваться о поставках любого товара за советское золото.
Информация о планируемых сделках по покупке американских военных кораблей была подхвачена прессой, и в Вашингтоне разразился скандал.
Советский полпред Александр Трояновский, побывавший на приёме у Рузвельта, докладывал в Москву: «Рузвельт сообщил, что формально всё более или менее в порядке, но Морское министерство прохладно относится к нашим морским заказам и не даёт своего благословения и помощи. Неофициально моряки будут нам помогать, официально ничего сделать нельзя, никакой переписки вести не следует. «
Уильям Гиббс, основатель конструкторской компании «Гиббс энд Кокс». Фото: © wikimedia
Вскоре после этого Морское министерство США с подачи конгресса, где уже начали было собирать голоса за импичмент Рузвельту, официально запретило проектировать и строить для СССР современные боевые корабли. Были приняты новые санкции, согласно которым советская сторона не могла купить ничего из морского оборудования или вооружения, выпущенного после 1930 года.
Сорвалась сделка и с Уильямом Гиббсом, который наотрез отказался продавать чертежи проектируемого линкора-авианосца. Политика была чужда Гиббсу, просто он никак не хотел терять деньги, которые он получил бы, курируя постройку корабля на американской верфи. Тогда Карп предложил компенсировать потери. Процесс переговоров затянулся на многие месяцы — капризный Гиббс, боясь продешевить, то регулярно менял варианты оплаты за свои услуги, то выставлял новые условия.
В итоге в США прибыла комиссия советских судостроителей во главе с заместителем наркома ВМФ СССР Иваном Исаковым, который констатировал, что никакого проекта «линкора-авианосца» никогда не существовало. Есть только примерный эскиз и ничего больше.
«Проект 23»
Морское министерство США тут же запретило Гиббсу проектировать и строить для СССР какие-либо современные военные корабли вообще.
Сэма Карпа взяла в оборот Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Тогда редкая американская газета не писала о допросах Карпа в комиссии конгресса, на которых родственник советского премьера рассказал практически всё — и о том, как он по заданию советского правительства давал взятки видным политикам и адмиралам, и о том, как пробивал для «Амторга» разрешения на вывоз секретной военной техники у чиновников Госдепартамента США и военных министерств. Карп не упомянул только о сыне президента Рузвельта — видимо, он понимал, что есть границы, за которые переходить не следует.
После этого товарищ Сталин настоятельно рекомендовал товарищу Жемчужиной прервать все отношения с братом. В решении Политбюро говорилось: «Тов. Жемчужина проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении тов. Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов».
Жемчужина Полина Семёновна ( первоначальное имя Перл Семёновна Карповская). Фото: © stuki-druki.com
В итоге все заказы едва не ушли итальянцам — по предложению Валерьяна Бжезинского, главного конструктора ЦКБС-1 (центрального конструкторского бюро судостроения № 1), к проектированию советских линкоров были подключены итальянские инженеры из фирмы «Ансальдо», которые проектировали важнейшие узлы для линкора «Витторио Венето». Однако после возвращения из Рима Бжезинский был арестован как «враг народа». Он был приговорён к расстрелу, но затем приговор заменили на 10 лет лагерей. Свой срок Валерьян Людомирович отбывал в «шарашке» — в секретном ОКБ в Болшево, где он проектировал экспериментальные модели малых подлодок.
Строить линкоры пришлось своими силами — Борис Чиликин, главный конструктор ЦКБ-17, заложил на верфях Балтийского завода в Ленинграде первый советский линейный корабль «проекта 23» — линкор «Советский Союз», который по своему размеру должен был стать самым большим в мире военным кораблём. Следом последовала закладка ещё трёх линкоров: «Советская Украина» в Николаеве, «Советская Россия» и «Советская Белоруссия» в Северодвинске.
Строительству линкоров помешала война. Все работы над «Советским Союзом» были приостановлены, а готовые 406-мм орудия главного калибра были использованы при создании мощных долговременных огневых укреплений для защиты блокадного Ленинграда. Корпус «Советской Украины» в Николаеве частично удалось уничтожить до оставления города врагу.
В послевоенное же время мода на линкоры прошла — грозные бронированные чудовища оказались совершенно беззащитными перед торпедными атаками и бомбардировками с воздуха.
Месть Сталина
О Сэме Карпе вспомнили в 1947 году, когда президент-демократ Гарри Трумэн подписал указ № 9835 о создании «Программы проверки лояльности федеральных сотрудников». Отныне каждый чиновник США подлежал проверке на «детектор лжи» в случае малейших сомнений в политической благонадёжности — дескать, раз Сэму Карпу удалось подкупить сотрудников администрации президента, то это может получиться и у остальных.
Карп вновь выступил с разоблачительными показаниями, открыто рассказав и о своих связях с высокопоставленными советскими родственниками, и о подкупе сына президента — в то время Джеймс Рузвельт, как и его брат Эллиотт, были доверенными лицами генерала Дуайта Эйзенхауэра, решившего выставить свою кандидатуру от Демпартии на президентских выборах 1948 года. В итоге разоблачительной кампании Эйзенхауэр проиграл партийные праймериз и был вынужден снять свою кандидатуру. На волне антикоммунизма Трумэн был избран на второй строк.
Тогда же в Москве и обратили внимание на подробную калькуляцию взяток, розданных Карпом: получалось, что тот прикарманил большую часть денег, вместо того чтобы добиваться решения поставленных задач.
Месть Сталина, как и предсказывал посол Трояновский, была жестокой.
В январе 1949 года Полину Жемчужину арестовали по обвинению в том, что она «находилась в преступной связи с еврейскими националистами и вместе с ними проводила вражескую работу против партии и Советского правительства».
Вместе с ней, как следует из докладной записки Берии в президиум ЦК КПСС, были арестованы все члены оставшейся в России семьи Карповских: «МГБ СССР в 1949 году без каких-либо оснований арестовало ряд родственников, сослуживцев и знакомых т. Жемчужиной: Лешнявскую Р.С. — домашнюю хозяйку, сестру т. Жемчужиной; Кардовского А.С. — пенсионера, брата т. Жемчужиной; Штейнберга И.И. — директора завода № 339 Министерства авиационной промышленности СССР, племянника т. Жемчужиной; Голованевского С.М. — помощника по кадрам начальника Главного управления лесотарной промышленности Министерства рыбной промышленности СССР, племянника т. Жемчужиной. Как установлено проверкой, все эти лица на следствии подвергались всевозможным издевательствам, вплоть до избиений, с целью вымогательства от них показаний, компрометирующих т. Жемчужину. Арестованные Лешнявская и Карповский, не выдержав применённого к ним режима, умерли в тюрьме. «
В декабре 1949 года МГБ СССР «закончило следствие» по делу т. Жемчужиной и в связи с невозможностью передачи дела в судебные органы из-за отсутствия доказательств т. Жемчужина была осуждена Особым Совещанием при МГБ СССР к пяти годам высылки в Кустанайскую область Казахской ССР.
Совсем иначе сложилась судьба их брата Сэма Карпа, который удачно вложил полученные от Политбюро деньги в акции бейсбольного клуба New York Yankees. Он умер в 1963 году в Нью-Йорке на 74-м году жизни.
Арест Полины Жемчужиной Ленинградское дело
Арест Полины Жемчужиной
1949 год оказался для И. В. Сталина крайне неудачным: серьезно пошатнулось здоровье.
Со временем дали себя знать подпольная работа до революции, требующая больших нервных затрат, систематические перегрузки в Гражданскую войну, нечеловеческое напряжение в ходе обороны от фашистского нашествия, после победы работа по 12–16 часов в сутки по руководству восстановлением народного хозяйства СССР. Все чаще Сталин испытывал головокружение, появилась слабость в ногах, несвойственная ему, по природе спокойному человеку, раздражительность.
По-видимому, Сталин перенес кровоизлияние в мозг. Могучий организм и несокрушимая сила воли позволили ему перенести это серьезное и тяжелое заболевание фактически на ногах. К врачам он не обращался, лечился, как он сам говорил генералу Джуге, «домашними средствами», больше лежал. Только самые близкие люди заметили, что с вождем происходит что-то неладное.
И так малоразговорчивый, он какое-то время говорил лишь по крайней необходимости, очень тихо и с большим трудом подбирая слова. Перестал принимать посетителей и читать служебные бумаги, которые по мере поступления складывались на письменном столе в кабинете на даче в Волынском. Ходил с большим трудом и иногда, чтобы не упасть, вынужден был опираться на стены, однако в руки палку не брал. Существенно изменился у Сталина почерк. Не сумел он выступить и с ответным словом на приветствии руководителей коммунистических партий, съехавшихся со всех концов мира на торжественное заседание, посвященное его семидесятилетию. Сидел молча в центре президиума торжественного заседания, более бледный, чем обычно.
Эти симптомы подкрадывающейся смертельной болезни объективно говорили за то, что, по-видимому, жизненный путь великого вождя приближается к концу. Однако Сталин долгое время отказывался в это верить.
Заметив серьезное недомогание вождя, его ближайшие соратники начали беспокоиться и гадать, кто же займет место Сталина, если он вдруг, по состоянию здоровья, отойдет от дел.
Вокруг отдельных членов Политбюро начали сколачиваться устойчивые группы лиц, связанных узами личной дружбы.
Вокруг Георгия Маленкова, которому Сталин доверил, как уже отмечалось, осуществлять в ЦК кадровую политику, сгруппировались: секретарь ЦК Кузнецов, заместители председателя Совета Министров СССР Косыгин, Тевосян и Малышев, маршал Рокоссовский, заведующий отделом административных органов ЦК Игнатьев.
Вокруг члена Политбюро, заместителя председателя Совета Министров СССР, председателя Госплана Н. А. Вознесенского: председатель Совета Министров РСФСР Родионов, работники Ленинградской партийной организации Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Михеев и др.
Вокруг члена Политбюро, заместителя председателя Совета Министров СССР Лаврентия Берии его давнишние «соратники», которым он добился во время их работы в органах государственной безопасности присвоения генеральских званий: Меркулов, Кобулов, Мешик, Деканозов. Их в свое время выгнали по указанию Сталина из органов государственной безопасности после того, как там был смещен Берия, а Меркулов снят с поста министра Государственной безопасности СССР. В эту группу входили и генералы Гоглидзе и Цанава, пока еще работавшие в органах государственной безопасности.
Сталин через генералов Лаврова и Джугу пристально следил за этими группировками.
Неожиданно Жемчужина дала повод для своего ареста, открыто установив дружеские отношения с послом государства Израиль в СССР Голдой Меир.
Когда Сталин спросил генерала Джугу, что он думает о деле Жемчужиной, тот, несмотря на то, что вместе со Сталиным ненавидел ее лютой ненавистью и не называл иначе как «лысая ведьма», поступил честно и благородно, как и всегда он поступал в таких случаях: доложил правду. Доложил, что никаких компрометирующих материалов у него на Жемчужину нет, она же, будучи арестованной, никаких показаний с признанием своей вины не дает.
Что же касается показаний, полученных на нее Абакумовым, утверждал Джуга, то они результат активных допросов и запугивания ее родственников и лиц из ближайшего окружения.
В доказательство он привел копию письма арестованной по этому делу Мельник-Соколинской, которое было по приказу Абакумова задержано полковником Черновым и передано в следственную часть по особо важным делам министерства.
Арестованная 3 апреля 1949 г. Мельник-Соколинская, подписавшая показания о том, что Жемчужина будто бы в разговорах с ней критиковала политику Советского правительства, в письме к мужу писала:
«В силу страшного режима следствия вынуждена была подписать о себе неправду и что если я только выздоровлю, то напишу обо всем товарищу Сталину. Я написала Абакумову, что я умираю, что Комаров — фальсификатор и вынудил меня дать показания».
Однако поскольку никаких доказательств «шпионской» деятельности ее и Жемчужиной, кроме выколоченного «признания» Каннель, у следствия не было, замысел обвинить ее и Жемчужину в шпионаже провалился и Каннель осудили через Особое Совещание НКВД лишь к 5 годам тюремного заключения якобы за антисоветскую агитацию. Срок этот она отбыла, но была вновь арестована в 1949 г. и теперь новый следователь Комаров требует от нее в отношении Жемчужиной того же ложного «признания», какое она, под влиянием пыток, сделала в 1939 году и что у нее нет другого выхода, если она не хочет умирать в холодном карцере или быть забитой насмерть, как сделать это.
Абакумов положил письмо Визеля под сукно. Однако оно вместе с докладом генерала Джуги сыграло свою роль.
После осуждения ее родственников и друзей Жемчужина по-прежнему находилась в заключении и была освобождена лишь после смерти Сталина.
Ненависть Сталина и Джуги к Жемчужиной была связана со смертью жены Сталина — Надежды Аллилуевой. Они считали, что Полина Жемчужина во многом повинна в самоубийстве жены Сталина. Что именно ее провокационные «рассказы» о Сталине во время длительной последней прогулки в Кремле с Надеждой Аллилуевой накануне ее самоубийства подтолкнули жену Сталина совершить столь трагический акт, тяжело отразившийся на Сталине. Однажды, в порыве откровенности, что для Сталина, не признававшего сентиментальности, было чрезвычайной редкостью, он сказал Джуге:
— Знаешь, до сих пор не могу прийти в себя от предательства жены, как она «выстрелила» мне в спину…
— Конечно, очень жаль, что Василий и Светлана остались сиротами, — заметил Джуга.
— Что дети, — с горечью сказал Сталин, — она никогда ими не занималась, даже в детский сад я водил их сам, не удивительно, что они ее забыли на третий день. А вот меня своим поступком она покалечила на всю жизнь. Ведь я ее любил, — с грустью добавил Сталин, — а она, в конечном итоге, оказалась в стане моих врагов.
Справившись с волнением, вызванным неприятными для него воспоминаниями, Сталин продолжил:
— Я давно заметил в жене какое-то отчуждение, но занятый по горло делами, на сон и то время не оставалось, не придавал этому значения и уж никак не думал, что она чуждый мне человек по политическим взглядам.
А началось с того, что в 1927 г. она вдруг пошла на похороны известного троцкиста Иоффе, на которые собралась вся оппортунистическая и антисоветская шпана во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. На этих похоронах Зиновьев осмелился публично поливать грязью ее мужа, а Надя, единственная из жен членов Политбюро, присутствующая на похоронах Иоффе, стояла и спокойно слушала. Хотя бы ушла в знак протеста, что ли. Так ведь нет, не только выстояла до конца, но еще и пошла на поминки, где поношение ее мужа продолжалось.
Естественно, что по ее возвращении с поминок я сказал ей о недопустимости такого поведения со стороны жены генсека. Каюсь, сказал излишне резко. Но тогда я не знал о ее душевной болезни и все ее недостойные поступки в отношении меня объяснял плохим, своенравным характером и в какой-то мере разницей в годах и интересах. С этого момента в наших отношениях что-то разладилось.
Размолвки между нами бывали и раньше, в какой семье их не бывает! — но такой, как накануне Надиной смерти в 1932 г., никогда не было. На мою резкость Надя ответила тоже резкостью и ушла в спальню. Я же провел ночь на диване в кабинете.
Утром жену нашли застрелившейся из маленького браунинга, который ей, без моего ведома, подарил Павел, ее брат. Тоже нашел, что подарить!
— Хорошо, что она, будучи душевнобольной, не выстрелила в вас. Говорят, такое случается, — проговорил Джуга.
— Лучше бы действительно выстрелила в меня, — со вздохом проговорил Сталин, — мне было бы намного легче. Впрочем, тебе этого не понять. Не дано. Ты же никого из женщин и девушек никогда не любил и не любишь.
— Зато все они любят меня, — засмеялся Джуга.
— Вот что, Александр, — в голосе Сталина зазвучал металл, — ты бы как-то сократился, что ли, в своих амурных похождениях. Негоже это для коммуниста.
По-прежнему улыбаясь, Джуга шутливо ответил:
— Я человек ищущий, ищу свой идеал любви, ищу и ошибаюсь, ошибаюсь и опять ищу. А то, что не знаю любовных цепей, так это для службы, которую я возглавляю, большой плюс; никаких посторонних влияний. И потом один из литературных героев Горького, старый цыган Макар Чудра очень мудро сказал: «Не люби деньги — обманут, не люби женщин — изменят, люби одну свободу». Это единственное, что представляет ценность для настоящего человека.
Сталин, сурово посмотрев на Джугу, произнес:
— Ну вот что, свободный человек, любимец женщин, если не сократишь свои амурные похождения и не исправишься, на меня не пеняй. Тоже мне новый Дон Жуан выискался. Да, вот еще что. Займись Василием:[6] он тебя любит и по-настоящему уважает, попытайся отучить его от пьянства, — вздохнув, Сталин добавил: — Ведь пропадет человек…
К сожалению, выполнить эту просьбу при всем его влиянии на Василия Джуге не удалось. Генерал Василий Сталин, отличный смелый летчик и по натуре добрый человек, окончательно спился. В конце концов на почве хронического алкоголизма он, потеряв контроль над собой, докатился до незаконного расходования, хищения и присвоения государственного имущества и денежных средств, да и подчиненных склонял к этому.
Вот что говорилось в обвинительном заключении, когда Василия Сталина за совершенные преступления после смерти отца предали суду:
«Василий Сталин, будучи командующим ВВС Московского военного округа, присвоил 69 тысяч рублей государственных средств путем издания фиктивных приказов о награждении сотрудников ВВС Московского военного округа денежными премиями. На оборудование принадлежащей ему дачи незаконно из средств ВВС Московского военного округа израсходовал около двух миллионов рублей. Общая сумма средств ВВС Московского военного округа, незаконно израсходованных Василием Сталиным, составила около 20 миллионов рублей». По тем временам — очень большая сумма.
До своего снятия с должности командующего Василий Сталин сильно пил и фактически самоустранился от исполнения служебных обязанностей.
Месяцами он не появлялся на службе. В соединениях и частях округа почти не бывал, приказов военного министра и главнокомандующего ВВС не читал, издававшиеся Штабом ВВС МВО приказы не подписывал, скрывал от военного министерства факты нарушений воинской дисциплины и чрезвычайных происшествий в соединениях округа.
Сталин о «художествах» сына, как правило, ничего не знал. Джуга, боясь огорчать больного Сталина и испытывая личную симпатию к Василию, молчал. Другие же что-либо сообщать Сталину о сыне долгое время просто не решались. Министр обороны Булганин, военачальники, Берия говорили Сталину о Василии только хорошее. И все же частично Сталин узнавал о его проступках и неоднократно за них его наказывал. После же того, как Василий Сталин имел неосторожность появиться в один из дней праздника авиации в Тушино перед И. В. Сталиным и членами Политбюро в нетрезвом состоянии, он был немедленно снят с должности командующего ВВС Московского военного округа и направлен на учебу в Монинскую военно-воздушную академию. Однако учиться он не пожелал и продолжал систематически пьянствовать, все больше и больше опускаясь.
Последние годы жизни отца Василий Сталин находился от него в отдалении и никаким уважением с его стороны не пользовался.
После смерти И. В. Сталина, будучи арестованным, Василий Сталин в ходе следствия по его делу показал:
На заданный вопрос: «Где вы брали иностранную валюту для приобретения вещей, которые вам привозили Дагаев и Соколов?» Василий Сталин сказал: «Я не имел валюты, и вещи, которые привозили мне Дагаев и Соколов из Германии, были куплены за счет валюты, выделенной для Военно-Воздушных Сил Московского военного округа».
2 сентября 1955 года Василий Иосифович Сталин был осужден на 8 лет лишения свободы.
После того, как Василий Сталин отбыл 6 лет и восемь месяцев тюремного заключения (в основном в тюрьме города Владимира), он был в 1960 г., в связи с тяжелым заболеванием сердца, желудка и сосудов ног, от оставшегося ему, по приговору суда, срока наказания освобожден.
Однако вскоре он был вновь арестован за попытку обратиться в китайское посольство с просьбой разрешить ему переехать на жительство в Китай, где он намеревался лечиться и работать.
В результате Василий Сталин был сослан, без права проживания в Москве, на пять лет в Казань, где 19 марта 1962 года умер.
Трагически сложилась судьба и у старшего сына Сталина — Якова Иосифовича Джугашвили, который в годы Великой Отечественной войны, будучи на фронте, попал в плен и погиб в застенках немецких фашистов.
В ходе выяснения обстоятельств его гибели было установлено, что 10 июля 1946 г. сотрудники оперативного сектора МВД СССР в Берлине арестовали бывшего сотрудника отдела «1-ц» Главного Штаба Центральной группы немецких войск Пауля Генсгера.
На допросе Генсгер показал: в 1941 г. в г. Борисове он, будучи переводчиком, участвовал в допросе старшего лейтенанта артиллерии Якова Джугашвили, сына Сталина. Допрос вел капитан отдела «1-ц» доктор Шульце, работник 5-го отдела Главного Управления имперской безопасности Германии. После допроса Яков Джугашвили был направлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Вскоре в руках сотрудников оперативного сектора МВД СССР в Берлине оказались комендант лагеря «Заксенхаузен» штандартенфюрер СС (полковник) Кайндль и командир охранного батальона (дивизии «Мертвая голова»), несшего охрану этого лагеря, оберштурмбаннфюрер СС (подполковник) Вернер.
На допросе Кайндль показал: «В концлагере Заксенхаузен находился особый лагерь «А». В нем содержались генералы и старшие офицеры Красной Армии, английской и греческой армий.
От какого-либо сотрудничества с немецкими властями, находясь в Берлине, Яков Джугашвили категорически отказался, за что и попал в лагерь смерти Заксенхаузен.
Находясь здесь, держал себя замкнуто, администрацию лагеря никогда ни о чем не просил, кроме газет, по которым интересовался положением на фронте.
Свою фамилию не называл. Держал себя всегда независимо и с некоторым презрением к администрации лагеря».
Об обстоятельствах гибели Якова Джугашвили (выделено мною. — В. Ж.) Кайндль показал: «Лагерь «А» состоял из трех бараков, огороженных каменной стеной, и, кроме того, на расстоянии двух метров от стены были поставлены три забора из колючей проволоки. Через один из них был пропущен ток высокого напряжения. В конце 1943 г. арестованные барака № 2 были на прогулке около барака. В 7 часов вечера эсэсовец Юнглинг приказал зайти в барак. Все пошли. Яков Джугашвили не пошел и потребовал коменданта лагеря. Юнглинг повторил свое приказание, Яков Джугашвили отказался его выполнить. Тогда Юнглинг сказал, что пойдет звонить мне.
В таком положении убитый Джугашвили по моему указанию лежал 24 часа, пока не поступило распоряжение Гиммлера снять труп и отвезти на исследование в лагерный крематорий. Затем в крематорий приехали два офицера из Имперской безопасности, которые составили акт о том, что Яков Джугашвили убит ударом электрического тока высокого напряжения, а выстрел в голову последовал после. Что часовой действовал правильно, согласно инструкции.
После заключения профессоров тело Якова Джугашвили было сожжено в крематории, а пепел помещен в урну, которая была отправлена вместе с материалами расследования убийства Якова Джугашвили в Главное управление Имперской безопасности».
В заключение Кайндль сказал, что дело заключенного Якова Джугашвили хранилось у него в сейфе, но перед капитуляцией Германии он приказал адъютанту его сжечь.
Допрошенный Вернер показание Кайндля об обстоятельствах гибели Якова Джугашвили подтвердил. Гитлеровцы предлагали обменять Якова Джугашвили на плененного советскими войсками гитлеровского фельдмаршала Паулюса.
На предложение такого обмена Сталин произнес ставшую всемирно известной фразу: «Я солдат на маршалов не меняю».
Обменять Якова Сталин не мог. Для него все попавшие в плен считались изменниками Родины. Не избежал этого, несмотря на его героическое поведение в плену, и Яков Джугашвили.
Не обошла беда стороной и дочь И. В. Сталина — Светлану Иосифовну, которую он самозабвенно любил.
Все чаще и чаще Сталин обращал внимание на непонятные странности в поведении дочери: то она на удивление застенчива, то впадала в беспричинную тоску, то ее охватывали приступы неудержимого бешенства и гнева. Ни с одним человеком она не могла долго поддерживать дружеские отношения, по пустякам без конца вступала в конфликты с окружающими.
Когда Сталин рассказал о своих сомнениях в поведении дочери Джуге, который по его приказу негласно лично осуществлял наблюдение за ее жизнью и лучше чем кто-либо знал о присущих ей странностях, тот посоветовал показать ее, под чужой фамилией, психиатрам. После долгих колебаний Сталин согласился. Светлану, под видом диспансеризации, показали шести разным психиатрам. Диагноз всех шестерых был неутешительным: тяжелая форма шизофрении. Когда Джуга доложил Сталину заключение врачей, тот с горечью сказал: «И здесь больные гены жены, матери Светланы, достали меня».
Этот факт объясняет многие поступки Светланы Иосифовны Сталиной, сменившей фамилию на фамилию матери — Аллилуевой, которые она совершила после смерти отца.
Ну какая настоящая мать на земле, находясь в здравом уме, оставит навсегда своих несовершеннолетних детей, чтобы отправиться в Индию? Попав же оттуда в США, она поставит свое имя, как автора, под сфабрикованными Центральным разведывательным управлением США антисоветскими, антисталинскими книгами «Двадцать писем к другу» (1967 г.), «Всего один год» (1970 г.) и «Далекие звуки» (1984 г.), в которых выльет ушат помоев на своего великого отца.
В то же время есть все основания полагать, что хрущевцы умышленно вытолкнули Светлану Сталину, больного человека, из страны, отпустив ее в Индию, с тем, чтобы ЦРУ выкрало ее там и в дальнейшем использовало для компрометации коммунизма, заставив подписаться под гнусными фальшивками под видом «воспоминаний». Не случайно выход ее «воспоминаний» в свет совпал с подготовкой прихода к руководству в СССР злейшего врага советского народа, жалкой американской марионетки — Михаила Горбачева.
Таким образом, Светлана Иосифовна Сталина-Аллилуева никакая не изменница Родины, никакая не диссидентка, а просто тяжело больная и глубоко несчастная женщина, попавшая в руки международных мерзавцев и провокаторов.
6 середине июля 1949 года генерал Лавров доложил Сталину о полученном из Лондона сообщении о том, что второй секретарь Ленинградского горкома партии Яков Федорович Капустин, находившийся в Англии в служебной командировке, якобы завербован английской разведкой.
— Источник сообщения надежный?
— До сих пор не подводил, товарищ Сталин, — ответил Лавров.
Сталин поднял трубку телефона, при помощи которого был напрямую связан с Абакумовым. Услышав ответ и по своему обыкновению не здороваясь, спросил:
— Что у вас есть на ленинградцев? В частности на секретаря горкома Капустина?
Выслушав ответ Абакумова, Сталин приказал:
— Заинтересуйтесь Капустиным и его окружением.
После разговора с Абакумовым Сталин сидел молча, не нарушал установившееся молчание и Лавров. После продолжительного молчания Сталин продолжил беседу с Лавровым:
— Абакумов доложил, что он тоже по линии 2-го Главного Управления МГБ имеет кой-какие сигналы о Капустине, пока что непроверенные, и поэтому он мне об этом не докладывал. Капустин же, оказывается, близкий друг секретаря ЦК Кузнецова и первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии Попкова. Интересно, — задумчиво проговорил Сталин, — зачем Капустин понадобился англичанам? Навряд ли он нужен им как обычный шпион. Тут что-то кроется явно другое. Приезжай сегодня к восьми часам вечера вместе с Джугой ко мне ужинать в Волынское. Пусть он захватит все, что у него есть на ленинградских руководителей и особенно на Кузнецова и Вознесенского. Подумаем.
Ровно в восемь часов вечера Лавров и Джуга были на ближней даче Сталина в Волынском. Сталин встретил их у входа и провел в зал напротив входа, в котором стоял длинный стол, покрытый белой скатертью. Одновременно этот зал, находившийся рядом со спальней Сталина, служил местом заседаний Политбюро и столовой. Здесь уже все было приготовлено для трапезы. Во время ужина каждый обслуживал себя сам: клал на тарелку то, что выбрал. Никого из посторонних при беседах Сталина с Лавровым и Джугой никогда не было. Ни личная охрана Сталина, ни старшая сестра-хозяйка дачи Валентина Ивановна Истомина во время таких ужинов в зал не входили: таков был порядок, заведенный Сталиным. Лавров и Джуга незаметно приезжали в машине, стекла которой были наглухо закрыты шторами и так же незаметно уезжали. Впрочем, бывало это крайне редко: Сталин, в целях конспирации, предпочитал еженедельно встречаться с ними в другом месте, большей частью в своем кремлевском кабинете.
Как всегда, за ужином завязалась неторопливая беседа.
— На общем фоне успехов нашей авиации на фронтах он просто не придал им значения, — ответил Джуга.
— Значит, все-таки знал, — задумчиво проговорил Сталин. — Удивительно, почему Вячеслав не доложил мне об этом.
Джуга положил вилку на тарелку с бараниной:
— Думаю, что, зная вашу любовь к авиационной промышленности, не хотел расстраивать.
— Скажи, какой филантроп нашелся!
Сталин недовольно протянул:
— Верный, а о Шахурине и Новикове не доложил… Что с его женой?
Собравшийся продолжить ужин, Джуга вновь положил вилку на тарелку:
— Абакумов по-прежнему добивается от нее показаний о вражеской деятельности. Однако показаний такого рода Полина Жемчужина не дает.
— Значит, не признается? — спросил Сталин. — А что ты сам думаешь об этой даме?
Джуга ответил не задумываясь:
— Думаю, что была бы очень рада, если бы ее муж стал первым лицом в партии и государстве. Я же данными об участии ее в каком-либо антиправительственном заговоре пока не располагаю.
До сих пор не принимавший участия в разговоре Лавров раскрыл папку и, перебирая записи, начал доклад:
— В Ленинграде, товарищ Сталин, сложилась крепко спаянная между собой группа, в которую входят Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская, Михеев. В Москве им покровительствуют и всячески их поддерживают выходцы из Ленинградской партийной организации Вознесенский, Кузнецов и Родионов. На квартире Попкова, по случаю открытия в Ленинграде торговой ярмарки, было застолье, на котором помимо вышеуказанных лиц присутствовали и приехавшие из Москвы Вознесенский, Кузнецов и Родионов. Если вы разрешите, товарищ Сталин, я зачитаю наиболее характерные выдержки из высказываний собравшихся у Попкова.
Сталин в знак согласия кивнул головой.
Попков, находившийся в сильной стадии опьянения: «В последнее время товарищ Сталин, судя по всему, очень плохо себя чувствует. Похоже, что в скором времени он, по состоянию здоровья, отойдет от дел. Надо бы подумать, кого будем выдвигать ему на замену».
Капустин: «А чего тут долго думать? У нас есть готовый Председатель Совета Министров СССР — наш дорогой Николай Алексеевич Вознесенский».
Попков: «Правильно говоришь. И кандидатура на пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) среди нас тоже есть. Предлагаю тост за будущего председателя Совета Министров Советского Союза Николая Алексеевича Вознесенского и будущего Генерального секретаря ЦК ВКП(б), нашего дорогого и любимого Алексея Александровича Кузнецова».
— И что же Вознесенский и Кузнецов? — перебил Лаврова Сталин.
— Промолчали, товарищ Сталин, но за предложенный тост выпили.
Попков: «Я давно хочу сказать об одной исторической несправедливости: почему нет Коммунистической партии РСФСР? Во всех республиках партии есть, а в РСФСР нет. Почему такая несправедливость?»
Кузнецов: «Конечно, это неправильно. Тем более и кандидатура на пост Первого секретаря ЦК Компартии РСФСР у нас в лице товарища Попкова есть. Да и пора уже давно объявить столицей РСФСР город Ленина».
Вознесенский: «Надо будет выйти с таким предложением на Политбюро».
Сталин задумчиво произнес:
— По-видимому, хотят вытащить основу из-под союзного правительства.
— Пока это всего пьяная болтовня.
Постучав ножом по бокалу с боржомом, Сталин, недовольно посмотрев на Джугу, приказал:
— Не перебивай, вечная твоя манера — слушаешь только себя. — И назидательно добавил: — Запомни, все заговоры в истории начинались именно с «невинной» пьяной болтовни.
— Самое неприятное, — продолжил свой доклад Лавров, — что ленинградские руководители нанесли большой экономический урон стране.
— О каком уроне ты говоришь? — насторожился Сталин.
— На торговой ярмарке, которую Попков и Лазутин устроили в Ленинграде, не сумели своевременно продать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны. Продукты испортились и оказались непригодными к употреблению. Нанесенный ущерб исчисляется астрономической суммой в 4 миллиарда рублей.
Эта действительно по тем временам колоссальная сумма буквально потрясла невозмутимого Сталина, строго экономившего на всем, собиравшего по копейкам капиталовложения для экономического восстановления и дальнейшего развития страны. Лицо Сталина еще больше побледнело, что всегда было предвестником охватывающего его безудержного гнева. Свистящим шепотом он спросил:
— Кто разрешил ярмарку?
— Проведение ярмарки разрешил Вознесенский, а непосредственную ее организацию возглавлял заместитель министра торговли Крутиков.
— Немедленно обоих в тюрьму! — закричал Сталин.
Немного успокоившись, Сталин подошел к телефону и, подняв трубку, приказал Поскребышеву:
— Вызовите завтра ко мне в кремлевский кабинет к двум часам дня Вознесенского.
Подлил масла в огонь Джуга.
— А что вы ожидали, товарищ Сталин, от этих дураков? Задумывались ли вы, почему население Ленинграда в первые же месяцы войны оказалось в состоянии голода? Почему в городе не оказалось продовольственных запасов?
Все еще стоящий у телефона Сталин, недовольно повернулся в сторону Джуги:
— А потому, что перед войной ленинградские руководители сосредоточили стратегические запасы продовольствия города в Бадаевских складах на поверхности вместо того, чтобы упрятать их под землю. После начала войны немецкая авиация и диверсанты сожгли Бадаевские склады. Горящие масло и сахар рекой текли по улицам. Жданов, Кузнецов, Попков, Капустин — прямые виновники смерти более 600 тысяч ленинградцев, умерших от голода. За это их давно следовало расстрелять.
Сталин тяжело опустился на стул около телефона, плечи у него опустились, и он как-то весь сгорбился. Вина за гибель ленинградцев была поистине непомерной, часть ее непосредственно лежала на нем, как Генеральном секретаре ЦК ВКП(б) и Председателе Совета Народных Комиссаров СССР до войны, отвечающего за все, что происходило в стране.
— Пожалуй, пора, пора на пенсию, — вдруг проговорил Сталин.
Джуге до слез стало жалко Сталина, действительно старого и больного человека, которого он самозабвенно и верно любил столько лет, был готов за него в любую минуту отдать жизнь. Надо сказать, что и Сталин платил Джуге тем же. Двадцатичетырехлетний красавец-генерал был одним из самых, если не самым близким ему человеком.
— Ну зачем же так расстраиваться, товарищ Сталин, — сдавленным от волнения голосом заговорил Джуга. — Не могли же вы, в самом деле, руководить организацией хранения продовольствия по всей стране…
Сталин был безутешен. И потом часто у него портилось настроение, если что-либо напоминало о ленинградской трагедии.
На следующий день ровно в два часа дня Вознесенский был в кремлевском кабинете Сталина.
Не здороваясь, Сталин спросил:
— Что у вас произошло в Ленинграде?
По тому, как побледнел от его вопроса Вознесенский, Сталин понял, что сведения, полученные от Лаврова и Джуги, были, как всегда, верными. После некоторого замешательства Вознесенский попытался скрыть правду, уйти от прямого ответа на вопрос Сталина и этим погубил себя.
— По-моему, все в порядке, товарищ Сталин, — сказал он.
— В порядке? — переспросил Сталин. — Четырехмиллиардный ущерб, который вы нанесли стране, называете порядком? И потом, как вы осмелились в Госплане без моего на то разрешения снизить план промышленного производства на первый квартал 1949 года? — И, не дав Вознесенскому ответить, приказал: — Кладите на стол партийный билет, он к вам попал случайно. На работу можете больше не выходить, считайте себя под домашним арестом.
После ухода Вознесенского Сталин приказал арестовать заместителя министра торговли Крутикова.
А тем временем среди партийного актива начали распространяться слухи: якобы Сталин в качестве своих преемников предполагает назначить на пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова, а Председателем Совета Министров СССР — Вознесенского.
2В июля 1949 года второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Капустин был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Англии. Шесть дней Капустина в следственной части МГБ СССР по особо важным делам подвергали активному допросу, в ходе которого он не только признал факт его вербовки английской разведкой в Лондоне, но и дал показания, что в Ленинграде сложилась антисоветская, антипартийная группа во главе с членом Политбюро ЦК ВКП(б), заместителем Председателя Совета Министров СССР Вознесенским, секретарем ЦК ВКП(б) Кузнецовым, которому поручено по линии ЦК наблюдение за органами государственной безопасности, Председателем Совета Министров РСФСР Родионовым и первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии Попковым. Что в эту группу помимо его, Капустина, входят: второй секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Турко, председатель Ленгорисполкома Лазутин, заведующая орготделом Ленинградского обкома партии Закржевская. Всего с этой группой в той или иной степени связаны, твердо ее поддерживая, более 75 человек из среды ленинградского партийного актива. Что эту группу в свою поддержку, якобы еще в 1938 г., начал сколачивать член Политбюро Жданов, планировавшийся Сталиным на должность Генерального секретаря, если он, Сталин, вдруг уйдет в отставку по состоянию здоровья, и неожиданно умерший в 1948 году.
Через некоторое время лица, названные Капустиным как руководители и наиболее активные участники этой группы, были арестованы по обвинению в государственной измене и заговорщической деятельности. Вскоре Абакумов доложил Сталину подготовленное обвинительное заключение по делу арестованных. В нем говорилось:
«Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б), с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК.
Для этого пытались возбудить недовольство среди коммунистов ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б). Высказывали изменнические замыслы о желаемых ими изменениях в составе Советского правительства и ЦК ВКП(б).
В этих же целях выдвигали на ответственную партийную работу в ряд областей РСФСР своих единомышленников.
При активном участии Вознесенского и Родионова проводили вредительство в планировании и распределении материальных фондов в ущерб интересам государства, отдавая предпочтение тем областям, у руководства которых находились их единомышленники, снижали для них через Вознесенского задания государственных планов. В Госплане СССР, которым руководил Вознесенский, было утрачено значительное количество документов, составляющих государственную тайну СССР.
Без ведома и разрешения Правительства провели в Ленинграде Всесоюзную оптовую ярмарку, нанесшую большой экономический ущерб стране.
Кузнецов, Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская и Михеев расхищали государственные средства и пользовались ими для личного обогащения».
— В чем, на ваш взгляд, главная вина обвиняемых? — спросил Сталин Абакумова.
Сталин задал Абакумову второй вопрос:
— Признали свою вину обвиняемые?
— Полностью признали, товарищ Сталин, — ответил Абакумов.
Детально разбираться в деле «ленинградцев» Сталин по состоянию здоровья не смог.
29 — 30 сентября 1950 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело по обвинению Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина, Родионова, Турко, Закржевской, Михеева.
Входе судебного заседания обвиняемые свою вину признали полностью.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова к расстрелу.
По распоряжению Сталина Маленков, Берия и Булганин допросили Вознесенского и пришли к выводу, что он виновен в предъявленных ему обвинениях. В подписанной ими докладной записке на имя Сталина говорилось:
«Товарищ Сталин! По Вашему указанию Вознесенского допросили и считаем, что он виновен».
После того как Сталин лично, в присутствии Абакумова, передопросил Вознесенского и Кузнецова и они полностью признали свою вину, приговор был приведен в исполнение.
Обвиняемые Турко был осужден на 15 лет тюремного заключения, Закржевская и Михеев — на 10 лет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Ленинградское шоссе
Ленинградское шоссе Старый советский адмирал, выйдя в отставку, с конца восьмидесятых жил почти безвыездно на своей подмосковной даче. И немного приотстал от городских реалий.И вот однажды, выбравшись в кои-то веки на своей «Волге» в Москву (что-то надо было забрать из
ЛЕНИНГРАДСКОЕ КГБ С МОСКОВСКИМИ НОМЕРАМИ
ЛЕНИНГРАДСКОЕ КГБ С МОСКОВСКИМИ НОМЕРАМИ Когда я проснулся, то обнаружил, что в бараке был наведен дикий порядок, на верёвке сушились мои носки и майки, посуда и чашки были вымыты, а на тумбочке лежала записка от 24летней Ольге Игоревне:Здравствуйте Сергей!Большое спасибо
ПО ПРИХОТИ ПОЛИНЫ ВИАРДО
ПО ПРИХОТИ ПОЛИНЫ ВИАРДО Жизнь с семьей в Париже требовала больших затрат. Дорого стоили модели, ателье. Академической пенсии не хватало, да и высылали ее с большими перерывами. Приходилось думать о заказах. Но найти их в Париже было очень трудно. Город кишел художниками. И
Глава 45. Расправа с Н.А.Вознесенским. А.А.Кузнецов и «Ленинградское дело»
Глава 45. Расправа с Н.А.Вознесенским. А.А.Кузнецов и «Ленинградское дело» Раз как-то весной мы были на даче у Сталина. Сидели в кабинете, потом пошли обедать в сад. В это время Сталин с Вознесенским остановились в коридоре. После Вознесенский, очень обрадованный, подошел ко
Глава 31. ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО
Глава 31. ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО Дело о «вредительстве» в авиационной промышленности, по которому были посажены Шахурин, Новиков и другие, было использовано соперниками Маленкова для его дискредитации. Судоплатов подчеркивал, что Маленков по своему положению в Политбюро
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДНЕВНИКУ ПОЛИНЫ
ПРЕДИСЛОВИЕ К ДНЕВНИКУ ПОЛИНЫ Ее словно вбросило к нам из другой вселенной.Взрывной волной на излете протащило в новый миллениум из законченного очага хаоса.Чечня. 2000 г.Там девятилетняя девочка, оказавшаяся в мире, переделывающем живые человеческие тела в легкие
Глава 56. Ленинградское Бюро Путешествий
Глава 56. Ленинградское Бюро Путешествий «Просите, и дано будет вам, Ищите, и найдете, Стучите, и отворят вам». от Матфея, Глава 7,Стих 7 Весь день 20 октября 1979 года я занимался своей книгой, переписывая ее последние страницы на тонкую папиросную бумагу, и только вечером решил
Арест, следственное дело и приговор
Арест, следственное дело и приговор Федор Михайлович Достоевский:Двадцать второго или, лучше сказать, двадцать третьего апреля (1849 года) я воротился домой часу в четвертом от Григорьева, лег спать и тотчас же заснул. Не более как через час я, сквозь сон, заметил, что в мою
Убийство и женитьба. Ленинградское дело
Убийство и женитьба. Ленинградское дело Два негодяя вели свою игру только по крупным ставкам. На кону стояла жизнь. Впрочем, Иосиф Виссарионович и сам уже созрел для того, чтобы срезать головки самых высоких маков. Жертвами должны были стать одаренные ленинградцы.
«Ленинградское дело»
«Ленинградское дело» Раз как-то весной мы были на даче у Сталина. Сидели в кабинете, потом пошли обедать в сад. В это время Сталин с Вознесенским остановились в коридоре. После Вознесенский, очень обрадованный, подошел ко мне и сказал, что большое дело сделал: показал
Дело Кинчева и административный арест
Дело Кинчева и административный арест Все-таки к этому важному для нашего повествования событию я добрел. После похорон человека по фамилии Черненко весной 1985 года генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза стал моложавый мужчина с родимым пятном
3. «Ленинградское дело»
3. «Ленинградское дело» «Ленинградское дело» относится к одним из самых значительных дел, организованных Сталиным после войны. В отличие от других дел оно характеризует вождя как человека, все более утрачивавшего контроль над своими действиями и неспособного
«ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО»
«ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО» Репрессии 30-х годов привели к гибели сотен тысяч опытных руководителей и к выдвижению на высокие посты сотен тысяч новых людей, не обладавших достаточным опытом руководящей работы. Однако начавшаяся вскоре Отечественная война принесла не только