Заводной апельсин спектакль о чем
«Заводной апельсин» в Театре наций стал биографическим
Мир поломался, и вообще он больше похож на дурацкую механическую игрушку из «Детского мира», которую вот-вот докурочат жестокие мальчишки. Эта не слишком новая мысль, заложенная в книгу «Заводной апельсин», не производила бы столь сильного впечатления, не знай мы обстоятельств, сопутствовавших созданию автором своего opus magnum.
Третий подход
«Заводной апельсин» – третий спектакль Филиппа Григорьяна в Театре наций. До этого он поставил «Камень» по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга и «Женитьбу» по Гоголю.
Кстати, по поводу kala: переводчики «Заводного апельсина» обычно передавали вкрапленные в текст русские слова латиницей, но для театра это, ясное дело, не выход, и режиссер Филипп Григорьян доверился машинному интеллекту, пропустив текст дважды через Google Translate. Логика в этом есть: актеры используют раскуроченные, но еще не вконец доломанные языковые конструкции. Век вывихнут, язык вывихнут, а Андрей Смоляков, один из лучших актеров поколения 50-летних, в роли Писателя чем-то похож на Гамлета-машину. Или, если хотите, заводного Гамлета.
Именно Писатель и его Жена (Елена Морозова) становятся главными героями спектакля, а вовсе не насильник Алекс с дружками. Сюжет побоку: на сцену не выйдут ни банды подонков, облюбовавших бар Moloko, ни орды тюремщиков и психиатров, которые пытаются вправить им мозг. Алекса не существует – это чудовище, порожденное разумом самого Писателя. Алекс – одновременно и опухоль в его мозгу, и выкидыш из чрева его жены. Персонифицированное Зло, роль которого поделена сразу между двумя актерами: Алекса Воображаемого играет Александр Новин, а Алекса Реального – Антон Ескин. Чем не средневековое моралите, где на сцену выводились пороки и добродетели?
Придумывая сценографию для спектакля, Григорьян явно вдохновлялся не сюрреалистическими образами фильма «Заводной апельсин» (1967). Подозрительно безмятежные интерьеры гостиной заставляют вспомнить скорее не о Стенли Кубрике, а о Дэвиде Линче, но кажется, что иногда Григорьян бегал подсматривать и в расположенный недалеко от Театра наций «Детский мир»: и Черный рыцарь, в облике которого на сцене появится Алекс, и оживший Садовый гном (недвижная скульптура превращается в приплясывающего ведущего телешоу – эта ловкая метаморфоза поручена лилипуту Вано Мираняну) откуда-то оттуда, из отдела игрушек.
Начавшись трагедийными нотами, «Заводной апельсин» чем дальше, тем больше уходит в трэш, а ключевая сцена спектакля сильно напоминает эстетику режиссера Владимира Епифанцева. Помните его пародийные рекламные клипы «АнтиТайд» начала 2000-х, где к домохозяйкам врывался мужик с окровавленным топором: «Вы еще стираете? А мы уже рубим!» Веселая трэшевая сцена из спектакля Епифанцева «Сон в летнюю ночь» (2004), за которой зритель наблюдал на видео, повторена в «Заводном апельсине» почти точь-в-точь. Камера следит за Писателем и его Женой, которые отвозят Алекса в багажнике в лес и с удовольствием рубят плохиша на котлеты, сопровождая финал этого моралите поучительными цитатами из Маяковского: «Если ты порвал подряд книжицу и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик». Впрочем, как еще покарать Зло в сегодняшних обезбоженных моралите? Разве что притворившись deus ex machinа, что переводится на русский как «бог из автомобиля».
Цитрусовый ад
«Заводной апельсин» в Театре наций
В Театре наций вышел «Заводной апельсин». Спектакль известного перформера и режиссера Филиппа Григорьяна по мотивам культового романа Энтони Берджесса посмотрела АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
В 1961-м, за год до написания «Апельсина», Берджесс побывал в Ленинграде, общался со стилягами, после этого смешал русские слова, тюремный жаргон и лондонский кокни — так появился сленг, на котором разговаривает Алекс, обаятельный 15-летний монстр и главарь банды, от его лица ведется рассказ. Этот сленг автор назвал «надсат» или «надцать», то есть речь «надцатилетних». А еще за несколько лет до того Берджесс упал в обморок на своей лекции и очнулся в больнице с диагнозом «рак» и сроком в восемь месяцев — ровно столько отпустили ему врачи. Диагноз не подтвердился, но Берджесс с тех пор стал писать без выходных. Собственно, что ему оставалось — жена тихо спивалась рядом, и у нее были причины: в 1942-м, вскоре после их свадьбы, Энтони призвали в армию, а беременную Луэллу изнасиловали четверо дезертиров. Ребенок погиб, Берджесса не отпустили со службы к жене в больницу. Вся дальнейшая жизнь писателя (умер он в 1993-м) — попытка избыть из себя ту трагедию.
Филипп Григорьян вчитался не только в роман, но и в биографию автора, изобразившего в «Апельсине» самого себя под именем писателя Александра Ф., на столе которого лежит рукопись «Заводной апельсин» и жену которого банда Алекса насилует на глазах мужа. Так что спектакль получился не о герое романа, а о его авторе, проживающем и набивающем свою поломанную жизнь на пишущей машинке. Чтобы заразить зрителя этим ощущением «сломанного, раненого текста», режиссер вместе с драматургом Юрием Клавдиевым закинули часть реплик в Google Translate. «Мне нужен был инструмент преодоления, элемент насилия в тексте»,— объясняет Григорьян в программке. Его чуткость к первоисточнику достойна уважения, как и догадка о том, что «все жертвы Алекса — одно лицо, которое выглядывает из-за каждой жертвы». Лицо самого автора, который, добавим от себя, неслучайно назвал героя и писателя одним именем.
На зелененьком газоне стоит беленький домик, за стеклянной стеной гостиная, в которой сначала мелькнет громадный темный шар — точно повторяя кадр из знаменитого фильма Стэнли Кубрика, а потом исчезнет, освободив пространство со стеллажами, уставленными яркими корешками книг. Писатель (Андрей Смоляков), нацепив наушники, стучит на машинке, пока громила в черном (Антон Ескин) бьет и насилует женщину — на газоне, рядом с садовым столом. Всласть настучавшись и послушав Бетховена, писатель обнаружит насильника, тот демонстративно защелкнет сам на себе наручники и отправится на тюремную койку в правый угол сцены.
Перформанс, декорации и костюмы для которого придумал сам Григорьян, повторяется с вариациями: вот жена выносит на стол пирог — после первой сцены на лице Елены Морозовой появляется то ли гипсовая маска, то ли бинты, как бывает после тяжких повреждений. Отчаявшись разрезать пирог, писатель яростно бьет его об стол, засыпая сидящих в двух шагах зрителей Малой сцены сахарной пудрой. На Андрее Смолякове нет маски — ему удается превратить в нее собственное лицо, застывшее от ужаса, как если бы перед глазами всегда теперь было изображение женщины, поникшей и распластанной на траве,— так он и произносит вслух отрывки романа. Глаголы не спрягаются, речь непоправимо вывихнута. Мир вывихнут. Вместе с тревожной музыкой, издевательски веселым домиком это довольно сильно действует — зритель, вжавшись в кресла, ждет продолжения. А его нет. То есть сцены сменяют друг друга, перформативность уступает место психологическому театру, традиционному, но сдобренному черным юмором и хорошо сыгранному. А уж бетховенский «Сурок» в джазовом исполнении Морозовой прямо надрывает душу. «Теперь понятно, че я где»,— заявляет рыцарь в черных доспехах, тот бишь Алекс в юности (остроумная игра Александра Новина), являясь к не ждавшим его родителям (в них превращаются те же Морозова и Смоляков) из тюряги. Следует смешное видео, названное «методическим пособием»: на нем одетые в хаки мама с папой привозят плохого сынка в русский лес и кромсают на бифштексы, напоследок прочтя Маяковского: «Если ты порвал подряд книжицу и мячик, / Октябрята говорят: плоховатый мальчик». Зритель смеется, но уже недоумевает. Интересно заявленная тема не развивается. И в общем во второй половине со спектаклем происходит то, что сам Григорьян так точно сформулировал в программке,— «это сломанный заводной апельсин, сломанные часы, они тикают, но никуда не идут».
Colta.Ru, 23 сентября 2016 года
Антон Хитров
Плод фантазии
«Заводной апельсин» Филиппа Григорьяна в Театре наций
Не считая нынешней премьеры, в репертуаре Театра наций числятся две постановки Филиппа Григорьяна — антифашистский «Камень» по пьесе Мариуса фон Майенбурга, лидера современной немецкой драматургии, и поп-артовая «Женитьба» по Гоголю. Выпущенный на экспериментальной Малой сцене «Заводной апельсин» — совсем другая история. Режиссер поменял подход к литературному материалу: с прозой британца Энтони Берджесса он — парадокс — обращается куда свободнее, чем с актуальной драмой Майенбурга и классической комедией Гоголя, сохранившимися на сцене в полном объеме.
Пьесу для театра писал «новодрамовец» Юрий Клавдиев, но на сцене звучит реверсивный перевод его текста, сделанный с помощью Google Translate. Персонажи Берджесса говорят на вымышленном жаргоне «надсат», изобилующем русской лексикой (в 60-х автор посещал Ленинград) — предполагается, что читатель романа не до конца понимает написанное. Режиссер добивался того же эффекта. По сравнению с теми же «Камнем» и «Женитьбой» в «Заводном апельсине» уменьшилась роль не только литературы, но и речи как таковой: «редактура» автопереводчика Google делает ее труднодоступной для восприятия на слух. А значит, на первый план выходит визуальная составляющая — традиционно самая сильная сторона режиссуры Григорьяна.
Художники (сам Григорьян и выпускница Дмитрия Крымова Влада Помиркованая) поселили персонажей в идеальный дом из рекламы коттеджей: книги в кабинете подобраны по цвету обложки, а прием пищи немыслим без нарядной скатерти. Идиллическая картина рушится моментально, в течение первых минут: пока муж-писатель наслаждается музыкой, Алекс (реальный) насилует жену на газоне. В следующем эпизоде она возвращается с головой, обмотанной бинтами, чтобы как ни в чем не бывало накрыть на стол. Супруг хочет подыграть, пробует разрезать пирог — но он оказывается каменным. Драматургию спектакля формируют визуальные события — повязка, скрывающая лицо; несъедобная пища; рыцарь, одетый во все черное; дом, охваченный пожаром; огромный черный шар, заполняющий комнату.
Григорьян-сценограф давно исследует тему китча, который как нельзя лучше выражает массовое сознание, — именно этому сюжету была посвящена его предыдущая большая работа, «Женитьба». В «Заводном апельсине» лужайку перед домом украшает садовый гном — эталон этого вездесущего стиля. В конце спектакля предмет декора ловко подменяет загримированный Вано Миранян (актер-талисман Григорьяна, носивший в нескольких его постановках костюмы плюшевых мишек и чебурашек). Ожившая статуэтка задорно ведет телешоу, демонстрируя публике нового, якобы исправившегося Алекса — видимо, заколотого докторами до состояния овоща. Садовый гномик ассоциируется с совершенно определенным укладом жизни — и Григорьян представляет его как карикатуру на обывателя, одержимого собственной безопасностью.
«Заводной апельсин» — первый проект режиссера со времен мультижанрового «Полнолуния» (2011), выходящий за традиционные драматические или оперные рамки: здесь нарушается логика повествования, речь не всегда доносит смысл, а разговорные сцены чередуются с долгими пантомимами. Перед нами совершенно свободная композиция: скажем, в середине спектакля режиссер делает перерыв на видеовставку — брутальный короткометражный триллер о похищении, где те же артисты играют совершенно других персонажей. Новой постановкой Григорьян напоминает, что в начале карьеры занимался перформансом — вероятно, самым ненормативным зрелищным искусством.
Известия, 22 сентября 2016 года
Светлана Наборщикова
Апельсиновый кошмар Энтони Берджесса
В Театре наций инсценировали культовое произведение британского классика
Новый сезон Театр Наций открыл очередной инсценировкой. «Заводной апельсин» по мотивам романа Энтони Берджесса — читаем в афише. Та самая культовая утопия о подростковом насилии, взрослом наказании, бессмысленности первого и бесполезности второго. Впрочем, при внимательном просмотре опуса закрадывается сомнение — а Берджесс ли это?
Куда, например, делся знаменитый «надсат» — вымышленный арго британских подростков, в который писатель включил русские слова droog, malchik, korova, litso и множество других, выученных при общении с ленинградскими стилягами? У отечественных переводчиков было немало трудностей с адаптацией странных букв. В Театре Наций их преодолели, прогнав текст через электронный переводчик. Получившиеся в итоге перлы — «я буду не ходить» — намекают на языковое своеобразие романа, хотя и изрядно напрягают восприятие.
— Произведение повествует о насилии, — замечает режиссер Филипп Григорьян, — в том числе насилии над языком.
Невежливо обходятся авторы и с персонажами. Малолетний садист Алекс «раздваивается» на Алекса реального и Алекса воображаемого. Kisa (женский символ 1960-х: прическа «кошачьи ушки», шпильки, юбка-колокол), жертва насильников и жена писателя, напротив, сливаются в одно лицо. Ну а сам писатель («хмырик» в терминологии Алекса) из эпизодического, хотя и важного персонажа становится центром сюжета.
История закручивается вокруг него и рассказывается от его имени. Другого варианта в данном раскладе не дано. Играющий эту роль Андрей Смоляков — актер настолько мощный и харизматичный, что автоматически стягивает к себе линии повествования.
Живет писатель в уютном коттедже респектабельного пригорода, и всё бы замечательно, если бы к ряду приятностей — любимой библиотеке, бюстику обожаемого Бетховена на полке, понимающей конфидентке — пишущей машинке — не прилагался сын Алекс, отбывающий наказание за разбой и убийства.
«Что же с тобой, Алекс?» — меланхолически вопрошает писатель, выйдя на крыльцо. И Алекс воображаемый — герой его биографического романа — не заставляет себя ждать: под патетические раскаты симфонического Бетховена грабит и насилует кису-жену.
«Заходите в нашу кунсткамеру, — приглашают авторы. — Уродств много, все атрибутированы: размышляйте и ужасайтесь. И не забывайте, что находитесь в театре — в кино режиссер пригласит вас особо, когда в апологии насилия потребуется мощный финальный аккорд».
Ведомости, 12 октября 2016 года
Глеб Ситковский
Мы ломали апельсин
«Заводной апельсин» в Театре наций стал биографическим
Режиссер Филипп Григорьян обрубил большинство сюжетных линий романа и сделал упор на жизни писателя Энтони Берджеса.
Мир поломался, и вообще он больше похож на дурацкую механическую игрушку из «Детского мира», которую вот-вот докурочат жестокие мальчишки. Эта не слишком новая мысль, заложенная в книгу «Заводной апельсин», не производила бы столь сильного впечатления, не знай мы обстоятельств, сопутствовавших созданию автором своего opus magnum.
Кстати, по поводу kala: переводчики «Заводного апельсина» обычно передавали вкрапленные в текст русские слова латиницей, но для театра это, ясное дело, не выход, и режиссер Филипп Григорьян доверился машинному интеллекту, пропустив текст дважды через Google Translate. Логика в этом есть: актеры используют раскуроченные, но еще не вконец доломанные языковые конструкции. Век вывихнут, язык вывихнут, а Андрей Смоляков, один из лучших актеров поколения 50-летних, в роли Писателя чем-то похож на Гамлета-машину. Или, если хотите, заводного Гамлета.
Именно Писатель и его Жена (Елена Морозова) становятся главными героями спектакля, а вовсе не насильник Алекс с дружками. Сюжет побоку: на сцену не выйдут ни банды подонков, облюбовавших бар Moloko, ни орды тюремщиков и психиатров, которые пытаются вправить им мозг. Алекса не существует – это чудовище, порожденное разумом самого Писателя. Алекс – одновременно и опухоль в его мозгу, и выкидыш из чрева его жены. Персонифицированное Зло, роль которого поделена сразу между двумя актерами: Алекса Воображаемого играет Александр Новин, а Алекса Реального – Антон Ескин. Чем не средневековое моралите, где на сцену выводились пороки и добродетели?
Придумывая сценографию для спектакля, Григорьян явно вдохновлялся не сюрреалистическими образами фильма «Заводной апельсин» (1967). Подозрительно безмятежные интерьеры гостиной заставляют вспомнить скорее не о Стенли Кубрике, а о Дэвиде Линче, но кажется, что иногда Григорьян бегал подсматривать и в расположенный недалеко от Театра наций «Детский мир»: и Черный рыцарь, в облике которого на сцене появится Алекс, и оживший Садовый гном (недвижная скульптура превращается в приплясывающего ведущего телешоу – эта ловкая метаморфоза поручена лилипуту Вано Мираняну) откуда-то оттуда, из отдела игрушек.
Начавшись трагедийными нотами, «Заводной апельсин» чем дальше, тем больше уходит в трэш, а ключевая сцена спектакля сильно напоминает эстетику режиссера Владимира Епифанцева. Помните его пародийные рекламные клипы «АнтиТайд» начала 2000-х, где к домохозяйкам врывался мужик с окровавленным топором: «Вы еще стираете? А мы уже рубим!» Веселая трэшевая сцена из спектакля Епифанцева «Сон в летнюю ночь» (2004), за которой зритель наблюдал на видео, повторена в «Заводном апельсине» почти точь-в-точь. Камера следит за Писателем и его Женой, которые отвозят Алекса в багажнике в лес и с удовольствием рубят плохиша на котлеты, сопровождая финал этого моралите поучительными цитатами из Маяковского: «Если ты порвал подряд книжицу и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик». Впрочем, как еще покарать Зло в сегодняшних обезбоженных моралите? Разве что притворившись deus ex machinа, что переводится на русский как «бог из автомобиля».
РГ, 10 октября 2016 года
Наталья Шаинян
Отцы и граждане
В Театре Наций Филипп Григорьян поставил «Заводной апельсин»
На Малой сцене Театра Наций режиссер Филипп Григорьян поставил «Заводной апельсин» по мотивам романа Энтони Берджесса, оркестровав их с помощью Юрия Клавдиева и Ильи Кухаренко, художницы Влады Помиркованой и хореографа Сергея Землянского. Из элементов, образов, сюжетов романа авторы создали, как из кусочков мозаики, самостоятельное произведение о тотальности насилия.
Театрал, 13 октября 2016 года
Марина Шимадина
В Театре наций изучают синдром Бёрджесса
«Заводной апельсин» перевели через Google translate
Первой премьерой Театра Наций в новом сезоне стал спектакль Филиппа Григорьяна «Заводной апельсин». Но поставлен он не по фильму Стэнли Кубрика, в духе моды на театральную адаптацию киноклассики, и даже не по роману Энтони Бёрджесса, который лег в его основу. Режиссера интересовал не столько феномен зла и агрессии у малолетних преступников, сколько фигура самого автора этой страшной книги.
Григорьян предлагает взглянуть на эту историю изнутри, глазами самого писателя, которого играет Андрей Смоляков. Не в силах справиться с вывихнутой, непоправимо сломанной жизнью он начинает придумывать свою, вторую реальность. И добрую треть сценического времени эпизоды из романа (про избиение бомжа-ветерана и ограбление ювелирного магазина) излагает сам автор, к тому же – на выдуманном сленге «надсат». У полиглота Бёрджесса это был подростковый жаргон, собранный из русских словечек, которые он привез из советского Ленинграда, пообщавшись там с местными стилягами. «Надсат» намеренно затруднял понимание англоязычных читателей.
Чтобы создать такой же искусственный язык в спектакле, драматурги проекта Юрий Клавдиев и Илья Кухаренко пропустили целые куски пьесы через Google-translate и получили текст, хромающий на все падежи и неудобоваримый на слух. Андрей Смоляков – прекрасный актер, способный сыграть массовую сцену в одиночку, но он пытается работать с этим мертворожденным языком так же, как с обычным, раскрашивает его эмоциями, и ни к чему хорошему это не приводит. Язык и способ актерского существования не стыкуются.
Впрочем, Филиппу Григорьяну всегда лучше удавались визуальные образы, чем общение с текстом. Вот и здесь интереснее всего выглядят сцены, где не произносится ни слова. Например, пролог спектакля, где всю комнату писателя заполняет огромный черный шар, похожий на раковую опухоль сознания, набухшего страшными видениями. Или красноречивый эпизод, когда жена писателя (Елена Морозова) в ярком платье-колоколе по моде 60-х накрывает на стол под легкомысленную музыку, но глянцевую красоту картинки нарушает тот факт, что голова её наглухо перемотана бинтами. Метафора показного благополучия, буржуазной маски, которая скрывает гниющие, не заживающие раны, так сказать, налицо.
Одна из главных тем спектакля – тема ответственности художника, который поэтизирует зло, наделяет его эстетическими чертами и возводит в культ. В постановке Театра Наций два Алекса: один реальный, гопник в тренировочном костюме (Антон Ескин), насилует жену писателя на лужайке перед домом. Другой, уже рожденный фантазией автора, появляется на сцене в доспехах космического воина с мечом. Но режиссер тут же сбрасывает его с котурнов: под рыцарскими латами оказывается всего лишь истеричный подросток (Александр Новин), а его хриплый инфернальный бас, искаженный микрофоном, превращается в смешной мультяшный фальцет.
Григорьян продолжает играть с эстетикой масскульта, как и в своем предыдущем спектакле в Театре Наций – гоголевской «Женитьбе», которую он превратил в реалити-шоу с Ксенией Собчак. В «Заводном апельсине» тоже есть шпильки в сторону телевидения: аккуратный домик с зеленой лужайкой выглядит декорацией для какого-то сериала, а вдруг оживающий садовый гном начинает бодро вести ток-шоу с якобы излечившимся Алексом.
В качестве методического фильма, который в романе бесконечно крутили перед героем, надеясь навсегда избавить его от склонности к насилию, тут выступает любительское кино в стиле «дети в подвале играли в гестапо». Но тут режиссеру явно изменяет вкус: история про то, как мама с папой привезли плохого мальчика в лес в багажнике и начали зверски пытать, похожа на трэш-хоррор. Григорьян пытается снять с героев романа романтический флер демонизма, профанируя и принижая стилистику повествования. Но вступая на территорию пародии китча, очень легко попасть в сети этого стиля, так же как автор романа стал заложником и невольным Пигмалионом своего героя.
«Заводной апельсин» в Театре наций: автор — Google Переводчик
Лента новостей
Все новости »
Как рассказывают создатели концепции спектакля, они прибегли к помощи машинного перевода, чтобы сохранить для русскоязычного зрителя эффект языка надсат, который используется в легендарном романе Энтони Берджесса
Театр Наций 17 сентября откроет марафон премьерных работ нового сезона спектаклем «Заводной апельсин». Пьесу поставил режиссер Филипп Григорьян по одному из культовых произведений ХХ века — одноименному роману Энтони Берджесса. Полноценным «соавтором» сценария стал Google Переводчик.
История романа «Заводной апельсин» связана с биографией автора. Известно, что Берджесс был скромным преподавателем литературы, ветераном войны, служил на Гибралтаре. Его молодую жену изнасиловали, она потеряла ребенка, но его не отпустили из армии к ней в больницу. В результате душевной травмы женщина, как признавался сам автор, спилась и умерла. «Заводной апельсин» для Берджесса — попытка пережить эту историю, а заодно и диагноз, который писателю вскоре поставили, — опухоль мозга.
Этот роман — гештальт, своеобразная психотерапия, а искажение текста, пропущенного через электронный переводчик, становится художественным приемом постановки. Берджесс некоторое время провел в СССР, и роман написан на созданном им языке надсат — английском со вставками русских, в том числе жаргонных слов, говорит соавтор концепции спектакля «Заводной апельсин» Илья Кухаренко.
Илья Кухаренко соавтор концепции спектакля «Заводной апельсин» «Берджесс сформировал язык надсат, на котором разговаривают герои «Заводного апельсина», и этот язык для английского читателя всегда был, как битое стекло в траве, по которой ты идешь босиком, потому что русские слова, записанные латиницей, все время заставляют тебя спотыкаться внутри текста. Почему и возник Google Translate — потому что как раз для русского читателя такого эффекта не происходит, в русских переводах мы просто видим русские слова, записанные либо латиницей, либо кириллицей, но мы о них не спотыкаемся, и даже когда мы читаем этот роман по-английски, мы все равно видим, что значат эти русские слова. Хотелось бы все-таки, чтобы эта особенность языка сохранилась».
На спектакль собирается аншлаг. Реальная стоимость билетов — от 300 рублей до полутора тысяч. Все раскуплено до октября. У перекупщиков места даже не на премьеру стоят от 4500 до 8500 рублей. В театре сообщили, что шансы купить билет появятся только в ноябре.
Мария Ревякина директор Государственного театра наций «Билетов на «Заводной апельсин» нет. Цены на билет у нас очень невысокие. У нас вся Малая сцена — это до полутора тысяч. «Заводной апельсин» у нас только 5-6 октября, дальше будет ноябрь».
Но спекулянты — проблема не только российская. По завышенным ценам приходится покупать билеты во всем мире. Вот что рассказали тенор Юсиф Эйвазов и оперная певица Анна Нетребко в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу:
Премьера «Заводного апельсина» пройдет в Театре наций 17 сентября в 20:00.
Спектакль Заводной апельсин в театре Наций
COVID-FREE. Внимание! Посещение всех мероприятий с 28 октября 2021 года возможно только при предъявлении действующего цифрового сертификата (QR-кода) и паспорта. QR-код могут получить те, кто:
Постановка идет на сцене Московского театра Наций, покупайте билеты на спектакль Заводной апельсин по цене от 700 онлайн с данной страницы или по телефону +7(499)288-28-50. Быстрая бесплатная доставка по Москве, оплата картами Visa, Mastercard, Мир.
Актеры принимающие участие
Билеты на «Заводной апельсин»
Отзывы об этом спектакле
Читайте и пишите свои отзывы для постановки «Заводной апельсин» Московского театра Наций.
История о том, как культурный человек сталкивается со злом
Режиссер Григорьян поставит театральное представление, которое основывается на романе Берджесса. Уникальный сюжет будет реализован актерским составом, который точно заставит зрителей поверить в происходящее на сцене. Главные роли исполнят Новин, Смоляков и Морозова. Авторы постарались сильно разнообразить подачу этого представления, и интерпретировали диалоги и монологи. Артисты будут читать переведенное при помощи специального ресурса оригинальное произведение.
При этом, была оставлена только основная тема истории и ее общий смысл, а вот весь мотив и прочие аспекты были полностью изменены авторами. Это означает, что зрителю будет представлено произведение с особым построением, которое точно должно запомниться. Необходимо как можно быстрее купить билеты, чтобы попасть на этот удивительный спектакль.