За что сахаров критиковал экономическую политику советского руководства почему ученый не был
Милли Фирка
Сахаров как политик
Post navigation
20.05.2011
Сахаров как политик
Может ли политика быть моральной?
Академик Сахаров справедливо считается образцом стойкости в противостоянии тоталитарному режиму. Внешне слабый человек, типичный интеллигент (хотя и способный дать пощечину человеку, оскорбившему по заданию власти его жену), он был готов пойти в ссылку, терпеть оскорбления ради своих идеалов. Кажется, что этот образ полностью не соответствует типажу политического деятеля, но не все так просто. Если только не путать беспринципность и прагматизм.
В 1960-е годы Сахаров неоднократно пытался «достучаться» до системы, которая становилась все более замкнутой, самодостаточной, самодовольной. Он встречался с наиболее вменяемыми представителями этой системы — такими, как академик Кириллин, чьи возможности влиять на политические процессы становились все меньше. Обращался и к руководителям партии и страны, пытаясь объяснить им, что режим без либерализации не имеет будущего. Напрасно — система отвергла его предупреждения, а после разгрома «пражской весны» стало ясно, что ее реакционный потенциал не оставляет никаких надежд на новую «оттепель». Именно тогда Сахаров отказывается от лояльности и переходит из рядов «либеральных академиков» (властью не одобряемых, но терпимых из-за их интеллектуального потенциала и политической безобидности) в диссидентское сообщество.
В течение 1970-х годов он защищает права униженных и оскорбленных, требуя правды, не обращая внимания на условности и ограничители. Сахаров требовал гласного процесса над обвиненными в терроризме армянскими националистами — его принципиальной позицией было обеспечение права на защиту любому человеку, даже виновному в тягчайших преступлениях. Он защищал крымских татар и литовцев, выходцев с Западной Украины и евреев-отказников, известных на весь мир российских диссидентов и простых зеков. В 80-м году, когда Сахаров осудил вторжение в Афганистан, терпение кремлевского начальства лопнуло — началась горьковская ссылка.
А затем настала «перестройка», начатая кремлевскими лидерами вовсе не из идеалистических соображений — нефтяное благополучие рушилось на глазах, требовались экстренные меры, чтобы попытаться спасти то, что еще можно было спасти. В конце 86-го Горбачев позвонил Сахарову — это был конец ссылки. И здесь перед академиком встала дилемма — что делать в изменившейся ситуации. Идти ли на диалог с режимом, который пытается измениться, сохраняя, однако, официальные советские идеалы, или же делать ставку на его скорейший развал, игнорируя происходившие в стране процессы, дискуссии в печати, постоянное сокращение числа табуированных для обсуждения тем. Тем более что многие люди — и в СССР, и за его пределами — искренне считали, что «перестройка» — это хитроумная имитация, задачей которой является введение в заблуждение мирового сообщества.
Соглашается с непременным условием, поставленным властью перед политическими заключенными — написать прошение о помиловании (хотя бы и не в унизительной форме, без признания вины). Такое условие вызвало возмущение немалого числа порядочных людей, считавших, что это не компромисс, а капитуляция. Направление властям прошения о помиловании (в любой форме) противоречило революционной стилистике, свойственной в начале ХХ века и социал-демократам, и социалистам-революционерам — но Сахаров менее всего был сторонником революции. Он являлся эволюционистом, понимавшим, что этот компромисс возможен, он не носит принципиального характера, не ломает судьбы людей. В этом Сахаров был политическим деятелем, понимавшим, как можно добиться реального результата. Прошло совсем немного времени, и о пресловутых прошениях уже почти никто не вспоминал.
Затем начинается избирательная кампания — полусвободная, полууправляемая, но все же конкурентная, впервые за все годы существования СССР дающая шанс ее оппонентам на представительство в законодательном органе власти. Сахаров решительно выступает за участие в выборах и уже в ходе кампании обходит ловушку — возможное столкновение с Борисом Ельциным в московском избирательном округе. Борьба между ними стала бы подарком для сил реакции, к тому времени уже понявших всю опасность демократии для их будущего. Однако Сахаров уступает, добившись избрания от Академии наук.
Уже на съезде он становится одним из самых решительных сторонников радикальных перемен. Но к этому времени Горбачев оказался перед выбором — продолжать ли лавирование между различными силами, все более оказываясь в зависимости от сторонников «жесткого курса» и уступая политическую инициативу Ельцину. Или пойти на союз с «неудобными» и критично относящимися к нему демократами. Горбачев старался оттянуть выбор, но все более склонялся в пользу первого сценария — и возможностей для компромиссов с демократами в связи с этим становилось все меньше.
Наступало время оппозиции — и Сахаров произнес это слово, бывшее одиозным в официальной советской истории. Требуя ускорения политических изменений, Сахаров вызывал неприязнь, а то и ненависть «агрессивно-послушного большинства», но проявлял себя более прозорливым политиком, чем старые партийные аппаратчики (исключая Ельцина, уж совершившего свой бунт против системы). В своем последнем в жизни выступлении за несколько часов до смерти он говорил о необходимости отмены 6-й статьи Конституции и о целесообразности политической забастовки. Эти темы стали знаковыми для политической жизни приближавшегося 1990 года.
Может ли политика быть моральной? Могут ли честные люди заниматься практической политикой, учитывая возможность компромиссов и их пределы? Могут ли правозащитники принимать прагматичные политические решения? Опыт последних лет жизни Сахарова свидетельствует о том, что на эти вопросы можно дать положительный ответ.
первый вице-президент Центра политических технологий
Тихий бунт: как академик Сахаров возглавил советских диссидентов
100 лет назад, 21 мая 1921 года, родился Андрей Сахаров — один из ярчайших ученых советской эпохи, вошедший в историю как борец с коммунистическим режимом. Как великий физик стал символом диссидентского движения — вспоминали «Известия».
Восторг перед всесилием
Первым его учителем стал отец — тоже физик, талантливый педагог. Сахаров вспоминал свои детские надежды на научное познание мира: «Меня очень волновала возможность свести все разнообразие явлений природы к сравнительно простым законам взаимодействия атомов, описываемым математическими формулами. Я еще не вполне понимал, что такое дифференциальные уравнения, но что-то уже угадывал и испытывал восторг перед их всесилием. Возможно, из этого волнения и родилось стремление стать физиком».
В 10-м классе он уже всерьез увлекся наукой. Потом физфак Московского университета, аспирантура Академического физического института, секретные разработки для армии. В годы войны его предложения помогли модернизировать работу Ульяновского патронного завода.
Воронка, образовавшаяся в результате подземного ядерного взрыва на Семипалатинском полигоне, где было проведено успешное испытание первой советской термоядерной бомбы РДС-6 в 1953 году
Возможно, именно это открытие советских ученых спасло мир от Третьей мировой: в Вашингтоне почувствовали силу Москвы и поняли, что с таким противником лучше договариваться, чем сражаться.
Когда Сахарова избрали академиком, ему исполнилось лишь 32 года. Он был на удивление равнодушен к материальным благам. Половину своих премий отдавал Красному Кресту, а позже на строительство онкологического центра. Физики восхищались его гениальной интуицией, его умением видеть каждую проблему «с чистого лица», без наслоений противоречивых гипотез — и совершать открытия.
Размышления об интеллектуальной свободе
Сахаров начал с пацифистских прожектов, которые вызывали раздражение Никиты Хрущева. Позже, в 1968 году, он написал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» — статью, которая принесла ему сенсационную известность на Западе. Это действительно был мощный довод против Кремля в холодной войне: трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий выступает с критикой советской политики, осуждает ввод войск в Чехословакию, говорит о нарушениях прав человека в «стране победившего социализма». «Каждый физик, найдя новое красивое решение, сразу начинает искать, чему в природе это решение соответствует», — считал Сахаров. Думается, он переносил этот принцип и на общественную жизнь. Только в политике в те годы публичная дискуссия и эксперименты не допускались.
Сахаров стал крупнейшим популяризатором теории конвергенции. Он считал, что обеспечить мирное развитие человечества можно только, отбросив все худшее, что есть в социализме и капитализме, и смешав все лучшее, поставив во главе этого наднационального образования некое мировое правительство — технократическое, не претендующее на ограничение гуманитарных свобод. Утопия? Во многом да. Но, во-первых, кто из амбициозных мыслителей разных времен не мечтал о мировом правительстве в той или иной форме? А во-вторых, разве уклад современного Китая нельзя определить понятием «конвергенция»? Да, вряд ли Сахаров стал бы сторонником «китайского пути». Но идеи никогда не сбываются от и до, и далеко не всегда реализация замыслов приносит удовлетворение великим мечтателям.
«Орудие пропаганды»
В 1972 году он женился на Елене Боннэр, которая, по признанию академика, стала для него «мозговым центром» в общественных делах. Его выступления стали еще радикальнее, он напрямую общался с иностранными журналистами, давал импровизированные пресс-конференции в собственной квартире. В советской прессе началась кампания против мятежного физика. 40 коллег-академиков выступили с осуждением коллеги: «Сахаров фактически стал орудием враждебной пропаганды против Советского Союза». Высокий статус всемирно известного ученого исключал возможность его ареста. К тому же Сахаров, один из создателей водородной бомбы, имел допуск к секретной информации, и потому его нельзя было, как Солженицына, лишить советского гражданства и выдворить за рубеж.
Народный депутат СССР, академик Андрей Сахаров (на заднем плане) с супругой Еленой Боннэр. 1989 год
Профессор Сергей Капица сетовал, что в те годы Сахарова втянули в своеобразный «политический бизнес», и он забросил науку. В воспоминаниях ведущего телепередачи «Очевидное — невероятное» есть любопытный эпизод, связанный со встречей двух великих ученых — его отца, Петра Капицы и Сахарова:
«Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо, пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: «Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии». Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: «Сергей, проводи, пожалуйста, гостей». Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины».
Нобелевскую премию выдающийся физик получил не за свои исследования, а, как сформулировали норвежские академики, «за бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми и мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». И была это Нобелевская премия мира, а не научная награда.
Всегда несогласный
Особенно раздражало Леонида Брежнева и его соратников, что академик продолжал «бунтовать» и в годы разрядки. Надо признать, что американская сторона на переговорах в 1970-е не слишком напирала на притеснения Сахарова — и все-таки его деятельность оборачивалась для нашей дипломатии дополнительными потерями. Власть сперва пыталась бороться с ним сравнительно мягкими методами. Никто не ставил Кремль и Старую площадь в такое заведомо проигрышное положение. Академик, лауреат, трижды Герой Соцтруда и вдруг не просто вольнодумец, а бунтарь, активный диссидент, умело работающий и с отечественным самиздатом, и с зарубежной прессой.
Академик Андрей Дмитриевич Сахаров на заседании ученых-естественников в зале гостиницы «Космос». 1987 год
На самом верху пытались найти способ усмирить бунтаря и в то же время не потерять его академические мозги. Лучше всех сформулировал это академик Пётр Капица в обстоятельном письме председателю КГБ Юрия Андропову:
«Сахаров и Орлов (Юрий Орлов — еще один выдающийся физик, близкий к диссидентскому движению. — «Известия») своей научной деятельностью приносят большую пользу, а их деятельность как инакомыслящих считается вредной. Сейчас они поставлены в такие условия, в которых они вовсе не могут заниматься никакой деятельностью. Таким образом, не приносить ни пользы, ни вреда. Спрашивается, выгодно ли это стране. Если спросить ученых, то они решительно скажут, что, когда такие крупные ученые, как Сахаров и Орлов, лишены возможности заниматься нормальной научной деятельностью, это приносит человечеству урон».
Капица замечательно формулировал: «Чтобы выиграть скачки, нужны рысаки. Однако призовых рысаков мало, и они обычно норовисты, и для них также нужны искусные наездники и хорошая забота. На обычной лошади ехать проще и спокойнее, но, конечно, скачек не выиграть». Увы, при всем уважении советской власти к науке, приносящей военную мощь, смириться с политической деятельностью Сахарова в ЦК и КГБ не могли. Слишком далеко он зашел, утверждая, что Советский Союз нуждается даже в давлении извне.
Семь лет ссылки
Сахарова отстранили от секретной работы, в советском обществе он превратился в изгоя. Противостояние академика с властью обострилось в конце 1979 года, когда «ограниченный контингент воинов-интернационалистов» перешел границу Афганистана. Сахаров назвал эту акцию «войной против афганского народа» — и его выступления на эту тему появились на первых полосах многих западных газет. В ответ с академиком поступили максимально жестко. Его как «духовного отщепенца, провокатора, который своими подрывными действиями давно поставил себя в положение предателя своего народа и государства» лишили всех государственных наград и сослали в Горький (ныне Нижний Новгород) — закрытый город, недоступный для иностранцев. Логика прозрачная: там выступления Сахарова потеряют мировой резонанс.
В Горьком академик находился, по существу, под домашним арестом. Он продолжал писать гневные письма советскому руководству, трижды держал длительную голодовку, требовал освобождения для супруги и для себя. Заграничные «радиоголоса» ежедневно сообщали о мытарствах академика. Академические регалии — единственное, чего государство не сумело отнять у выдающегося физика.
Встреча академика Андрея Сахарова и Елены Боннэр, вернувшихся 23 декабря 1986 года из семилетней ссылки
Ссылка продлилась почти семь лет. Наконец 16 декабря 1986 года в горьковской квартире академика раздался телефонный звонок. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев счел необходимым в личном разговоре объявить Сахарову, что он может вернуться в Москву, а его гражданские права больше не будут ограничиваться. Cвои обещания Горбачев сдержал. Он вряд ли ожидал, что через несколько лет Сахаров станет настоящим лидером парламентской оппозиции, причем непримиримым. И сыграет важную роль в резком падении популярности самого Михаила Сергеевича.
Во главе оппозиции
Академика избрали депутатом I Съезда народных депутатов СССР, на который Горбачев делал большую ставку. Там Сахаров молниеносно стал негласным лидером межрегиональной группы, лучшие ораторы которой запомнились выступлениями, лишенными всякого пиетета к «партии и правительству».
Академик Андрей Дмитриевич Сахаров на Съезде народных депутатов СССР
Сам Сахаров выступал подолгу, с запинками, не обращая внимания на регламент, — просто говорил о том, что наболело. «Уважайте съезд», — перебивал академика Горбачев и был формально прав. Но перестроечная интеллигенция воспринимала эти диалоги болезненно. Сутулая фигура гонимого диссидента многих привлекала куда больше, чем номенклатурный облик реформатора из ЦК КПСС.
Однажды он ошеломил съезд заявлением, что на афганской войне наши вертолетчики бомбили попавших в окружение советских солдат, чтобы те не попали в плен. На вопрос, откуда академик получил эту очевидно лживую информацию, он простодушно ответил: «Из передач зарубежного радио». В своей борьбе против «шестой статьи», которая обеспечивала монополию на власть КПСС, Сахаров нередко проявлял удивительную для ученого такого калибра доверчивость и неразборчивость в средствах.
Непрочитанный
Смерть академика 14 декабря 1989 года в 68 лет в разгар парламентской борьбы против «шестой статьи» потрясла всю страну. От панихиды в Колонном зале Дома Союзов семья отказалась: с Сахаровым прощались во Дворце молодежи, в президиуме Академии наук и в Физическом институте имени Лебедева. Все закончилось манифестацией в «Лужниках», которая, несмотря на прохладную погоду, превратилась в грандиозный оппозиционный митинг. Проститься с ученым пришел и Горбачев — тогда еще не президент СССР, а председатель президиума Верховного Совета и генеральный секретарь ЦК нелюбимой Сахаровым КПСС.
После 1991 года Сахарова попытались было превратить в некий аналог «демократического Ленина», в образец гражданственности. Но, надо сказать, старания оказались напрасными. Авторитет Сахарова оказался высоким, но его труды почти не читали даже политологи и историки. Ему открывали памятники, но доходчиво объяснить школьникам, что это был за человек и чем он велик, «властители дум» ельцинской России не сумели. Скорее всего, их просто увлекали дела более суматошные, злободневные и доходные.
Борис Николаевич Ельцин на траурной церемонии прощания с академиком Андреем Сахаровым. У гроба — вдова Елена Георгиевна Боннэр
Как наивный академик разрушил СССР
23 декабря исполняется ровно 30 лет с того момента, как в Москву из ссылки вернулся академик Андрей Сахаров. До этого он жил в городе Горький, ныне Нижний Новгород, куда был сослан за ведение диссидентской деятельности. Во многом Сахаров – это уникальный человек, продукт двадцатого столетия, со всеми его удивительными историческими, идеологическими и иными зигзагами. Начав свой большой путь как создатель водородной бомбы, он закончил его как убежденный либеральный демократ. А учитывая все высказанные им общественно-политические идеи, его вполне можно называть отцом нашей современной так называемой «несистемной» оппозиции. Несмотря на то, что сам Сахаров, кажется, искренне верил в свои идеи, их реализация вряд ли стала бы благом для страны, которую этот человек хотел «перестроить» со своих идеалистических позиций.
Проведенное в 1953 году испытание водородной бомбы стало настоящим триумфом для молодого Андрея Сахарова. В свои 32 года он вполне мог встать в ряд вместе с величайшими физиками планеты. После этого ученый, минуя ступень члена-корреспондента, сразу же был избран академиком. Триумф «маленького человека» сочетался с ликованием огромной державы. Еще бы, ведь новое смертоносное вооружение значительно повышало шансы СССР в борьбе с Соединенными Штатами. К тому же достижение ядерного паритета, который был одной из основных составляющих военного равновесия двух держав, позволило в итоге предотвратить новую мировую бойню, поскольку уже сразу после окончания Второй Мировой войны в Вашингтоне было немалое количество «ястребов», желавших покончить с СССР путем атомной бомбардировки его городов.
Однако наибольшее влияние на его дальнейшую деятельность оказало знакомство в том же 1970 году с Еленой Боннэр. К тому времени она уже была достаточно известным в диссидентских кругах активистом. Вступив в компартию в 1956 году, она покидает её после событий «пражской весны», когда войска Организации стран Варшавского договора (ОВД) вступили в столицу Чехословакии под предлогом прекращения либеральных реформ в этой стране. В результате тех событий, по её собственным словам, она полностью меняет свою позицию и становится убежденным сторонником «защиты прав человека».
Сахаров и Боннэр в Горьком
Сахаров и Боннэр быстро нашли общий язык на ниве этой деятельности. Причем зачастую их действия квалифицировались властью не иначе, как хулиганские выходки. Так, в 1976 году академик вместе со своей женой отказались подчиняться правоохранительным органам во время заседания местного областного суда. При этом сам Сахаров, как следует из рапортов, постоянно кричал на стражей порядка: «Вот вам, щенки, от академика»,
сопровождая свою брань разного рода нецензурными жестами, а также нанеся милиционерам несколько ударов. Сама же Боннэр ударила по лицу коменданта суда, который попытался успокоить разбушевавшуюся парочку. В том же году они устроили дебош в Иркутском аэропорту, затем оскандалились в Московском педагогическом институте, обзывая последними словами тамошнюю профессуру. Попадали они в милицейские сводки и за свои хулиганские действия у здания Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, у Люблинского суда Москвы и в других местах. Властям подобный балаган в конце концов надоел, посему буйный академик со своей не менее бесноватой женой были выдворены из Москвы в город Горький. Что, впрочем, вряд ли можно считать суровой мерой, учитывая, что между двумя городами всего лишь несколько часов езды на поезде. С декабристами, которых отправляли в своё время в самые отдаленные и суровые уголки Сибири, ссылка академика Сахарова и его благоверной вряд ли может сравниться.
К тому времени Сахаров разработал так называемую «теорию конвергенции». Суть её в том, что рано или поздно идеологическая борьба между США и СССР сойдет на нет, и обе стороны сблизятся, а затем и вовсе сольются в единую мировую систему. Способствовать этому должны внутренние перемены в обеих странах: СССР должен стать более либеральным по примеру США, а Штаты – более социалистическими по примеру Союза. Таким образом, обе системы станут похожими друг на друга и мешавшие ранее сближению идеологические разногласия сойдут на нет. Строиться всё это должно на «гуманистических и общечеловеческих принципах» уважения личности и защиты прав человека.
С одной стороны, выглядит довольно красиво. В речах и на бумаге. В реальности же «теория конвергенции» была изначально мертворожденным ребенком, поскольку пыталась понять этот мир, а также две глобальные системы и суть борьбы между ними через призму либерального идеализма, тогда как в мире уже вовсю властвовал политический прагматизм. Как в Москве, так и в Вашингтоне сидели бескомпромиссные прагматики, для которых уступки в мировой геополитической борьбе сразу же ставили на кон весь ход Холодной войны. Для Советского блока, находившегося на положении осажденной крепости, необходимо было просто выстоять и по возможности распространить свою систему на как можно большее количество стран, таким образом прорвав блокаду со стороны США и их союзников. Штаты же были заинтересованы в полном уничтожении СССР и распаде мировой системы социализма. И академик Сахаров, который своей теорией проповедовал принятие Союзом на государственном уровне элементов либеральной западной системы, был отличным инструментом для реализации их замыслов. Понимал ли тогда сам академик, что стал палочкой в руках западных «дирижеров»?
В любом случае, его звездный час настал уже после начала перестройки. Он возвращается в Москву в декабре 1986 года и практически сразу приступает к активной общественной деятельности. Он начинает всё более жестко критиковать действующую политическую систему и привилегированное положение партийных чиновников. Во многом эта критика была справедлива, поскольку советская партномеклатура к тому времени представляла собой уже окончательно разложившуюся массу, паразитировавшую на теле постепенно умирающей страны.
Сахаров на Съезде народных депутатов
Тем не менее, академик позволял себе крайне неоднозначные, непроверенные и откровенно провокационные заявления. Так, в июне 1989 года с трибуны Съезда он начал рассказывать о судьбе советских военнослужащих в Афганистане. Академик буквально шокировал всех собравшихся, заявив, что во время войны «оказавшихся в окружении военнослужащих Советской Армии расстреливали с советских же вертолетов, дабы предотвратить попадание несчастных солдат в плен к врагу».
К тому же времени принадлежит его известный проект новой конституции СССР, в основе которой, по словам самого Сахарова, лежит «защита прав личности и права всех народов на государственность». Впрочем, правовое государство в России ученый видел довольно своеобразно. Так, он предлагал расчленить страну на 50 маленьких государств, каждая из которых должна получить собственное правительство, законодательство, финансовую систему, армию. Помимо всего прочего, он предполагал предоставить независимость национальным республикам России, таким как Татарстан, Башкирия, Якутия и другие. Остальную же территорию России он предлагал разделить на четыре государственных образования. То же самое предполагалось сделать и в союзных республиках. После этого 50 независимых государств заключают межгосударственный союз, весьма условно объединяясь в «мягкую» конфедерацию. Фактически Сахаров выступил за распад России и отделение от неё земель, которые она потом и кровью собирала все прошедшие столетия.
Неизвестно, действительно ли Сахаров верил в свои идеи и действительно ли считал их полезными для общества и страны. Однако вполне может быть, что та же «новая конституция» является детищем вовсе не Сахарова, а его жены Елены Боннэр, имевшей, как утверждали современники, полную власть над своим мягкохарактерным мужем. Властная женщина, она не позволяла сделать попавшему под её полное влияние мужу ни единого шага без её одобрения. Сам ученый в своем дневнике как-то написал про свою жену: «Люся подсказывала мне многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она – организатор и мозговой центр». Поэтому вполне вероятно, что всё то, о чем писал академик, а также то, о чем он говорил с самых разных трибун, было вложено в его уста властной женой, пристально следившей за тем, как бы слабовольный академик не сказал что-то отличное от ее убеждений.
О степени подчиненности Сахарова его жене, подозреваемой советскими спецслужбами в связях с ЦРУ, наглядно говорят воспоминания художника Сергея Бочарова, который в 1982 году гостил у четы на их квартире в Горьком. В своем интервью «Экспресс-газете», он упомянул об идеологических взглядах Сахарова. По словам Бочарова, академик далеко не всё «видел в черных красках, при этом иногда даже хваля советское правительство за некоторые успехи». «Но за каждую такую реплику получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, ему досталось не менее семи раз. Тем не менее, он безропотно это сносил, и было видно, что Сахаров уже к этому привык», – рассказал художник.
Слева направо: Маргарет Тэтчер, Андрей Сахаров и Елена Боннэр. Фото: GettyImages