Зиммель г показал что уникальность неповторимость социальных событий в истории рождают
Зиммель г показал что уникальность неповторимость социальных событий в истории рождают
Сегодня одной из актуальных проблем исследования социального времени является проблема связи между социальной структурой и различиями в использовании времени. Этот вопрос анализирует М.Беллони (см.: Belloni M. Social time dimentions as indicators of class distinction in Italy//Intern. Social sciences j. – Paris, 1986. Vol.38. № 1. Р.6576). Дневное время разбивается им на «обязательное время», «принудительное время», «необходимое время». «обусловленное время», «свободное время». У высших классов обязательное время составляет меньшую, а свободное большую часть, чем у других классов, что указывает на большие возможности организации своего времени и высокое качество жизни /исследование проводилось в Турине/.
М.Беллони выявляет возникшую и набирающую силу тенденцию женщин всех классов к сокращению времени пребывания на оплачиваемой работе. Он связывает её с нежеланием женщин полностью идентифицировать себя с миром работы.
Во 2 и половине XX века изменилось отношение к труду. Работа в индустриально развитых странах перестала быть только средством заработка, а стала приобретать и качество средства самореализации. Значительно возросло в связи с этим значение свободного времени. Возросла требовательность к качеству работы, её творческому характеру, возможности проявлять инициативу. Соответственно, и планирование бюджета времени перестало быть частным делом и превратилось в объект социальной политики по трём причинам: вопервых, технологический прогресс приводит к уменьшению затрат времени на производство единицы продукции; вовторых, люди хотят сами управлять своим временем, больше ценят независимость, автономию, возможность самореализации; в третьих, традиционное распределение времени не отвечает этим новым требованиям. Поэтому западные социологи /П. Блайтон, К.Нейланд, Дж.Хассард и другие/ считают, что в современном обществе одним из основных индикаторов неравенства является продолжительность рабочего дня и использование свободного времени. Для повышения качества жизни, по их мнению, необходимо не механическое перераспределение времени, а возвращение к утраченному единому и гармоничному строению времени. Тем самым мы можем констатировать наличие кризиса в исследовании времени общества как внешней формы /наподобие пространства/ организации деятельности.
Жизнь общества и индивида богаче и сложнее тех форм, в которых она исследуется в социологии и политэкономии: она требует именно философского подхода, изучающего объективное в его единстве с субъективным ( материального – с идеальным, имманентного – с трансцендентным) и через него. Именно поэтому мы вычленяем другие модели времени.
Принципиально другой подход ко времени /в соответствии с целями исследования/ мы наблюдаем у Г.Зиммеля. Характерной особенностью социологии Зиммеля является дуализм. Он считал, что мир может быть понят в терминах конфликтов и контрастов и что социальная жизнь состоит из субъектов, создающих внешние объекты, которые влияют на действующих субъектов, приводя к постоянной оппозиции между индивидами и объективными социальными фирмами.
Зиммель пытался преодолеть дуализм социальных форм /объективных социальных образований, которые он отличал от мотивов и психических состояний субъектов/ и реальной жизни индивидов, внешнего и внутреннего, объективного и субъективного. Это отразилось в его анализе социального времени. Главная проблема в анализе времени как возможно совместное существование социального порядка и социального изменения. Для Зиммеля стабильные социальные формы внешних объектов остаются фиксированными в течение определённого времени и действуют на индивидов как сдерживающий фактор. Он признавал наличие колебаний в этих принудительных формах и видел источник колебаний в индивидуальности субъектов. Человеческое поведение он рассматривал как полагающее себе границы и в то же время стремящееся их нарушить. Этот парадокс следствие другого, согласно которому время существует и не может существовать. С точки зрения логики динамической концепции, реальность не является временной, поскольку существует только настоящее. Прошлое уже не существует, а будущее ещё не существует. Прошлое и будущее границы, определяющие настоящее в точке своего столкновения. Но логика заставляет признать, что и настоящее не может существовать, если прошлое и будущее не существуют.
Однако это логическое доказательство неприложимо к развертыванию времени социальной жизни: здесь действуют и прошлое, и будущее, и настоящее. Дуалистическая философия и линейная концепция времени привели Зиммеля к двум разным подходам к понятию «жизнь». Во первых, он понимает жизнь как безграничную непрерывность потока, протекающего через ряд поколений. В этом смысле жизнь состоит из объективных исторических и культурных форм, сдерживающих индивида. Вовторых, жизнь детерминируется индивидуальным эгоизмом, противопоставляющим свой произвол культурному окружению и другим индивидам. Жизнь как сиюминутный процесс объединяет объективное и субъективное, фиксированное и изменяющееся и т.п. В этом смысле и состоит её парадокс, вечно существующий конфликт.
Третья модель социального времени была предложена в связи с тем, что культурологией и социальной философией было осознано: нельзя игнорировать качественную специфику различных цивилизаций, культур, стран. Благодаря О.Шпенглеру время стало рассматриваться как один из ключевых моментов, определяющих всю социальную жизнь и способы социального действия. «Контекст времени» не безразличен к любому явлению культуры, поскольку последнее есть «не только объект, но и символ», являющийся «излучением всего человека» /О.Шпенглер/, всего духовного в нём. Жизнь – это осуществление возможного, она разворачивается во времени. «С учетом признака направления возможное называется будущим, осуществленное прошлым. Само осуществление, средоточие и смысл жизни мы называем настоящим» /Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1993. С.203/. «Время» мыслится Шпенглером как особый способ понимания – понимания становления /в противоположность «пространству» как способу понимания ставшего/.
О.Шпенглер связал проблему времени с проблемой смысла: «Дело не в том, что представляют собою конкретные факты истории, взятые сами по себе как явления какого либо времени, а в том, что они означают и обозначают своим явлением» /Шпенглер О. Там же. С.132/.
Следует подчеркнуть, что интерес к социально историческому времени возник и развился, когда встала проблема Смысла: смысла человеческой жизни и человеческой истории. Смысл времени есть то значение, которое мы приписываем определённому моменту, независимо от того, сколько времени хронологического он длится и в какое время года происходит. Моменты времени неравнозначны, неоднородны. Иx значение для человека определяется степенью реализации его, человеческой, сущности, степенью достижения поставленных человеком перед самим собой целей и задач. Это и дало основание для пристального внимания именно к проблеме времени общества. Помимо вышеперечисленных причин, необходимость исследования социального времени в единстве с проблемой смысла обусловлена уникальностью социальных явлений. Именно уникальность, неповторимость социальных событий, как показал Г.Зиммель, рождают историческое время. Под историческим временем мы вслед за Г.Зиммелем подразумеваем один из аспектов времени социальной реальности, фиксирующий качественную наполненность определённого социального события и нахождение его в определённом пункте временного ряда.
Таким образом, наиболее интересные выводы исследований социального времени состоят в следующем:
1. Время в своей социально исторической форме выступает способом существования человеческого общества, его конечную субстанциальную основу составляет материальное производство, а субъектом выступает конкретно исторический человек.
2. Время не является внешней по отношению к происходящим в обществе процессам формой, а творится самими процессами, выражая соответствующие свойства господствующих социальных взаимодействий /таких как последовательность, повторяемость, ритм, темп, длительность и т. п./.
3. Содержание традиционной для человеческого познания проблемы времени раскрывается по новому на каждом этапе истории познания и культуры.
4. Хотя время общества является объективной формой его бытия, но его «наполнение», восприятие и оценка носят субъективный характер, детерминируются общественным субъектом. В определённом смысле время тоже выступает субъектом воздействия на социальные отношения и прогресс, становится активным фактором социальных процессов.
5. Социальное время есть высший уровень времени, поскольку лишь в человеческом обществе связь событий, ритм происходящего обеспечивается «не линейным детерминизмом слепых сил, а целеполаганием, сознательной борьбой за желаемое будущее» (В.П.Яковлев. Социальное время. Ростов н/Д 1980. С.51/. Внутренние же процессы низших временных уровней выступают как подчинённые социальному уровню.
6. Социальное время обозначает форму протекания социальных процессов, которые заключают в себе аспекты развития и функционирования, диахронии и синхронии. Следует не сводить понятие социального времени к понятию «время общества»; в структуре социального времени взаимодействуют время общества, время природы и время человечества.
7. Вся человеческая деятельность протекает во времени, но и само время выступает критерием этой деятельности.
Однако эти выводы не исчерпывают проблему социального времени, а напротив, являются лишь трамплином для дальнейшего анализа. Возникает ряд вопросов:
совпадают ли момент появления социальной реальности и момент осознания человеком себя во времени? к чему приравнивается социальный процесс, когда измеряют его время? можно ли считать, что любое социальное событие творит социальное время? когда мы различаем «объективное социальное время» и осознание этого времени субъектом, то что на самом деле становится объектом осознания: длительности социальных процессов или что либо ещё? является ли социальное время линейным? можно ли утверждать, что время нам дано непосредственно? На последний вопрос можно ответить отрицательно. Мы всегда имеем дело с определённым предметом, конечной сущностью, но никогда со временем как таковым, мы всегда имеем дело с тем, что Кант называл «схемами времени». Мы судим о времени косвенным образом: мы воспринимаем /и даже измеряем/ длительности, последовательности, изменения конкретных событий и процессов. Другими словами, реальностью, лежащей в основе такой абстракции как время, является последовательность упорядоченных событий. Вслед за механикой Галилея, приравнявшим видимую траекторию тела к чему то невидимому, но ощутимо текущему /времени/ и тем самым геометризировавшим время, люди приравнивали отрезки жизни различных процессов к отрезкам траекторий астрономических тел. Ощутив неравноценность социальных событий, человечество стало фиксировать вехи, важнейшие моменты в своём развитии в виде наиболее значительных событий. Веха при этом выполняла двойную роль: точки отсчёта и трансформатора скорости событий. В первом случае время как особая реальность не утрачивалось, а фиксировалось как качественная определённость именно данного процесса, как прерыв прежнего состояния, создающее условия для появления нового, как момент бытия видимого старого и невидимого нового. Интересно заметить, что слово «веха» в славянских языках обозначает «соломенный жгут» и родственно др.индийскому слову veskas, что означает «петля для удушения»/см.: М.Фасмер Этимологический словарь русского языка. СПб.: Азбука,1996. С.308/. Во втором эти пики времени и становились теми самыми точками бифуркации, в которых происходил выбор дальнейшего пути развития. Примечательно, что представление об «эпохе» включает в себя не только смысл «значительного момента», но и «задержки, остановки в счете времени» (см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т.4), что тоже можно интерпретировать как неосознанный отказ от чисто хронологического понимания времени. Этого нельзя сказать о слове «эра», которое первоначально означало « данное число», «статью расхода» (см. там же).
Социальное время и пространство
Сегодня очевидно, что без исследования категории времени немыслимо современное понимание общества и человека. Но это не значит, что время автоматически стало мыслиться как нечто релятивное, возникающее и исчезающее в зависимости от того или иного объекта. Напротив, понадобилось много усилий, чтобы реляционное понимание времени проникло в область социальной философии: «Проходит не время, а существование изменчивого во времени».
В общественных процессах также фиксируется повторяемость, последовательность, ритм и другие характеристики, являющиеся свойствами времени. Многообразный арсенал временных понятий, который используют конкретные науки, исследуя соответствующие реальности (стадия, эра, эпоха, период, век, возраст, фаза, цикл, ритм и т.д.), свидетельствует о полифоничности времени. При этом, когда мы используем понятие «время» в социальной науке, то вероятнее всего мы представляем себе ньютоновское время. Когда мы локализуем события в часовом и календарном времени, когда мы строим высказывания о длительности или о движении от пункта А в пункт Б, когда мы рассчитываем темпы изменения и когда исследуем последовательность социального действия и его организацию во времени = снова используем ньютоновское представление о времени.
О. Шпенглер связал проблему времени с проблемой смысла: «Дело не в том, что представляют собою конкретные факты истории, взятые сами по себе как явления какого-либо времени, а в том, что они означают и обозначают своим явлением».
Следует подчеркнуть, что интерес к социально-историческому времени возник и развился, когда встала проблема Смысла: смысла человеческой жизни и человеческой истории. Смысл времени есть то значение, которое мы приписываем определенному моменту, независимо от того, сколько времени хронологического он длится и в какое время года он происходит. моменты времени неравнозначны. неоднородны. Их значение для человека определяется степенью реализации его, человеческой сущности, степенью достижения поставленных человеком перед самим собой целей и задач. Это и дало основание для пристального внимания именно к проблеме времени общества. Помимо вышеперечисленных причин, необходимость исследования социального времени в единстве с проблемой смысла обусловлена уникальностью социальных явлений, Именно уникальность, неповторимость социальных событий, как показал Г. Зиммель, рождают историческое время. Под историческим временем мы вслед за ним подразумеваем один из аспектов времени социальной реальности, фиксирующий качественную наполненность определенного социального события и нахождение его в определенном пункте временного ряда.
Таким образом, наиболее интересные выводы исследований социального времени состоят в следующем:
1) время в своей социально-исторической форме выступает способом существования человеческого общества, его конечную субстанциальную основу составляет материальное производство, а субъектом выступает конкретно-исторический человек.
2) время не является внешней по отношению к происходящим в обществе процессам формой, а твориться самими процессами, выражая соответствующие свойства господствующих социальных взаимодействий (таких как последовательность, повторяемость, ритм, темп, длительность и т.п.).
3) содержание традиционной для человеческого познания проблемы времени раскрывается по-новому на каждом этапе истории познания и культуры.
4) хотя время общества является объективной формой его бытия, но его «наполнение», восприятие и оценка носят субъективный характер, детерминируются общественным субъектом. В определенном смысле время тоже выступает субъектом воздействия на социальные отношения и прогресс, становится активным фактором социальных процессов.
5) социальное время есть высший уровень времени, поскольку лишь в человеческом обществе связь событий, ритм происходящего обеспечивается «не линейным детерминизмом слепых сил, а целеполаганием, сознательной борьбой за желаемое будущее». Внутренние же процессы низших временных уровней выступают как подчиненные социальному уровню.
6) социальное время обозначает форму протекания социальных процессов, которые заключают в себе аспекты развития и функционирования, диахронии и синхронии. Следует не сводить понятие социального времени к понятию «время общества»; в структуре социального времени взаимодействуют время общества, время природы и время человечества.
7) вся человеческая деятельность протекает во времени, но и само время выступает критерием этой деятельности.
Как и время, пространство можно рассматривать с субстанциональных и реляционных позиций. Так, в концепции Ньютона абсолютное пространство мыслилось как вместилище тел, как бесконечная протяженность, вмещающая в себя всю материю. По аналогии с этим и социальное пространство часто отождествляют с «пустым местом», которое можно чем-то заполнить. В этом случае оно отождествляется с географическим пространством, границы которого определяются географическими зонами, с политическим пространством, очерченным государственными границами.
В рамках реляционного подхода пространство создается отношениями между телами, процессами и сущностями данной реальности. Социальное пространство, соответственно, образуется в ходе материализации исторически сложившихся форм совместной деятельности людей, оно закрепляется всей системой общественных отношений.
Почему же недостаточно для анализа социальных изменений таких традиционных понятий, как «развитие», «прогресс», «регресс» и т.п., а требуется введение новых, временных понятий, обозначающих определенные значения различных размерностей времени или названий эонов: Повседневность, История, Хронос, Современность. Не являются ли эти понятия искусственными добавлениями к действительному социально-философскому, экономическому или политологическому анализу? Нам думается, что все более широкое использование временных понятий происходит по двум причинам. Первая связана с попыткой увидеть во времени действительно активный фактор социальных изменений, с попыткой придать времени иной статус. Вторая причина возникает из необходимости зафиксировать не только сами по себе социальные, политические и экономические изменения, а их взаимозависимость в рамках определенного масштаба времени. Этот масштаб в разных исследованиях может быть различен.
Предложенное выделение первого диапазона темпоральности перекликается с мыслью Г. Зиммеля о квантах смысла, которые имеют свои «пороги уменьшения»: мы не можем бесконечно дробить исторические события на мгновенные картины, ибо в пределе исчезнет «индивидуальность явления». И напротив, поднимая единичные элементы события из их описательной конкретности, мы позволяем им сгущаться, тяготеть к собственному центру, воспроизводя тем самым реальное образование более высокого уровня, объединяющего их.
Нам представляется, что окончательно не решена и проблема прерывности и непрерывности времени. Общепризнанным является определение времени как длительности и последовательности состояний любого процесса. Анализируя время социального процесса, исследователь дробит его на отдельные временные этапы.
Однако еще Г. Зиммель указывал на проблему «пустых интервалов», которые никогда не удается заполнить до конца историку, дробящему историческое событие на атомы. По мнению классика социологической и культурологической мысли, подобная операция и не нужна: это лишило бы единство жизненности. Нам представляется важным подчеркнуть другую сторону данной проблемы: эти точки интервалов тоже есть схема времени, отделяющая один атом события от другого. Эта кажущаяся «пустота» не менее важна, чем то, что она отделяет. Не сознание определяет границу, порог уменьшения: он определен объективно, но не только содержанием единой жизненности события, но и сеткой наименьших значимых интервалов. Именно они фиксируют начало и конец события.
Линейность времени сейчас также поставлена под сомнение. Данное обстоятельство особенно характерно для исследований по проблемам социального времени. «Всем временным отношениям в мире свойственна определенная длительность, представляющая собой последовательность и рядоположенность сменяющих друг друга моментов и состояний» (Философский энциклопедический словарь). Но общество представляет собой переплетение самых разнообразных и разнонаправленных сил и действий, имеющих разный «возраст», находящихся на разных стадиях своего индивидуального развития, демонстрирующих специфическую ритмику и разнофазность. Поэтому реальное время общества складывается из времени субъектов и процессов, принадлежащих различным эонам и хроносам.
Примитивная линейная интерпретация истории была преодолена уже в древнем мире, например, у Аристотеля и Полибия. О повторяемости исторических событий, о возвращении к исходному состоянию и последующем возрождении и упадке размышляли царь Соломон в Экклезиасте, мудрецы Древнего Китая и Индии. Попытка выявить объективную «естественную» повторяемость в смене династий и форм государственного правления, в расцвете и упадке материальной и духовной культуры предпринималась и историками средневекового Китая, и арабскими философами позднего средневековья, и европейскими просветителями нового времени.
Считалось, что цикличный характер человеческой истории зависит от циклизма природных явлений. Так, в основу восточного календаря был положен месячный, годовой, двенадцатилетний циклы Луны, Солнца, Юпитера.
Как доказал Чижевский, последствия космических событий на Земле бывают катастрофическими. Но земные системы (атмосфера, недра, человек, животные) реагируют на них не одновременно. Так, земные недра запаздывают во времени на 15-20 лет в зависимости от их «подготовленности».
Циклический характер мировой истории был подмечен Д.Вико в «Основаниях новой науки об общей природе наций». Впоследствии, исследуя законы цивилизационного развития, А. Тойнби выявил циклы «чередования статики и динамики в ритме Вселенной». Принцип циклизма использован и в теории П. Сорокина: циклическая флуктуация трех социокультурных типов (идеационального, сенситивного, идеалистического).
Применительно к масштабам человеческой жизни давно был подмечен 12-летний цикл, нашедший свое отражение в циклах восточного календаря. Этот 12-летний цикл воспроизводил 12-летний же цикл Юпитера, который является причиной приливов на Солнце. Это обстоятельство было исследовано К. Фламмарионом.
Д. Кондратьев выявил «длинные волны» истории продолжительностью примерно 50 лет. В большинстве случаев экономисты пытаются раскрыть эндогенные механизмы разворачивания данных циклов, то есть выводят их движущие силы из самой экономической сферы, будь то перенакопление капитала и динамика нормы прибыли у марксистов или «пучки инноваций» у Й. Шумпетера и его последователей.
П. Сорокин сделал вывод о существовании ненаправленных, хотя и не отличающихся четкой периодичностью колебаний (флуктуаций) экономической, политической и профессиональной стратификации и мобильности. Во многих случаях время выступает внешним к социальным процессам способам измерения происходящих в них изменений.
Как видим, определенное понимание социального времени было предложено раньше, чем представление о существовании такового. Парадигма линейного времени всемирной истории была окончательно подорвана в концепциях Н. Данилевского и О. Шпенглера. Они же существенно обогатили представление о времени общества. В этих концепциях каждой культурой порождалось свое особое время (каждая из замкнутых культур у Шпенглера имеет свой темп развития, свою последовательность событий, обладает отведенным ей временем жизни) Ю а само время мыслилось не только как длительность, но и как прерывание этой длительности.
В ХХ в. рождается новое понимание действительности: мир впервые открывается как событие. Обогащается нелинейное понимание времени: появляются представления о маятникообразном движении, спиралевидном, волновом.
Победа реляционной концепции времени в области социальной философии была подкреплена появлением концепции нелинейной эволюции культуры. Нелинейная модель анализа истории, предложенная Ф. Броделем, базируется на двух концептуальных установках: концепции глобальной истории и категории длительной временной протяженности (la longue duree). Глобальная история имеет слоистую структуру, в которой отражается наличие в исторической действительности нескольких уровней. Глобальная история предполагает динамику взаимосвязанных уровней исторической действительности, которая осуществляется не в виде единонаправленной и равноускоренной эволюции, а представляет собой неравномерные, смещенные во времени движения, поскольку каждой исторической реальности свойствен свой временной ритм. Такая установка означает преодоление плоскостного взгляда на историю.
Наконец, следует отметить еще один подход: понимание времени как механизма координации культуры, социальных институтов и структур. Благодаря исследованиям Э. Дюркгейма и его школы время стали рассматривать как символическую структуру, которая способствует организации общества посредством временных ритмов. Дюркгейм интерпретировал время как коллективный феномен, как продукт коллективного сознания.
Для Дюркгейма все члены общества имеют общее временное сознание, время является социальной категорией мысли, продуктом общества. Коллективное время является суммой временных процедур, которые вместе взятые образуют культурный ритм данного общества.
Представления Дюркгейма о времени были связаны с ньютоновской парадигмой. (Существуют объективированные и видимые структуры, представленные социальными фактами.)