За что по мнению пушкина народ осуждает царя бориса
Александр Пушкин о Борисе Годунове
Подробнее в книге «Исторический фатализм России. Оковы смуты»
После окончания лицея Александр Пушкин не желал служить и быть скучным рядовым чиновником. Он постоянно просил у царя отпуск для занятия историей. Он объездил места, где бывал Емельян и написал о Пугачеве. Его интересовали многие вопросы, это и Екатерина Великая, переворот 1762 года и сложная спорная фигура Годунова.
Мы привыкли считать Пушкина гениальным поэтом и писателем, но это был и гениальный историк! Поражает, во-первых, интуиция Пушкина в самых сложных вопросах прошлого времени, во-вторых, точность характеристик, в-третьих, поэт не боится давать свою оценку. Он умеет понять, схватить, внедриться точно в самую суть, в самую глубину, в самое нутро исторической личности, в самую глубину исторического времени и процесса, попадает в самую десятку. Смотрите на примере Годунова, как поэт точно и метко дает характеристику!
Зять палача и сам в душе палач.
Точнее не скажешь. И не просто палач, а «вчерашний раб, татарин, зять Малюты».
Борис Годунов родился в 1552 году. Его отец, Фёдор Иванович Годунов по прозвищу Кривой, в Вяземском уезде был помещиком средней руки. По легенде из летописи начала XVII века, Годуновы происходили от татарского князя Чета, приехавшего на Русь во времена Ивана Калиты.
После смерти отца вяземского помещика Федора Кривого в 1569 году Бориса взял в свою семью его дядя Дмитрий Годунов. Незнатный Дмитрий Годунов с его владениями в Вязьме в опричнину был зачислен в опричный корпус, вскоре и сам он получил при дворе высокий чин главы Постельного приказа.
В 1570-м Борис Годунов стал опричником, в 1571-м был дружкой на свадьбе царя Ивана Грозного с Марфой Собакиной. В том же году Борис сам женился на Марии Григорьевне Скуратовой-Бельской, дочери Малюты Скуратова. Через два года после женитьбы своего второго сына Фёдора на сестре Годунова Ирине, царь Иван Грозный пожаловал Бориса званием боярина. Именно в опричнину незнатные Годуновы медленно, но верно поднимались по иерархической лестнице власти.
Размышляя о судьбе Годунова, нельзя не коснуться вопроса его греховности и каре божьей. За что народ так ненавидел и обвинял Годунова в воровстве власти? Почему народ считал его виновным во всех своих бедах и невзгодах? Занимался этим вопросом и Александр Пушкин.
Поэт не только продолжает характеристику Годунова, но и дает свою оценку.
Этот «вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач» своровал венец власти и занял место Мономаха! И здесь поэт не может сдержать своего возмущения и гнева по этому поводу!
Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты.
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха!
Сколько иронии, негодования и презрения к рабу и палачу! Действительно!
Какая честь для нас, для всей Руси! «Зять палача и сам в душе палач» посмел занять место царя!И это еще не все!
Царь выходит из собора. Боярин впереди раздает нищим милостыню.
Юродивый
Борис, Борис! Николку дети обижают.
Царь
Подать милостыню. О чем он плачет?
Бояре
Поди прочь, дурак! Схватите дурака!
Царь
Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.
(уходит)
Урок литературы на тему «Народ и власть в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»
Народ и его роль в трагедии Борис Годунов Александра Пушкина — сочинение
Борис Годунов описан Пушкиным всесторонне и исчерпывающе. Это превосходный отец, стремящийся дать счастье родным детям, праведный и внимательный властелин, размышляющий о благе народном, однако отчего же повсеместно он терпит поражение? Нет удачи и счастья его детям:
Я, может быть, прогневал небеса,
Я счастие твое не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь?
Белинский отметил, что уже в первой сцене трагедии «и исторически и поэтически верно обрисован характер Шуйского». Это глава боярской группы, потомок удельных князей «Рюриковой крови». Он сам не прочь занять престол московских царей, освободившийся после смерти царя Фёдора. Но Шуйский отлично понимает, что без помощи народа добиться своей цели он не может, и поэтому предлагает Воротынскому «народ искусно волновать». Но когда Борис избран, Шуйский превращается в «лукавого царедворца». Борису он выражает свою преданность, но полностью разделяет мятежные стремления Афанасия Пушкина. Шуйский — типичный придворный, «уклончивый, но смелый и лукавый».
В трагедии выведены и другие бояре: робкий и простоватый Воротынский; подлинный выразитель боярских взглядов Афанасий Пушкин; перешедший на сторону Самозванца Гаврила Пушкин, предок поэта, Голицын, Масальский и другие. Эти образы в трагедии Пушкину были необходимы, чтобы показать взаимоотношения царя и бояр, правящего класса и народа.
Перенося действие трагедии в Польшу, Пушкин изображает и феодальную польскую аристократию: Мнишека, Вишневецкого и других. Большое внимание уделено Марине Мнишек. «Мраморная нимфа», холодная красавица, Марина честолюбива, высокомерна, хитра. Не чувство любви, а жажда стать московской царицей руководит ею, когда она даёт согласие стать женой Самозванца.
В самом воздухе витает обвинение, что Годунов — убийца царевича Дмитрия. Бояре не решаются высказать это царю, им есть что терять, они хотят любыми средствами спасти свои привилегии, местничество, близость к трону.
В народе же постоянно бродит недовольство своим униженным положением, подчиненностью вся и всем. Порой оно выливается в бунты, заканчивающиеся ничем. Правители умеют вовремя остановить народ, умаслить его не столько действенными мерами, сколько сиюминутными подачками и посулами. Шуйский очень хорошо объясняет Борису сущность народа.
Пушкин показывает, что настоящая причина гибели Бориса заключается в тех силах, которые восстали против него. Здесь первое и основное место принадлежит народу. Народ и является главным героем трагедии Пушкина. Народу в композиции трагедии отведено центральное место: народ появляется в самом начале трагедии, он же и завершает её, уже после смерти Бориса и до вступления в Москву Самозванца; последний после сцены в лесу далее в трагедии уже не появляется. Не отдельные герои (Борис и Самозванец), а именно народ завершает трагедию.
Народ творец истории, подлинная основа государства. Без поддержки народа бессильны и цари, и бояре. Народ поддержал избрание Бориса на престол, а когда отвернулся от него, Борис погиб. Народ обеспечил победу и Самозванцу. Мощь народа безгранична.
В народе живёт неистребимое стремление к свободе, к борьбе с тиранией. Народ—это мятежная стихия, всегда склонная к восстанию против своих угнетателей. Афанасий Пушкин убеждённо заявляет Шуйскому: «Попробуй Самозванец им посулить старинный Юрьев день, так и пойдёт потеха». Умный Басманов говорит Борису: «Всегда народ к смятенью тайно склонен».
Сила народа — в присущей ему высокой нравственной чистоте, в отвращении к преступлениям. Он не может простить Борису убийства младенца. Народ не может простить и Самозванцу гибели вдовы и сына Годунова. Так народ выступает как грозный судья беззаконий и преступлений царской власти.
Пушкин на материале истории XVII века даёт ответ на важнейшие вопросы своей современности. Приближалось восстание декабристов; их слабость была в том, что они действовали в отрыве от широких народных масс.
Превосходя современных ему историков и писателей гениальным чутьём великого поэта, приближаясь к нашему пониманию роли народа в истории, Пушкин показывает и огромную силу народа, и исторически обусловленную слабость его в то время — в начале XVII века. Свергнуть тиранов народ может, но обеспечить себе благо и свободу, воспользоваться в народных интересах своей победой он не в состоянии. Причина этого — темнота, политическая несознательность народной массы. Пользуясь этой темнотой народа, политику творят цари и бояре, а не народ; плоды народной победы они присваивают себе. Пушкин отчётливо это показывает и в первых сценах трагедии («Красная площадь», «Девичье поле»), и в заключительной сцене.
Народ в драме изображен в движении, в формировании нравственного самосознания. Сцена первого появления народа на Красной площади приглашает задуматься об отдельной оторопи общенародной массы, очутившейся без венценосца:
О боже мой, кто будет нами править?
В последующем акте — на Девичьем поле — народ молит Бориса встать на престол. Однако это происходит по указанию бояр: «То ведают бояре». Как мы видим из реплик, которыми перекидываются расположившиеся в этом месте, существенная доля народной массы абсолютно безразлична к выбору государя. Для неё это попросту занятное представление.
В заключении драмы народ уже другой: он самостоятельно принимает активное участие в происходящем, не тая собственной ненависти к монаршему дому.
Образ. Характеристика
Годунов потомственный боярин. Если верить легенде, его предком был татарский князь. Он приходится зятем Малюты Скуратова.
…зять палача и сам в душе палач…
Борис Годунов являлся не только хорошим правителем, но и прекрасным семьянином. Сын и дочь главное в его жизни. Он искренне сопереживает горю дочери, потерявшей своего жениха. Скорбит по-покойному вместе с ней. С Феодором Борис постоянно беседует на волнующие его темы, наставляет на путь истинный, дает отеческие советы. Перед смертью признается сыну, что он для него дороже душевного спасенья.
…Чувствую, мой сын, ты мне дороже душевного спасенья…
Годунов хотел быть не только хорошим отцом для своих детей, он хотел стать отцом для всего русского народа. Вступая на престол он признавался боярам, что принимает власть со страхом и смиреньем, обещая быть благим и праведным. В этот момент Борис был искренен в словах. Он не лицемерил и не лукавил.
Несмотря на недостаточный уровень образования, он был умным человеком. Понимал, что за образованными людьми будущее. Признает высокое значение науки.
Простой и душевный человек с добрым сердцем и наделенный здравым смыслом. Властолюбие погубило его, потряся душу и внеся в нее адскую муку. Тревожная страсть довела его до преступления, отравив жизнь.
Несмотря на свойственную ему прямолинейность, Борис начинает хитрить, предпочитая отсиживаться в келье и делать вид, что ему чужда мысль о власти. Хотя именно ради нее была пролита кровь невинного младенца Дмитрия (царевича). От этих мыслей ему неспокойно. Он мечется, теряется. Становится мнительным и раздражительным. Частыми гостями в его опочивальне становятся колдуны.
…в своей опочивальне он заперся с каким-то колдуном…
Он советуется с ними. Ищет ответа на вопрос, сколько ему осталось царствовать. Спокойным будет его правление или нет. Борис перестает доверять простому народу, к которому раньше тянулся всей душой.
Характер его в корне меняется. Он уже не похож на прежнего Бориса Годунова. Он ужесточает расправу над боярами, ущемляет права крестьян, окончательно укрепляя крепостное право. Такая политика усиливает недоверчивое отношение к нему народа, которое в скором времени становится враждебным. Они стали приписывать ему то, чего он не совершал. Обвиняли в смерти жениха дочери и его сестры. Это было несправедливо, ведь он всегда был примерным отцом семейства. Люди перестали видеть в нем защитника. В их глазах он стал деспотом, который не только не заботится о благе народа, но и ухудшает и без того их шаткое положение. Для них он убийца. Все его попытки задобрить народ, всего лишь способ удержать смятенье и мятеж.
Хуже всего, то, что он не казнил людей явно. Он предпочитал отправлять их в ссылку, сажать в тюрьмы. Делать это не прилюдно, а втайне ото всех, но сути это не меняло.
…что пользы в том, что явных казней нет…
Спустя шесть лет правления Бориса Годунова Григорий Отрепьев, объявивший себя покойным царевичем Дмитрием, отправляется в Москву, чтобы свергнуть царя с престола. Когда до царя дошли слухи о самозванце, он приказывает арестовывать всех, кто хоть слово молвит о нем.
В разгар войны с Лжедмитрием, Годунов внезапно заболевает и скоропостижно умирает.
Образ Годунова – это образ типичного самодержавца, закончившего правление трагично по той причине, что он не учел силу и значение народа.
Урок литературы на тему «Народ и власть в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов»
«НАРОД И ВЛАСТЬ В ТРАГЕДИИ А.С. ПУШКИНА
1. Вступительное слово учителя.
Сегодня мы продолжаем начатый на прошлом уроке разговор о трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов». Эта историческая трагедия поднимает важнейшие вопросы, которые остаются актуальными и до сегодняшнего дня, например, проблема, обозначенная нами как одна из основных – проблема взаимоотношений человека, получившего неограниченную власть, и народа, который как раз и находится под этой властью.
2. Основные вопросы беседы:
— кого автор определил как главных действующих лиц трагедии?
— можно ли в связи с этим считать трагедию политической?
— кто является главной действующей силой в первых сценах трагедии?
— почему никакие происки бояр и духовенства не влияют на настроение народа? («Давай народ искусно волновать…»)
— каким изображается народ в начале пьесы? Как действует московская толпа в сцене уговоров Бориса взойти на престол?
— каково отношение народа к власти?
— чем объяснить разные высказывания народа о Годунове?
— почему народ не может представить жизнь без власти?
— легко ли добиться признания, находясь у власти?
— для чего Борису нужен факт народного избрания его на власть?
— в чем сила Бориса на первых порах его правления? Чтобы ответить на этот вопрос, прочитаем монолог Бориса из 6 сцены.
Монолог Бориса «Достиг я высшей власти…». Фрагмент х/ф «Борис Годунов».
— почему Годунов, полный самых добрых и просвещенных мыслей и намерений, становится, как и большинство его предшественников, тираном?
Монолог Пушкина «Такой грозе, что вряд царю Борису…»
— что начинает происходить, когда появляется реальная угроза власти Годунова?
— прочна ли власть, достигнутая через злодеяние?
Иллюстрация к образу Бориса Годунова
— чем отличается это изображение Бориса от ликов святых?
— почему никто: ни бояре, ни народ – не могут напомнить Борису, как он добился власти?
И все-таки есть один представитель народных масс, который может позволить себе сказать Годунову все, что он о нем думает. Послушаем фрагмент из оперы М. Мусоргского «Борис Годунов».
— кто из представителей народа может позволить себе сказать Борису все, что о нем знает и думает? (Традиция в русской литературе).
— как вы объясните выражение «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха»?
— за что отвергнут народом Годунов? Почему народ вдруг оказывается на стороне Лжедмитрия?
— итак, какое столкновение в трагедии можно считать главным?
— как созревает у Григория Отрепьева решение выдать себя за царевича?
— что предсказывает Отрепьеву его сон?
— что изменяется в положении Григория, когда он попадает к полякам?
— кто подогревает честолюбие в Отрепьеве?
— как он ведет себя на русской земле?
— что способно затмить Лжедмитрию власть?
— почему, несмотря на жестокое сопротивление, Лжедмитрий входит в Москву?
— в чем причина его побед?
— почему неизбежно крушение Лжедмитрия?
— анализ эпизода из к/ф «Борис Годунов» (сон Лжедмитрия).
— каким видится Лжедмитрию с высоты народ?
— каким способом Лжедмитрий достигает высшей власти?
— какова реакция народа на злодеяния Лжедмитрия? Почему «народ безмолвствует»? («Молчание народа – урок королям»)
— кому из героев в большей степени симпатизирует автор?
— в чем значение народных масс, народного мнения в крупных исторических событиях?
— доказывает ли история, что основу жизни и развития нации, государства составляет простая жизнь народа?
3. Заключительное слово учителя.
Народ и власть… Тема неисчерпаемая. И проблема неисчерпаемая. Власть – огромная ответственность и колоссальное испытание для человека. Но самое главное – я думаю, что вы со мной согласитесь – это, имея неограниченную власть, остаться человеком. Как показывает история, не каждому удается выдержать это испытание. Примеров тому десятки. Опять же власть может оказаться палкой о двух концах, потому что человек может стать заложником власти, а то и пешкой в чьей-то нечестной игре. Только нравственная власть пользуется уважением. Но можно ли допустить общество без высшей власти? Конечно, нет. Как говорил французский писатель 18 века Антуан Ривароль, «где нет власти, там умирает закон».
4. Домашнее задание: письменно ответить на вопрос: «Какими чертами, по-вашему, должен обладать человек, которому вы могли бы доверить власть?».
Философия и богословие власти в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов». Часть 2
|
Умирающий Борис Годунов и царевич Федор. Иллюстрация В. Фаворского к трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» |
Борьба Бориса со своей совестью – одна из коллизий трагедии. Суть драматического конфликта в том, что у Бориса есть чувство вины, которое не может перерасти в действенное покаяние. Слово «покаяние» происходит от «каяти» – «корить, укорять, огорчать». Но греческое μετάνοια, переводом которого является русское «покаяние», означает нечто другое, а именно – «перемену ума». Покаяние – это перемена сознания. Если Борис кается в первом из названных нами значений – укоряет себя, то покаяния в значении втором – перемены сознания, изменения себя – у него нет: он остается прежним. Поэтому он мучения совести испытывает, но не находит в них освобождения.
Тем не менее, в трагедии присутствуют несколько узловых моментов, когда для Годунова открывается возможность покаяния.
Одним из первых «звонков» для Бориса становится известие о появлении Самозванца, о «воскрешении имени Димитрия». Характерна реакция царя Бориса: если для боярской верхушки (как и для польской шляхты) самозванство Лжедмитрия несомненно, то Борис – один из немногих, кто сомневается в этом: ему кажется, что мертвый царевич воскрес и вызывает его на допрос:
Чтоб мертвые из гроба выходили
Допрашивать [1] царей, царей законных,
Назначенных, избранных всенародно,
Увенчанных великим патриархом?
В законности своего избрания, в святости чина венчания Борис пытается найти внутреннюю нравственную опору против воскресшего Димитрия. В первом столкновении с ужасающим призраком победа как бы достается Борису: Шуйский убеждает царя в смерти истинного Димитрия. Но в самом рассказе Шуйского уже сокрыто нравственное поражение Бориса: в нем засвидетельствовано нетление останков царевича:
Вокруг его тринадцать тел лежало,
Растерзанных народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен,
И свеж и тих, как будто усыпленный…
Черты лица совсем не изменились.
Законность поставления Бориса оказывается ничтожной перед «нетленным сном», святостью убиенного царевича.
Патриарх в данном случае представлен не как исторический характер, он – символ нелицемерной правды, скрытой под простодушием; «в делах мирских немудрый судия» чем-то напоминает юродивого Николку и блаженного царя Феодора Иоанновича, и именно патриаршими устами высказывается страшная для Годунова истина о святости убиенного царевича. Рассказ патриарха Иова имеет определенный символический подтекст и может быть отчасти назван притчей. Возможно, следующее утверждение парадоксально, но Годунов в чем-то подобен тому слепому старику, о чудесном прозрении которого рассказывает Борису патриарх.
И тот, и другой недугуют; и тот, и другой ищут исцеления то у колдунов, то в церкви. Но если старик не отличает дня от ночи, то Годунову застилают взор «мальчики кровавые»; если старик болеет телесной слепотой, то Годунов недугует душевной, ибо его духовные очи помрачены грехом и преступлением. Подобный символизм является традиционным для русской культуры, его корни скрыты в православном богослужении, прежде всего в службе Недели о слепом 6-го воскресенья по Пасхе: «Душевныма очима ослеплен, к Тебе, Христе, прихожду, яко же слепый от рождения».
В том, что в рассказе патриарха мы имеем дело с притчей, адресованной самому Годунову, убеждают нас слова царевича, обращенные к слепому:
Там помолись ты над моей могилкой,
Бог милостив – и я тебя прощу.
Применительно к слепому старику эти слова достаточно странны: если он и виноват, то перед Богом, Который только и может его простить. Свой полный смысл они обретают лишь как обращенные к царю Борису – убийце царевича, которому обещается прощение в случае покаяния. Годунов находится на грани гибели, его власть безблагодатна, а значит и бессильна перед демоническими стихиями, вызванными Расстригой. Раскаяние – единственное средство развеять бесовский фантом вокруг Самозванца:
Вот мой совет: во Кремль святые мощи
Перенести, поставить их в соборе
Архангельском; народ увидит ясно
Тогда обман безбожного злодея,
И мощь бесов исчезнет яко прах.
Однако подвиг подобного покаяния выше сил Бориса Годунова: причисление к лику святых отрока, заколовшегося, согласно официальной версии, в припадке падучей болезни, означало бы признание в его убийстве. Это все равно что совет Сони Мармеладовой Раскольникову: «Встань, поди, поцелуй землю, которую ты осквернил, и скажи всему миру: “Я убил”». После подобного покаяния Борису невозможно было бы оставаться на престоле, и единственно возможным выходом для него оставался бы монастырь. Но, как мы заметили выше, для Годунова монашество равнозначно смерти.
Даже в свой смертный час Борис цепляется за власть и жизнь:
Повремени, владыко патриарх,
Я царь еще…
Борису, занятому передачей власти, некогда принести покаяние:
О Боже, Боже!
Сейчас явлюсь перед Тобой – и душу
Мне некогда очистить покаяньем.
Борису действительно некогда, он существует в эсхатологическом режиме сжимающегося времени: в трагедии практически не показано его правление, о нем сжато говорится в монологе царя, показано лишь его крушение. И это спрессовывание времени связано с сжатием духовного пространства вокруг Бориса: в конце остается лишь он и его семья, его сын. И на краю гибели Борису Годунову сын оказывается «дороже душевного спасенья». С точки зрения новоевропейской, гуманистической, такой выбор нормален, но с христианской – подобный взгляд является кощунственным и гибельным: «Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин меня… Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10: 37, 39). Трагедия Бориса состоит в сознании им того, что он творит, делая безбожный и антихристианский выбор, но вместе с тем и уповает на Божественную милость и помощь:
Но Бог велик! Он умудряет юность,
Он слабости дарует силу…
Однако эти упования безосновательны. Все мудрые и замечательные советы царя Бориса сыну оборачиваются против Федора: Басманов, возвеличенный, несмотря на «боярский ропот», предает юного царя; «ослабление державных бразд» приводит к народному мятежу, ибо лично невинный Федор Годунов наследует безблагодатность и нераскаянность власти своего отца, неизжитые Борисом даже в момент смерти.
Сам Самозванец характеризует себя так:
Отношения Самозванца с Мариной также напоминают поведение людей декабристского круга; не случайно он, забывшись, в досаде называет ее «любовницей»:
Я не хочу делиться с мертвецом
Любовницей, ему принадлежащей.
Стихотворный размер монолога – шестистопный ямб – позволяет вставить другое слово – «возлюбленной»; но значимо, что Пушкин выбирает именно слово «любовница».
А слова Самозванца о поэзии: «Стократ священ союз меча и лиры», – звучат совсем уж по-декабристски.
Спасенный ли царевич,
Иль некий дух во образе его,
Иль смелый плут, бесстыдный самозванец.
Говоря о царе Иоанне Грозном, мы уже упоминали о сентенции Самозванца: «Тень Грозного меня усыновила». Самозванца усыновляет тот царь, о котором не стоит поминать к ночи, кто возмущает народы. Остановимся и на стихе «И в жертву мне Бориса обрекла». Если исходить из буквального смысла этих слов, то Самозванца нельзя иначе воспринимать, чем как языческого кумира либо демона, которому приносят человеческие жертвы. Вспомним слова псалма 105: «Служили истуканам их, которые были для них сетью. Приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам» (Пс. 105: 36–37). Наконец, патриарх Иов, выразитель церковной правды и праведности, называет Отрепьева «бесовским сыном, расстригой окаянным». Для него «обман безбожного злодея» непосредственно связан с «мощью бесов».
Но парадокс состоит в том, что А.С. Пушкин не демонизирует характер Отрепьева; напротив, он наделяет его многими привлекательными чертами, но факт остается фактом: если царь – помазанник Божий несет в себе образ Христа, то Самозванец исполняет страшную роль лжецаря-антихриста. В том и состоит гениальность Пушкина, что он рассматривает исторические характеры в их сложности, в их взаимодействии с окружающим миром, а также в их роли, назначении и целеполагании.
Где же он? Где старец Леонид?
Я здесь один, и все молчит,
Холодный дух в лицо мне дует,
И ходит холод по главе…
Нет, не вытерплю! Нет мочи! Чрез ограду да бегом.
Мир велик: мне путь-дорога на четыре стороны…
Хоть бы хан опять нагрянул! Хоть Литва бы поднялась!
Так и быть! Пошел бы с ними переведаться мечом.
Что, когда бы наш царевич из могилы вдруг воскрес.
Внушения «злого чернеца» падают на подготовленную почву; тем не менее, Григорий в сцене «Монастырская ограда» предстает исполнителем чужого замысла.
Из более поздней редакции сцена «Монастырская ограда» была исключена.
Единственная сцена окончательной редакции трагедии, по которой хоть как-то можно судить о мотивах решения Григория, – это сцена «Келья в Чудовом монастыре». Здесь замысел Отрепьева вызревает самостоятельно, хотя и под влиянием страшного рассказа Пимена о гибели царевича. Ключевыми становятся слова:
Он был бы твой ровесник
И царствовал; но Бог судил иное.
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил.
Пимен называет себя свидетелем. Это слово – не только судебный термин, у него есть и сакральный смысл. В свидетельстве сокрыто апостольство: перед Вознесением Христос говорит ученикам: «И вы будете мне свидетелями в Иерусалиме и даже до пределов земли» (Деян. 1: 8). Как известно, в греческом языке слово свидетель (μάρτυς) употребляется для обозначения понятия «мученик», и понимание мученичества как свидетельства глубоко укоренено в церковном предании: так, на паримийном чтении из пророчества Исаии, читаемом в память мучеников, мы слышим: «А Мои свидетели, говорит Господь, вы и раб Мой, которого Я избрал, чтобы вы знали и верили Мне, и разумели, что это Я: прежде Меня не было Бога и после Меня не будет. Я, Я Господь, и нет Спасителя кроме Меня” (Ис. 43: 10–11). А вот как воспринимает летописание Пимена Отрепьев:
А между тем отшельник в темной келье
Здесь на тебя донос ужасный пишет.
Донос всегда, а в пушкинское время в особенности, воспринимался как подлость; это понятие включено в семантический ряд: интриги, коварство, предательство, а для времени Московской Руси – еще и пытки, казни. Несколько упрощая, можно сказать, что если Пимен смотрит на историю, а значит и на власть, с библейской точки зрения, то Отрепьев – глазами политического психолога, и в этом восприятии выражена его воля к политической борьбе, воля к власти.
То, как пришел Отрепьев к решению стать Самозванцем, можно описать как прелесть, или тонкое мечтание. Ключевым для понимания этого мечтания становится сон Григория:
А мой покой бесовское мечтанье
Тревожило, и враг меня мутил.
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом,
И стыдно мне и страшно становилось –
И, падая стремглав, я пробуждался.
Пушкин мог знать это предание, параллели с которым явно видны в сне Отрепьева: толпа народа, окружающая башню, полет и падение.
Есть и еще несколько деталей, которые указывают на сон Отрепьева как на «бесовское мечтанье». Прежде всего, это сравнение Москвы с муравейником. Отсюда протягивается нить к словам Раскольникова в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»: «Свобода и власть, главное – власть над человеческим муравейником». Муравейник – символ «двуногих тварей миллионов», служащих «орудием» сверхчеловеку наполеоновского типа.
Следующая деталь – смех народа, «кипящего» под башней. Древнерусским сознанием смех воспринимался как демоническая стихия [19] ; и не случайно в стихире вечерни Великой пятницы ад называется «всесмехливым».
Исследователи уже обращали внимание на любовь Самозванца к поэзии [20] ; разбирали и первоначальный вариант сцены «Краков. Дом Вишневецкого», где есть такие слова: «Хрущов (тихо Пушкину): Кто сей? Пушкин: Пиит. Хрущов: Какое ж это званье? / Пушкин: Как бы сказать? По-русски виршеписец / Иль скоморох. Самозванец: Прекрасные стихи. / Я верую в пророчества пиитов». Выстраивается такой ассоциативный ряд: Самозванец-поэт, поэт-скоморох, всенародный смех над шутом. И «пророчества пиитов» странно смыкаются с пророческим сном.
Наконец, в пророческом сне присутствует еще и такая важная деталь, как башня, символизирующая возвышение и указывающая на подсознательное стремление Отрепьева к верховной власти, которое вдруг прорвалось в его словах:
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Какое же место отводит себе Григорий за царской трапезой и на пире жизни?
И здесь обнаруживается, как воспринимает Отрепьев власть: как и для Годунова, власть для него – источник наслаждения, а не крест, не долг. Сам Отрепьев понимает греховность подобной установки, но, как и царь Борис, откладывает спасение на конец жизни:
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться.
Пимен, понимая его состояние, указывает ему на тленность и конечность земного наслаждения, оборачивающегося искушением и горечью, и на бесконечное блаженство, заключенное в святости:
Не сетуй, брат, что рано грешный свет
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе Всевышний. Верь ты мне:
Нас издали пленяет слава, роскошь
И женская лукавая любовь.
Я долго жил и многим насладился,
Но с той поры лишь ведаю блаженства,
Как в монастырь Господь меня привел.
Здесь мы видим глубокое философское определение разницы между наслаждением, которое нравственно не ориентировано, обманчиво и скоротечно, и блаженством, связанным с духовной жизнью и исполнением морального долга, постоянным и неизменным. В рассказе Пимена есть и важная для А.С. Пушкина тема исхода, отречения от мира – преображения власти в монашеский подвиг.
Повествуя об убийстве царевича, Пимен рассказывает и о чуде:
Укрывшихся злодеев захватили
И привели пред теплый труп младенца,
И чудо – вдруг мертвец затрепетал.
«Покайтеся!» – народ им завопил.
В беседе с патером Черниковским демонизм и лживость Самозванца проступают еще ярче. Во-первых, этот диалог ведется после тайного перехода Самозванца в католичество и отречения от православной веры. Во-вторых, само это обращение является неискренним и лживым, о чем свидетельствует хотя бы явно неисполнимое обещание за два года привести «всю северную Церковь под власть наместника Петра». Откровенной дезинформацией выглядит и утверждение Отрепьева о духе русского народа:
В нем набожность не знает исступленья:
Ему священ пример царя его.
Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.
Достаточно вспомнить сцену «Келья в Чудовом монастыре», чтобы понять лживость этих утверждений: народ, выдвигающий таких старцев, как Пимен, не может быть религиозно индифферентным; и, как мы видим из характеристики Пименом Годунова, далеко не всякий пример царя священен для народа.
Позднее сам Самозванец признается Марине:
Виновен я. Гордыней обуянный,
Обманывал я Бога и людей.
Со своими сторонниками Самозванец играет по всем правилам манипулирования людьми, задевая наиболее значимые их стороны. Характерен его разговор с поляком: «Самозванец: Ты кто такой? Поляк: Собаньский, шляхтич вольный. / Самозванец: Хвала и честь тебе, свободы чадо! Вперед ему треть жалованья выдать». Как комична эта сцена, где возвышенное «свободы чадо» преспокойно соседствует с низменной «третью жалованья» – соположить их может только явный циник.
Стократ священ союз меча и лиры…
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг: благословится подвиг,
Его ж они прославили заранее!
При этом Самозванец явно презирает своих соратников и благодетелей; вот что в досаде он говорит Марине:
Явился к вам, Димитрием назвался
И поляков безмозглых обманул.
Он убежден в своем избранничестве судьбой и рассматривает людей как орудия судьбы:
Но до определенного момента Отрепьев не замечает – или предпочитает не замечать, – что сам становится орудием поддерживающих его сил и судьбы, функцией и знаком, что он не самостоятелен. Более того, он делается заложником своего самозванства.
Встреча с Мариной Мнишек в саду у фонтана открывает Григорию многое. Он алчет любви к именно к себе, к себе как человеку, а не как к царевичу и претенденту на московский престол. В нем просыпается живой, искренний, страдающий человек. Но… Любимую женщину он интересует лишь как носитель высокого сана, как социальная функция, и под напыщенными словами о высоком назначении кроется желание поскорее стать московской царицей, но не связываться с претендентом, если его дела сомнительны. Самозванец видит это и в «порыве досады» открывается Марине. Его ревность парадоксальна: он ревнует к самому себе, точнее – к своей личине, к воскрешенному им призраку. С другой стороны, она понятна: Григорий отчаянно пытается освободиться как от панциря лжи, так и от оков иерархичного, статусного мира, где человека ценят не по его доблестям и достоинствам, а по имени и званию, – ради этого он рискует жизнью и карьерой.
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа,
Так должен уж, по крайней мере, ты
Достоин быть успеха своего.
И сам Самозванец вынужден признать свою зависимость и ангажированность:
Я им (то есть королю и вельможам. – д. В.В.) предлог раздора и войны,
Им это только нужно.
Одно из ключевых слов этого монолога – слово «игра»:
Прощай навек. Игра войны кровавой…
Тоску любви, надеюсь, заглушит.
Сравним отношение к войне реалиста Бориса Годунова, для которого война – беда: «В прежни годы, / Когда бедой отечеству грозило, / Отшельники на битву сами шли».
Отныне Самозванец безвозвратно ввергается в призрачный мир «кровавой игры» и абсолютной лжи. Его не просто усыновляет тень Грозного, он сам становится тенью царевича Димитрия, а также – своей собственной, отрекаясь от своей личности. И потому что он тень, призрак, он оказывается неуязвимым: если Годунов терзается муками совести и испытывает раздвоение, то Лжедимитрий внутренне целостен и непротиворечив, его не может мучить внутренняя неправда, ибо он весь пропитан ею.
…иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
И в главе 6 романа «Евгений Онегин» сон ассоциируется со смертью:
Как в страшном, непонятном сне,
Они друг другу в тишине
Готовят гибель хладнокровно.
Еще ярче эта ассоциация в стихотворении «Наполеон» (1821):
Европа гибла; cон могильный
Носился над ее главой.
Итак, сон Самозванца и в начале, и в конце трагедии может быть связан со смертью, суетой, тщетностью. Однако он имеет еще одно значение: Лжедимитрия можно ассоциировать с Наполеоном – «исчезнувшим, как тень зари» ночным гостем стихотворения «Недвижный страж дремал на царственном пороге» (1824):
Отметим, что Самозванца также называют «чудным»: «Опасен он, сей чудный Самозванец», – говорит Борис Годунов. По ходу трагедии он воспринимается и как «посланник Провиденья»: «Хранит его, конечно, Провиденье».
На то, что Наполеон незримо присутствует в трагедии, указывает одна значимая деталь – обещание Басманова Годунову:
И замолчит и слух о Самозванце;
Его в Москву мы привезем, как зверя
Заморского, в железной клетке.
Димитрия ты помнишь торжество
И мирные его завоеванья,
Когда везде без выстрела ему
Послушные сдавались города,
А воевод упрямых чернь вязала?
Эта картина не вполне верна относительно похода Самозванца: ему оказал ожесточенное сопротивление Новгород Северский, где воеводой был Басманов, но зато она полностью соответствует наполеоновским Ста дням, когда, действительно, без единого выстрела ему сдались Гренобль, Лион и наконец Париж.
Есть и еще один «наполеоновский след» в трагедии – слова капитана Маржерета: «Puisque le vin est tiré, il faut le boire» – «Когда вино откупорено, его надо выпить». Это любимая поговорка Наполеона, легко узнаваемая современниками Пушкина.
Наполеоновский след в трагедии многое объясняет в ней, и прежде всего психологию толпы, психологию народа:
…бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
На феномене постоянной удачи, «бесстыдной отваги», постоянной авантюры и держался Наполеон; но как только удача отвернулась от него, рухнул его режим. Портрет «изменчивой, мятежной черни, преданной пустой надежде», точно соответствует состоянию французского общества времен революции и наполеоновских войн – позднее М.Ю. Лермонтов кинет французам горький, но справедливый упрек:
Как женщина, ему вы изменили,
И, как рабы, вы предали его!
(Последнее новоселье. 1841)
Однако в трагедии есть еще одна тема, связывающая ее с революционным и наполеоновским временем, – ниспровержение легитимизма и утверждение «популистского», демократического принципа. Характерен диалог Пушкина и Басманова. Жалкая попытка Пушкина легитимизировать Самозванца проваливается, и тогда он выдвигает совершенно иную аргументацию:
Россия и Литва
Димитрием давно его признали,
Но, впрочем, я за это не стою.
Быть может, он Димитрий настоящий,
Быть может, он и Самозванец. Только
Я ведаю, что рано или поздно
Ему Москву уступит сын Борисов.
Боярин Пушкин откровенно объясняет источник силы Самозванца:
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою подмогой –
А мнением, да! мнением народным.
Пушкин понял, что «мнение народное» для истины глухо и равнодушно – для него важна польза и выгода. Характерен монолог Пушкина на Лобном месте:
Московские граждане!
Мир ведает, сколь много вы терпели
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги
И труд, и глад – все испытали вы.
Димитрий же вас жаловать намерен,
Бояр, дворян, людей приказных, ратных,
Купцов, гостей – и весь честной народ.
Вы ль станете упрямиться безумно
И милостей кичливо убегать?
Бессовестность подобной агитации очевидна: жаловать одно сословие можно только за счет другого, все слои общества одновременно награждать невозможно, как нельзя представить себе государство без трудов и налогов. Однако народ поддается на нее, поскольку исполняется его давнишняя мечта – о свободе и добром царе-отце, но без государства, без поборов, без казней и опал.
В сущности это революционная утопия, которую довольно точно определил Максимилиан Волошин:
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И Родину народ
Сам выволок на гноища, как падаль.
(Мир. 1917)
Обещая царские милости, «любовь и мир» и одновременно устрашая «сопровожденьем грозным», боярин Пушкин действует в рамках политической технологии, сходной с той, что употреблял Годунов: «А он умел и страхом, и любовью, и славою народ очаровать». Но если царь Борис пользуется ею для укрепления государства, то Самозванец и его клевреты – для его развала, ибо кажут «врагу заветную дорогу в красную Москву». И тем не менее иллюзия «природного», чудесно спасшегося царевича оказывается слишком могущественной, в том числе и потому, что народ чувствует себя хозяином положения, властителем (пусть временным) Руси. Кульминацией сцены «Лобное место» становится появление мужика на амвоне. Он служит символом крестьянского бунта – разинского [35] или пугачевского. Клич «В Кремль! В царские палаты! / Ступай! Вязать Борисова щенка!» – знак полного ниспровержения всей государственной парадигмы, традиционного уважения к царскому сану, своего рода попрания прежних святынь, поругания прежде священного царского имени, а затем – и призыва к народной, мужичьей власти. Но Пушкин показывает и то, что простой народ органично неспособен к самостоятельному правлению: как только Годуновы свергнуты, народ становится прежней инертной массой, послушной начальству – «Расступитесь, бояре идут». В народной толпе «у каждого свой ум и толк»: одни жалеют сверженных Годуновых, другие злорадствуют. В результате народ оказывается неспособен к энергичному действию, даже когда на его глазах совершается явное преступление. Этот паралич «народного мнения» выражается в заключительных ремарках: «Народ в ужасе молчит», «Народ безмолвствует».
Конечная фраза трагедии «Народ безмолвствует» неоднократно анализировалась в научной литературе. Пушкин, вероятно, знал слова Авраамия Палицына о наказании Руси «за безумное молчание всея земли» перед Годуновым и, возможно, использовал их, но в ином контексте.
В сцене «Дом Борисов» есть важная деталь: под стражу были взяты Мария Годунова – жена Бориса и его дети Феодор и Ксения, но в конечной сцене показаны только они, и к ним обращена жалость части народа: «Малые пташки в клетке»; они перестают быть частью ненавистного рода и становятся только обиженными сиротами. Таким образом, Самозванец, приказавший умертвить Федора Годунова, сам становится детоубийцей и цареубийцей. На глазах у потрясенного народа рушится красивый миф о добром, благостном «царевиче», чудесно спасенном от гибели, идущем с «любовью, миром». «Московские граждане» увидели в нем второго Годунова с его жестокостью, прагматизмом, а главное – ложью, и поняли, что они стали жертвой грандиозного обмана и заложниками вновь безблагодатной власти, но куда более циничной, неправедной и безбожной, чем прежняя. Пока народ бессилен что-либо изменить, но это «безмолвие» является грозным предупреждением Самозванцу и предвестием его скорого падения и новых потрясений для России.